– Со своей стороны я не считаю, что у Лондона есть какие-то большие преимущества над селом, кроме магазинов и общественных мест. В селе – гораздо приятнее, правда, мистер Бингли?

– Когда я в деревне, – ответил он, – мне совсем не хочется возвращаться в город; а когда я в городе, то получается наоборот. И деревня, и город имеют собственные предпочтения, и я буду чувствовать себя одинаково хорошо и там, и там.

– Это потому, что у вас такой характер. Но тот господин, – она посмотрела при этом на Дарси – кажется, считает, что село – это вообще ничто.

– Ну ладно, мама, вы ошибаетесь, – сказала Элизабет, краснея за свою мать. – Ты совсем не поняла мистера Дарси. Он хотел лишь сказать, что в селе не встретишь такого разнообразия людей, как в городе, и ты должна признать, что так оно и есть.

– Милочка, но никто и не говорил, что это не так. Но по количеству людей в нашей округе, то мало таких, где жителей больше, чем у нас. Я точно знаю, что мы поддерживаем отношения с двадцатью четырьмя семьями.

Только нежелание поставить Элизабет в неприятное положение помогло Бингли сохранить невозмутимое выражение лица. Однако его сестра была менее деликатной и поэтому с очень красноречивой улыбкой посмотрела на мистера Дарси. Элизабет, желая сказать что-то такое, что отвлекло бы мысли ее матери от этой темы, быстро спросила ее, не заходила ли случайно в Лонгберн Шарлотта Лукас после того, как сама она пошла навестить Джейн.

– Да, заходила вчера вместе со своим отцом. Уильям такой приятный, правда, мистер Бингли? Такой стильный, такой благородный и непринужденный! И для каждого у него найдется что сказать. Именно так я и представляю себе хорошее воспитание; те же, кто о себе очень высокого мнения и никогда не соизволят открыть рот, зря считают, что именно они хорошо воспитаны.

– Шарлотта с вами обедала?

– Нет, она предпочла уйти домой. Кажется, для того, чтобы помочь с приготовлением сладких пирожков. Что касается меня, мистер Бингли, то для такой работы я всегда держу слуг, и мои девушки воспитаны по-другому. Но каждый сам себе судья, а сестры Лукас – девушки очень приятные, уверяю вас. Жаль, что они некрасивые! Нет, я вовсе не думаю, что Шарлотта очень невзрачна! К тому же она – наша хорошая подруга.

– Кажется, она – очень приятная молодая женщина.

– Ну что вы, конечно же, но все равно нужно признать, что она некрасивая. Леди Лукас сама об этом часто говорила и завидовала мне, что Джейн такая красавица. Не хочу хвастаться собственным ребенком, но действительно – не часто встретишь девушку, красивую, как Джейн. И это все говорят, это не только мое пристрастное мнение. Когда ей было только пятнадцать и мы приезжали в город к моему брату Гардинеру, один господин так влюбился в нее, что невестка уже думала: он сделает ей предложение, пока мы будем в Лондоне. Но почему-то он этого не сделал. Возможно, она показалась ему слишком молодой? Однако он посвятил ей несколько стихотворений, причем очень неплохих.

– И на этом его любовь и кончилась, – раздраженно сказала Элизабет. – Мне кажется, что такая же судьба постигла не одну пылкую страсть. Интересно, кто первый догадался лечиться от любви с помощью поэзии? Способ очень эффективный!

– Я всегда считал поэзию пищей любви.

– Возможно – если речь идет о любви изящной, крепкой и чистой. Все может быть пищей для чувства, уже успевшего окрепнуть. Но если это только чахлая и неопределенная симпатия, то я убеждена: достаточно одного хорошего сонета, чтобы она отдала Богу душу.

Дарси только улыбнулся; а общее молчание, наступившее после этих слов, заставило Элизабет трепетно ожидать – не примется ли случайно матушка опять за свое? Ей очень хотелось как можно скорее что-то сказать, но ничего не приходило в голову; поэтому после непродолжительной тишины миссис Беннет снова начала благодарить мистера Бингли за его доброту к Джейн и извиняться за те неудобства, которые им причиняет еще и Лиззи. Мистер Бингли ответил непринужденно и вежливо, что заставило быть вежливой также его младшую сестру, которая высказалась, как и положено в таких случаях. Свою роль она играла не слишком удачно, но миссис Беннет этим все равно удовлетворилась и вскоре велела подать карету. Тут младшая ее дочь как по сигналу выступила вперед. В течение всего визита две девушки все время о чем-то перешептывались, и в результате самая младшая из них укоризненно напомнила мистеру Бингли, что когда он впервые появился в их округе, то обещал устроить бал в Недерфилде.

Лидия была высокой и уверенной в себе девушкой крепкого телосложения с добродушным выражением лица, которое имело прекрасный цвет. У своей матери она была любимицей и благодаря этому еще в раннем возрасте начала появляться в обществе. Она отличалась чрезвычайной жизнерадостностью и врожденным чувством собственной значимости, переросшим в самоуверенность из-за любезного внимания со стороны офицеров, чувствовавших расположение Лидии благодаря щедрым обедам, которые давал ее дядя, а также благодаря ее непринужденным манерам. Поэтому она безо всякой неловкости обратилась к мистеру Бингли по поводу бала и прямо напомнила ему о его обещании, добавив при этом, что если он его не сдержит, то не избегнет позора на весь мир. Его ответ на такое внезапное нападение прозвучал прекрасной музыкой в ушах ее матушки.

