Что может быть ужаснее собственной беспомощности? Она во власти этого человека. Вряд ли он причинит ребенку зло, но забыть слова, в которых прозвучала угроза, просто невозможно.

Всю ночь Эйприл безропотно следовала за Маккензи. Было холодно, и она продрогла до костей, несмотря на то, что в лагере натянула на себя все что можно и даже толстой вязки шерстяную кофту. Но как там Дэйви? Нагнав Маккензи на повороте дороги, Эйприл увидела, что ребенок, укутанный в одеяло, сладко спит в его объятиях. Ей сразу стало легче.

Она попросила отдать ей сына, но Маккензи лишь покачал головой.

Вот так! Роли поменялись. Теперь она — его пленница. И Дэйви. Эйприл ехала, вцепившись обеими руками в поводья. Когда-то она неплохо держалась в седле, но вот уже пять лет ездить верхом не доводилось. Господи, как она измучена! Вообще все это путешествие — суровое испытание.

Скорей бы привал. Но Маккензи, судя по всему, не собирался останавливаться. Можно подумать, он совсем не устал. Пикеринг говорил, что индеец превосходный наездник. Теперь она и сама это видит. Он и его конь словно одно целое. Ему и седло, по всей видимости, нужно лишь для поклажи. Навьючил на своего коня, приторочив к седлу, все, что удалось прихватить в лагере. Господи, хоть бы словом с ней обменялся! Эйприл вздохнула. Да что он за человек, в конце концов? Отобрал сына — и никаких угрызений совести. Правда, когда Дэйви заснул у него на руках, ее поразило непривычно мягкое выражение лица Маккензи. А может, это ей всего лишь показалось?

— Мамочка! — прозвенел тоненький голосок.

В мгновение ока Эйприл очутилась рядом.

— Я здесь, Дэйви, не бойся, сынок, — сказала она ровным тоном, стараясь успокоить ребенка. — Все в порядке.

Она подняла на Маккензи глаза. В ее взгляде была просьба подтвердить то, что она собиралась сказать.

— Скоро привал, сыночек, и там мы погуляем и отдохнем.

Маккензи кивнул. При этом он скользнул по Эйприл одобрительным взглядом, который ни с того ни с сего заставил ее затрепетать.

Вот это новость! Разве для нее так важно его одобрение? Да, ответила она сама себе без промедления. Да, потому что заслужить его совсем не просто.

Нет, она определенно не в своем уме! Эйприл задумалась. Это же преступник… Убил человека, грозился убить Дэйви… И его рука, конечно, не дрогнет, если придется выбирать между Дэйви и собственной свободой. О Господи, вместо того чтобы думать о том, каким образом заслужить его одобрение, не разумнее ли задуматься, как выбраться из ловушки, в которую она попала? Надо бежать… Но куда? Кругом незнакомая местность, враждебно настроенные индейцы. Им не выжить одним.

Они остановились возле ручья. Маккензи приподнял Дэйви и бережно опустил на землю, а потом кивнул Эйприл. Она правильно поняла этот жест: Маккензи останется в седле, пока она не спешится. Опасается, а вдруг она удерет. Чудак! Без Дэйви?

Через минуту, взяв лошадей под уздцы, Маккензи повел их на водопой.

Эйприл с трудом сделала несколько шагов, пошатнулась и едва не упала. Обняв Дэйви, она так крепко прижала его к себе, что он начал брыкаться.

— Я хочу пить, — заявил мальчик и потащил мать к ручью.

Пригоршнями черпая воду, они наслаждались прохладной влагой.

Эйприл умыла сына, умылась сама и сразу почувствовала себя бодрее. Потом сводила сынишку оправиться в небольшую рощицу. Когда они вернулись, Маккензи сидел на берегу, опустив в воду сбитые в кровь ноги. Стащив с себя грязную рубашку, он стал рвать ее на бинты.

Охваченная внезапным порывом, Эйприл подошла к нему, но вдруг заколебалась. Если она предложит свою помощь, не получит ли опять резкую отповедь?

Он кинул на нее недоверчивый взгляд.

Вот, пожалуйста! Отовсюду ждет подвоха. Казалось бы, чего ее опасаться, если теперь она целиком в его власти?

— Разве можно перевязывать грязными лоскутами кровоточащие раны?

Маккензи вскинул бровь, но не произнес ни звука.

Эйприл передернула плечами. Не хочет говорить — его дело. Она стянула с себя кофту, сняла одну из многочисленных блуз, которые надела на себя, чтобы согреться. Совершенно чистая блузка. Не говоря ни слова, она протянула ее Маккензи.

На его лице не отразилось никаких эмоций, однако он взял блузку и с помощью ножа раскромсал на несколько длинных полос. Молча забинтовал израненные ступни. Затем вымыл руки и стал обматывать запястье левой руки, которое все еще кровоточило.

Эйприл наблюдала. В течение нескольких секунд он пытался завязать зубами узел, но это ему не удавалось. Она подошла к нему и перевязала рану так, как положено. В Бостоне, ухаживая за ранеными, Эйприл приобрела в этом смысле кое-какой опыт. Закончив перевязку со свойственной ей сноровкой, она осталась стоять рядом, наблюдая за выражением его лица. Показалось, будто он слегка обескуражен ее участием. Но ведь мог бы и поблагодарить! Так нет, молчит… Она даже не помнит, какой у него голос. Ну хорошо, пусть ему нечего сказать, но она-то имеет полное право поинтересоваться, что их с Дэйви ждет дальше.

