Но она не собиралась завлечь его в свадебные сети, напомнил себе Драмм. А может, она ведет себя так с Эриком, внезапно подумал он и нахмурился, потому что эта мысль была похожа на предательство по отношению к ней.

— У тебя что-то болит, Драммонд? — хмуро спросил граф Уинтертон, глядя на сына сверху вниз.

— Отец! — воскликнул Драмм. — Откуда вы появились? Я имею в виду, что не видел, как вы подошли.

— Да как бы ты смог меня увидеть, сидя в окружении такого собрания красавиц? Я подошел, чтобы проводить к тебе еще двух дам, пожалуй, самых красивых в этом доме.

Драмм с запозданием заметил, кто стоит рядом с отцом — леди Аннабелл, в голубом платье, под цвет ее чудесных глаз. И ее пухлая мамаша, в золотом наряде, под стать своим непомерным амбициям. Обе дамы приветливо улыбались ему.

— Я должен извиниться перед дамами, — продолжал граф, — поскольку здесь так много молодых леди из знатнейших семей Лондона, что они могут решить, будто я специально приглашаю всех английских красавиц, чтобы отвлечь от грустных мыслей раненого сына.

— Никогда, — произнес Драмм с самой очаровательной улыбкой, какую смог изобразить. — Как вы можете такое подумать, сэр? Эти две дамы так ярко сияют, что оставляют остальных в тени.

Он был всего-навсего вежлив, но не солгал в том, что касалось леди Аннабелл. Она все еще оставалась прекрасной, хотя и подзадержалась на ярмарке невест и хотя Драмм слишком хорошо знал ее, чтобы не замечать пустую, расчетливую душу, скрывающуюся за этим изысканным фасадом. У нее были кудри цвета воронова крыла и белая, как алебастр, кожа — так, во всяком случае, твердили в своих пошлых стихах ее многочисленные воздыхатели. Короткая верхняя губа и пухлая нижняя заставляли думать, будто рот умоляет о поцелуях, синие глаза с длинными ресницами ярко сверкали под изящными бровями. Держалась она величественно, что подчеркивалось ее нарядами, поскольку леди Аннабелл, безусловно, обладала непревзойденным вкусом.

В обществе говорили, будто она стала вертушкой и кокеткой после того, как ее избранник, которого леди Аннабелл по-настоящему любила, женился на другой. Но чего не знал никто, думал Драмм, — так это то, что подобное предположение невозможно. Потому что ее единственной любовью была она сама.

— Графиня, — сказал Драмм, обращаясь к ее матери и изображая поклон, — простите меня за то, что я не встаю.

— Мой бедный мальчик! — воскликнула та. — Пожалуйста, сидите! Какое несчастье. Но мы рады видеть, что вы уже выздоравливаете. Мы ни за что не упустили бы возможности проведать вас, если бы не услышали, что вы не принимаете гостей. Нам было очень приятно, когда его сиятельство убедил нас в противном и предложил лично сопроводить нас.

«И вы очень довольны, что он преподносит вам мою голову и руку на серебряном блюде», — подумал Драмм и сказал:

— Я рад, что вы пришли, какова бы ни была причина. Но не забывайте, пожалуйста, что мой отец все еще считает меня мальчиком, хотя я не меньше чем на десять лет старше вашей дочери. Вы же знаете, каковы любящие родители вашего поколения, они думают, что их дети остаются детьми, даже когда тем давно уже за тридцать.

Вот, решил Драмм, пусть не слишком тонкий намек на разницу в возрасте, но с него можно начать, чтобы придержать отца, если он посматривает в сторону дочери графини. Граф Уинтертон с удивленной улыбкой повернулся к нему.

— С какой готовностью дети спешат обвинить родителей в старческом слабоумии, — обратился он к графине. — Я только потому забочусь о Драммонде, что он так поздно созрел. Я сам стал его отцом в возрасте младшем, чем тот, в котором сейчас пребывает ваша прелестная дочь.

Драмм поднял брови.

— Прошу прощения, сэр. В прошлом веке вес было по другому. Мы больше не обязаны жениться прямо из колыбели.

Его отец, казалось, искренне забавлялся.

— Мой дорогой мальчик, ты тоже родился в прошлом веке. Кстати, ты что, все еще спишь в колыбельке?

— Нет, — выдохнул Драмм. — У меня недавно прорезались зубки.

— Так я и думал, — слегка улыбаясь, ответил граф Уинтертон, взглянув на леди Аннабелл, внимательно слушающую их разговор.

Драмм тоже посмотрел на нее. Молодая дама стояла рядом с графом, и он не мог не видеть, какую красивую пару они составляли — его отец высокий и стройный, она — маленькая и аппетитная. Сейчас леди Аннабелл выглядела еще лучше, поскольку ее глаза блестели, а губы приоткрылись в восторженной улыбке. «Неудивительно, — с упавшим сердцем подумал Драмм. — Мы, должно быть, похожи на двух баранов, которые, сцепившись рогами, бьются за ее расположение. Как раз то, что она обожает. Я пробудил у нее интерес, черт побери!

Драмм знал, что отец очень любил свою жену и временные увлечения, которые он позволял себе после ее смерти, никогда не затрагивали его сердца. Хорошо, если бы он нашел себе спутницу жизни. Драмм любил и уважал отца, несмотря на временные разногласия между ними, потому что, невзирая на холодность и ироничность графа, он был человеком чести, человеком, глубоко чувствующим. Драмм мог считать его слишком гордым и гневливым, но никогда не подозревал в жестокости и нечестности.

