— Мне очень… жаль, — машинально произнесла Илона. — Как это случилось?

Девушке показалось, что ответ министра прозвучал несколько неуверенно.

— Несчастный случай. Принц оказался втянутым в драку в таверне. — Помолчав, он уточнил: — Никто доподлинно не знает, как все началось: была уже поздняя ночь, а некоторые господа плотно пообедали.

Илона подумала тогда, что Юлиуш, такой веселый и лихой, никак не увязывается с понятием о смерти. Она помнила его смеющимся, скачущим на коне смелее и быстрее своих ровесников. Невозможно думать о нем, как о чем-то неподвижном и безжизненном.

Девушка молчала и ждала, когда гости скажут, зачем она им понадобилась.

— Мы приехали за вами, — начал министр иностранных дел, — потому что теперь у его величества нет наследника и он хочет, чтобы вы заняли место вашего брата.

Илона не поверила своим ушам:

— Место… моего брата?

— После смерти вашего отца вы будете править Добруджей.

— Нет… Нет, я… не могу! — воскликнула Илона, но тут же вспомнила, как не понравилась бы матери такая потеря самообладания. Немедленно взяв себя в руки, она спокойно попросила: — Будьте любезны, объясните мне поподробнее.

Много позже она поняла, что все разговоры были пустой формальностью. Выбора у нее не было.

Ясно, откажись она ехать с министрами, они найдут средства заставить ее сделать так, как хочет ее отец.

За вежливой просьбой вернуться в Добруджу угадывался королевский приказ, который надо выполнить.

Девушка предполагала, что ее мать отказалась бы вернуться, но ей придется подчиниться по той простой причине, что по закону Добруджи, как и любой другой страны, отец — ее опекун, и, если он захочет, то обязательно настоит, чтобы дочь жила рядом с ним. Кроме того, Илона не была уверена, что хочет отказаться. Ее даже волновала мысль о возвращении домой после стольких лет, проведенных за границей. Девушка прекрасно знала, как ее мать боялась отца и помнила, какой страх он внушал ей в детстве, когда она в ужасе пряталась от него после очередных побоев.

«Но теперь, — думала она, — я же выросла! Я вернусь в Добруджу, а если станет совсем невыносимо, убегу, как мама».

Однако она прекрасно понимала, что убежать во второй раз будет совсем нелегко. Ее бабка и дед умерли несколько лет назад, и она не сможет воспользоваться предлогом, что хочет навестить их в Будапеште. Но оптимизм, свойственный юности, говорил ей, что если она решит убежать, то найдет способ вернуться в Париж.

Только захочет ли она убегать?

После нищеты и одиночества последних месяцев, прошедших со дня смерти матери, она была рада возможности забыть об ужасах и лишениях жизни в осаде.

«Тогда папа о нас не тревожился», — подумала она.

Но, не желая кривить душой, она решила: он не виноват, что они променяли тишину и изобилие Добруджи на полную неизвестности жизнь во Франции, потерпевшей поражение при Седане и захваченной пруссаками.

Илона содрогалась при воспоминании о тех ужасных месяцах, когда с каждым днем скудело питание, не было топлива и Париж подвергался постоянным обстрелам.

Но мать никогда не жаловалась, и девушка старалась не вспоминать об этом, не впадать в отчаяние.

Однако что может быть хуже осады?

Добруджа запечатлелась в ее памяти как край, полный света и красоты, и, возвращаясь туда в сопровождении министров, она испытывала не страх перед будущим, а только легкое волнение.

Наконец Илона увидела слуг, ожидавших ее у входа во дворец. Повернувшись к полковнику, она тихо промолвила:

— Благодарю вас за интересную и приятную прогулку. Только не говорите отцу, что мой конь помчался так быстро, иначе, заботясь о моей безопасности, он запретит мне ездить верхом!

— Мы ничего не скажем, ваше королевское высочество, — ответил полковник, взглянув на нее.

Илона чуть заметно улыбнулась ему, ощутив полное взаимопонимание. Но когда лакей помог ей сойти с коня, она задумалась, что сказал бы полковник, узнай он о случившемся с ней во время прогулки. Ведь ее поцеловали!

Поцеловал незнакомец, связанный с недовольными крестьянами, человек, обращавшийся с ней дерзко и фамильярно, но губы его, настойчивые и требовательные, она до сих пор ощущала на своих губах!

Глава 2

Илона побежала в спальню, где ее ждала Магд а. Ей уже доложили, что отец требует ее к себе, и она захотела привести себя в порядок, а Магде поручила приготовить все необходимое.

Когда они остались одни в огромной спальне, некогда принадлежавшей ее матери, Илона спросила:

— Магда, ты знаешь, что цыган изгоняют из Добруджи?

— Я узнала об этом сразу же, как приехала, мадемуазель, — ответила Магда, пожилая женщина с добрым, умным лицом.

Именно Магде королева доверила дочь, когда убежала от мужа. Магда была ее опорой, наперсницей и другом все годы изгнания. Если бы не Магда, они умерли бы с голода во время осады Парижа. Каким-то способом, известным ей одной, Магда умудрялась достать еду, пусть то была лишь буханка хлеба.