— Куда вы нас везете? — спросила Эйприл напрямик.

К ее величайшему удивлению, он ответил:

— Поблизости деревня навахов. Всего день езды. Там меня знают, и вам с сыном опасность не грозит. А Пикеринг не заставит себя долго ждать. — Он усмехнулся. — Как-никак генеральскую дочку проморгал. Боязнь получить нагоняй прибавит ему прыти.

Эйприл кивнула. Навахи? Пусть будут навахи. Она оглянулась, ища глазами Дэйви. Мальчуган вышагивал по берегу ручья, увлеченно посматривая по сторонам. Новое приключение пришлось ему по душе. Ребенок, что с него взять!

Эйприл перевела взгляд на Маккензи. Интересно, он улыбается когда-нибудь? Лицо совершенно непроницаемое. Ее взгляд скользнул по его обнаженному торсу. Между прочим, он прекрасно сложен. Будто высечен из камня.

Маккензи тоже рассматривал Эйприл. Она это заметила, и ее охватила паника: Вид у нее наверняка ужасный. Прическа растрепалась, подкладка на юбке оборвалась. Ах, какое это имеет значение! Пусть смотрит. Ей абсолютно все равно! Но Эйприл лукавила. Ей хотелось ему нравиться.

Она повернулась, собираясь уйти, и вдруг услышала:

— У меня и в мыслях не было подвергать жизнь вашего сына опасности. Хочу, чтобы вы это знали.

Эйприл уставилась на него. Это что, извинение или оправдание своего поступка?

— Я знаю только то, что смертельно боюсь потерять ребенка, — сказала она, глядя на Маккензи в упор. — И, как вы догадываетесь, согласна на все, лишь бы ему было хорошо.

Его взгляд на мгновение смягчился, однако через секунду вновь стал непроницаемым. Неторопливо, но твердо ступая, Маккензи пошел к лошадям. Осмотрев содержимое седельных вьюков и провиант, он пересчитал патроны и, кажется, остался доволен. Нашел в одном из вьюков свежую рубашку, надел ее и сразу преобразился. Его гибкое, мускулистое тело притягивало взгляд. Привязав к ноге острый как бритва нож, он сходил к ручью, наполнил водой походные фляги. Эйприл любовалась его ловкими, уверенными движениями. Грациозный, но опасный хищник, подумалось ей. Маккензи снял с лошадей путы и коротко бросил:

— Пора!

Эйприл хотелось отдохнуть еще, но она понимала, что просить бесполезно.

— Можно Дэйви поедет со мной?

— Нет! Со мной надежнее, — отрезал Маккензи тоном, не терпящим возражений.


Лошади мчались во весь опор. Маккензи скосил глаза на Эйприл. Как она? Похоже, выдюжит… Люди Пикеринга не догонят. Это точно. Не привыкли к жаре и лишениям. К тому же им не под силу разыскать горные тропы.

Ладно, доберутся до деревушки навахов, а уж дальше он поедет один. Навахи ему обязаны: однажды он спас их от гибели. Маккензи вспомнил времена, когда ему довелось служить проводником у полковника Кита Карсона. Чернокожий Карсон был одержим идеей покорить гордых навахов. Был бы белый — куда бы ни шло! Но ведь вынудил навахов переселиться на тощие, неплодородные земли в Боск-Редону, что на востоке Нью-Мексико. Тяжко вспоминать об этом. Получилось, он, Маккензи, родной им по крови, стал невольным виновником их бед. Тогда ему удалось спасти от переселения лишь несколько семей. Выхлопотал им с помощью Вейкфилда разрешение остаться. С тех пор он у них желанный гость.

Маккензи бросил взгляд на Эйприл. Было заметно, что она держится из последних сил. Сутки в пути — и ни единой жалобы. В душе, наверное, его проклинает. Что ж, ничего удивительного. Да, но тогда как понять ее жест? Подошла, помогла перевязать раны. А он так растерялся, что даже не поблагодарил ее. А потом вдруг взялся убеждать, что у него и в мыслях не было обидеть ее сына. Правда, получилось бестолково.

А этот полковник-негр… Забыть бы навсегда о Ките Карсоне! Легко сказать…

Ну почему, почему все так нелепо вышло? Потерял все, что добыл нелегким трудом, что любил и ценил. Наивный дурак!

Надеялся, что жизнь наладится и у него будет семья. Изгой он… Изгой до конца своих дней. А, да ладно! Но вот лишить его свободы не позволит никому. Будет жить, как отец. Один, в горах. Но сначала нужно устроить Мэннингов в надежном месте. Мэннинги… Досталось им по его вине, однако у него не было выбора. А что, если бы она подняла шум? Разбудила бы часовых…

Мальчик спал, прильнув к нему. Маккензи с нежностью обнял его и пустил коня быстрой рысью.

Они спешили. Нужно было как можно скорее добраться до деревушки навахов. Почти не слезали с лошадей. Наспех перекусив, снова пускались в путь. Дэйви держался молодцом, не хныкал и не канючил. Как-то Эйприл услышала странные звуки. Встревоженная, она стегнула лошадь, а подъехав ближе, не поверила своим ушам. Маккензи негромко напевал, убаюкивая Дэйви. Слов она не разобрала, но показалось, будто он поет о том, как разгорается заря и сквозь туманную дымку проступает дивной красоты пейзаж. Песня внезапно оборвалась. Видно, Маккензи почувствовал, что она рядом.

Эйприл уже потеряла счет времени, когда они остановились у небольшого озерца, окруженного деревьями.