Не то чтобы Драмм опасался, будто Аннабелл станет обманывать пожилого мужа, взяв себе в любовники кого-нибудь помоложе. Просто он был абсолютно уверен в том, что холодная кокетка может дарить любовь исключительно в физическом смысле. Его отец заслуживал большего. Возможно, он хочет обзавестись еще одним наследником, кто станет его винить? Но существующий наследник считал, что и этого недостаточно.

Кто же эта леди, собирающаяся очаровать всех? — гадал Драмм. Она задержалась возле него, чтобы побеседовать и посмеяться, и молодой граф вынужден был признать, что ее разговор легкий, но не глупый, а смех звучит только тогда, когда ей смешно, и его приятно слышать. Драмм видел — друзья посылают ему встревоженные взгляды с разных концов зала. И еще он заметил, как заинтересованно-удивленно поглядывает отец на прелестную Аннабелл. И все-таки Драмм был слегка разочарован, когда она отошла, чтобы дать возможность и другим поговорить с ним. Она могла быть хорошей приятельницей, если старалась вести себя соответственно, несмотря на проницательную лукавую улыбку, казалось, говорившую — она знает, что он думает о ней.

К тому времени, когда его отец вежливо намекнул гостям, что Драмм выглядит немного уставшим, у того уже сводило челюсти от искусственных улыбок. Заметив, что лучшие друзья направились к дверям вместе со всеми остальными, Драмм помахал им, чтобы они задержались.

— Мне бы хотелось вам кое-что сказать, — обратился он к Рейфу. — Подождите, пожалуйста, еще минутку.

— Не предоставите ли сначала мне возможность поговорить с сыном наедине? — спросил граф.

Друзья Драмма вышли в холл, а леди Аннабелл и ее мамаша сказали графу, что подождут его в экипаже.

— Что ж, ты справился, — оставшись вдвоем с Драммом, заявил отец. — Теперь у тебя будет большая компания. Мне будет приятно узнать, что ты принимаешь их даже в мое отсутствие.

Драмм застонал.

— Если вам приятно, то буду принимать, но не могу ничего обещать к тому времени, когда снова встану на ноги.

— Этого я и не прошу, — произнес граф. Он поколебался, потом резко спросил: — Что ты о ней думаешь?

Лицо Драмма окаменело. Отец не мог говорить о какой-то другой женщине. Но почему он не назвал ее? И что он имел в виду — что думает Драмм об Аннабелл как о паре для отца? Или для сына? Кроме того, это было совсем не похоже на графа — задавать слишком откровенные вопросы.

— Я не уверен, — произнес Драмм, стараясь не отвечать ничего определенного. — Тут требуется время, чтобы все обдумать, не правда ли?

— Конечно, — обычным сдержанным тоном сказал граф. — Время у нас есть. Увидимся завтра. До свидания, — покидая дом, попрощался он с Райдерами и Далтонами. — Спасибо за то, что присматриваете за моим сыном.

— Ему самому требуется присмотр! — воскликнула Джилли, снова входя в гостиную. — Видели, как он на нее смотрел? — Тут она с запозданием поняла, что заговорила на запретную тему, и неловко прошептала: — Я не должна была этого говорить.

— Почему бы и нет, — с улыбкой ответил Драмм. — Ты всегда говорила мне все, что хотела, так и продолжай. Я ценю это, хотя и не завидую Деймону, — добавил он, чтобы рассмешить остальных. — Отец действительно смотрел на Аннабелл ласково. Может быть, она нравится ему. Может, он хочет, чтобы она досталась мне. По крайней мере мне кажется, что не стоит говорить об этой даме ничего плохого в присутствии отца, — продолжал он, грозя пальцем Джилли, — потому что это пробудит в нем желание защищать ее. Он невозможно галантен. — Драмм поерзал на месте и более мрачно сказал: — Но вот о чем я хотел с вами поговорить. Восторженные молодые особы, собравшиеся здесь сегодня, заставили меня задуматься. Но вовсе не о том, о чем мечтали их родители. — Он побарабанил длинными пальцами по ручке кресла, пытаясь сформулировать мысль.

Если бы мог, Драмм сейчас мерил бы шагами комнату. Друзья понимали, что он, должно быть, обдумывает что-то важное. Они затихли и внимательно слушали.

— Нет никакой причины, почему такая очаровательная, умная и добрая девушка, как Александра Гаскойн, не должна тоже выйти замуж, — наконец произнес Драмм. Он не сводил глаз со своей забинтованной ноги. — Тот факт, что у нее нет ни титула, ни денег, не так уж важен — в Лондоне много разнообразных мужчин, наверняка найдется кто-то, кто сочтет ее подходящей парой. Кроме того, у нее имеются другие достоинства. Мы можем посоветоваться и решить, как заставить ее приехать сюда, чтобы отблагодарить за доброту, которую она проявила ко мне. Для нее это единственный способ обрести мужа и лучшую жизнь, потому что в той глуши, где она живет, никого подходящего нет. — Он поднял глаза и увидел, что все друзья удивленно смотрят на него.

— Так вот что тебя так расстроило! — рассмеялся Рейф. — Твой отец — не единственный невозможно галантный мужчина в вашей семье!