Сейчас, помогая Илоне снять костюм для верховой езды, Магда заметила:

— Говорят, во дворце, да и во всей стране недовольны указом его величества.

— Ну как отец мог издать такой жестокий и неразумный указ?

Ответ она знала заранее: такой поступок вполне в характере отца!

Илона знала о том, каким преследованиям подвергались цыгане в Румынии, сколько их бежало оттуда от власти господарей и военачальников, которым они, как рабы, принадлежали душой и телом. Они храбро переправлялись через заснеженные горные хребты, чтобы попасть в Добруджу. Многие умирали в пути, выжившие же рассказывали страшные истории о своем рабстве. За свой труд они не получали никакого вознаграждения и питались только мамалыгой и подсолнечными семечками. За провинность их нагими пороли розгами или надевали на шею железные ошейники, мешавшие спать.

Тогда король Добруджи радушно принял их, как принимал всех, кто бежал из Венгрии от жестокостей королевы Марии-Терезии. Она запрещала цыганам жить в палатках, выбирать своих предводителей, говорить на родном языке, а жениться разрешала только тем, кто мог содержать семью. Мужчин насильно заставляли идти на военную службу, а детей часто забирали от родителей.

Мать читала Илоне статью одной женщины, путешествовавшей в то время по Центральной Европе: «Пикеты солдат появлялись в тех уголках Венгрии, где жили цыгане, и забирали детей, даже недавно отнятых от груди, и разлучали молодые пары, не успевшие еще снять свадебных нарядов. Невозможно описать отчаяние этих несчастных. Родители цеплялись за повозки, увозившие их детей, а их за это били прикладами. Некоторые кончали с собой».

Но в Добрудже цыгане прижились и осели. Их музыка, танцы и песни стали неотъемлемой частью жизни страны.

Почему, спрашивала себя Илона, отец вдруг невзлюбил цыган? Куда они пойдут, если их выгонят отсюда?

— Я слышала, — произнесла Магда, понизив голос, — они уйдут на землю Шароша, где князь возьмет их под свою защиту.

— Неудивительно, почему отец так настроен против него, — заметила девушка.

Безусловно, ничто не взбесит отца больше, чем вызывающий переход цыган под покровительство его врага.

— Люди здесь несчастливы, мадемуазель, — произнесла Магда. — Мы вернулись в печальное место, на землю слез.

Илоне в голову пришла эта же мысль.

Одеваясь после ванны, девушка раздумывала, не поговорить ли ей с отцом на эту тему. Разве приятно править землей, с которой исчез смех? Однако она чувствовала, что у нее не хватит на это мужества.

За то короткое время, что она провела дома, он, как ни странно, был с ней очень любезен, хоть и побранил министров, сопровождавших ее из Парижа, за слишком долгое отсутствие.

Задержка была вызвана тем, что министры настояли на обновлении гардероба Илоны.

Поняв, что выбора у нее нет и ей придется вернуться на родину, она спросила министра иностранных дел:

— Когда мы отправляемся, месье?

Ей было трудно обращаться к нему иначе. За последние восемь лет она так привыкла называть всех мадам и месье, что слово машинально слетело с ее губ.

То же самое можно было сказать и о Магде, которая и помыслить не могла, чтобы называть ее иначе, как мадемуазель Илона.

— Мы можем отправиться незамедлительно, ваше королевское высочество, но я должен кое-что сказать вам.

— Что же?

— Для его величества будет неожиданностью увидеть вас в черном.

— Просто его величество не знает, что мама умерла и я в трауре.

— Примите наши глубочайшие соболезнования, и все-таки считаю своим долгом убедить вас, что вы не можете появиться в Добрудже в этом платье.

— Почему же, месье? Разве вы не можете объяснить отцу? — полюбопытствовала Илона.

— Его величество счел, что на похороны и уход за могилами уходит слишком много времени.

— Слишком много времени?

— Да, ваше королевское высочество. Поэтому он закрыл все кладбища, и люди больше не могут навещать могилы своих родственников!

— Ничего более абсурдного в жизни не слышала! — заявила Илона.

— Это указ его величества: никто в Добрудже не смеет носить траур или заказывать заупокойные молитвы.

Илона застыла. Услышанное привело ее в ужас. Однако, помня наставления матери, она не стала открыто выражать свои чувства. «В конце концов, — подумала она, — хотя мне мучительно недостает мамы, она ведь для меня не умерла!»

И в самом деле, не однажды, оставшись одна, она чувствовала присутствие матери, согревающей ее своей любовью.

— У меня есть еще несколько новое — только черное. Те немногие средства, что были у нас с мамой, мы истратили на еду во время осады Парижа.

— Его величество приказал мне купить вам все, что нужно. Поэтому предлагаю вашему королевскому высочеству обеспечить себя всем необходимым.

Илона вежливо поблагодарила министра, но глаза ее заблестели от возбуждения.