– Уверяю вас, что я абсолютно готов выполнить свое обещание; когда выздоровеет ваша сестра, то, пожалуйста, – вы сами сможете назвать точную дату бала. Вы же не собираетесь танцевать во время ее болезни?

Лидия заявила, что она довольна услышанным.

– Да, конечно! Лучше подождать, пока не выздоровеет Джейн, а там глядишь – и капитан Картер вернется в Меритон… А после того, как бал устроите вы, я буду настаивать, чтобы они тоже устроили бал. Я скажу полковнику Форстеру, что когда он этого не сделает, то это будет позор на весь мир.

После этого миссис Беннет с дочерьми уехала, а Элизабет сразу же вернулась к Джейн, оставив свое поведение и поведение своих родственников в жертву комментариям со стороны двух дамочек и мистера Дарси. Женщины начали порицать ее, однако, несмотря на все те шпильки, которые отпускала мисс Бингли по поводу прекрасных глаз, ей так и не удалось привлечь последнего к этому занятию.

Раздел X

Следующий день прошел почти так же, как и предыдущий. Несколько утренних часов миссис Херст и мисс Бингли провели с больной, которая хоть и медленно, но поправлялась; а вечером Элизабет присоединилась к обществу в гостиной. Однако на этот раз столика для игры в мушку не было. Мистер Дарси писал письмо своей сестре, а мисс Бингли, сидя возле него, наблюдала за этим процессом, время от времени мешая ему просьбами приписать что-нибудь от своего имени. Мистер Херст и мистер Бингли играли в пикет, а миссис Херст наблюдала за игрой.

Элизабет занялась шитьем, не без любопытства прислушиваясь к разговору между Дарси и его приятельницей. Непрерывные похвалы со стороны мисс Бингли то относительно его почерка, то относительно аккуратности строк или объема самого письма – в сочетании с полным равнодушием к похвалам, которую проявлял Дарси, составляли интересный диалог, который полностью совпадал с представлением Элизабет о каждом из них.

– Мисс Дарси так обрадуется, когда получит это письмо!

Он не ответил.

– Вы так необыкновенно быстро пишете.

– Вы ошибаетесь. Я пишу довольно медленно.

– Наверное, в течение года вам приходится писать очень много писем! И деловых – тоже! Они кажутся мне такими скучными!

– Поэтому радуйтесь, что заниматься ими приходится мне, а не вам.

– Пожалуйста, напишите вашей сестре, что я соскучилась по ней.

– По вашей просьбе я уже это сделал.

– Кажется, ваше перо плохо пишет. Давайте я вам его подточу. Я очень хорошо умею это делать.

– Спасибо, но я всегда сам точу свои перья.

– Как вам удается писать такими ровными рядами?

Он промолчал.

– Передайте вашей сестре, что я рада ее успехам в игре на арфе; и, пожалуйста, напишите ей, что я просто в восторге от выполненного ею замечательного эскиза стола и мне он кажется намного лучше того, который сделала мисс Грантли.

– Может, вы мне позволите отложить ваши восторги до моего следующего письма? Сейчас у меня нет для них надлежащего места.

– О, это не имеет большого значения. Все равно я увижу ее в январе. А вы всегда пишете ей такие прекрасные длинные письма, мистер Дарси?

– Обычно они длинные, а прекрасны они или нет – решать не мне.

– Я всегда считала, что человек, способный писать длинные письма, не может писать плохо.

– Кэролайн! Такой комплимент для Дарси не годится, – воскликнул ее брат. – Потому что письма даются ему нелегко. Он нарочно подыскивает более длинные слова. Правда, Дарси?

– Мой стиль письма очень отличается от твоего.

– Конечно! – воскликнула мисс Бингли. – Чарльз пишет так небрежно! Половину слов он забывает написать, а остальные – вычеркивает.

– Мои мысли несутся так быстро, что мне не хватает времени выражать их, поэтому адресаты иногда ничего не понимают в моих письмах.

– Мистер Бингли, – обратилась к нему Элизабет, – ваша скромность устраняет всякое желание упрекать вас.

– Нет ничего более обманчивого, – сказал Дарси, – чем кажущаяся скромность. Часто за ней кроется лишь пренебрежительное отношение к чужому мнению, а иногда – скрытое самовосхваление.

– А к какому из этих двух типов ты относишь мое недавнее небольшое проявление скромности?

– К косвенному самовосхвалению, потому что в действительности ты гордишься недостатками своего письма, потому что считаешь их вызванными скоростью твоих мыслей и собственной небрежностью при высказывании их в письме; а последнее – на твое убеждение – не будучи похвальным, является зато очень оригинальным. Тот, кто имеет способность делать что-то быстро, всегда восхваляет это свое качество, часто не обращая никакого внимания на небрежность исполнения. Когда ты говорил сегодня утром миссис Беннет, что, собираясь покинуть Недерфилд, сделаешь это за пять минут, в твоем воображении это было панегириком, чем-то вроде комплимента самому себе. А действительно ли достойна похвалы такая поспешность, при которой идет кувырком очень важное дело и от которой нет никакой пользы ни тебе, ни другим людям?