Ее охватил прилив гордости, и она мысленно пристыдила себя за колебания. Если у Лукаса хватило низости использовать ее таким бесстыдным образом, ей будет куда лучше без него. Жаль только, что ее сердце так часто оказывалось не в ладу с рассудком.

Будет ли он с ней по-прежнему вежлив? Или со временем отдалится от нее? Простит ли он ее когда-нибудь за то, что она посмела разглашать перед судом подробности его частной жизни? Или просто прижмет к своей груди?

Обменявшись несколькими фразами с Хоторнами, Элис отправилась на поиски Лукаса. Она нашла его в личных апартаментах. Он стоял, прижавшись крепким плечом к раме и уставившись в окно. Лукас выглядел беззащитным и подавленным, что казалось по меньшей мере странным, учитывая, что он только что получил свободу.

– Я знаю, что ты здесь, – произнес он.

Он обернулся в ее сторону – никаких улыбок, никаких шутливо приподнятых бровей.

– Зачем ты это сделала? – спросил он.

– Что? Добилась твоего оправдания? Мне казалось, именно для этого ты меня и нанял.

– Я нанял тебя не для того, чтобы ты выдавала наши семейные тайны.

Элис поняла, что он сердится на нее. Лукас всегда ревниво оберегал свою личную жизнь от посторонних.

– У меня не оставалось выбора.

– У нас всегда есть выбор, Элис.

– Только не в этом случае. Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но я слишком люблю тебя, чтобы позволить сунуть голову в петлю, даже если это будет означать, что я навсегда тебя потеряю. – Она выпрямилась во весь свой небольшой рост. – Если бы в том возникла нужда, я бы, не колеблясь, сделала то же самое.

Лукас уставился на нее в упор. Элис понятия не имела, о чем он сейчас думал, однако выражение его лица предвещало бурю.

– Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

– Простить тебя? – Лукас коротко рассмеялся, однако в этом смехе не было веселья. – Как я могу не простить тебя? А теперь подойди сюда. Пожалуйста, – добавил он робко, снова обнаруживая свою уязвимость.

Лукас привлек Элис к себе и заключил в объятия, приникнув губами к ее волосам. От любви и нежности у нее защемило сердце, и она почувствовала облегчение, охватившее Лукаса, как только она оказалась с ним рядом, услышала стук его сердца.

– Почему ты не внизу со своими родными? – спросила она.

– Я не хочу видеть выражение их глаз, – ответил Лукас после некоторого колебания. – Для них я всегда оставался человеком, который ходит по краю пропасти и предается разным сумасбродствам только потому, что ему это нравится. Теперь же они не знают, что обо мне думать. Элис понимала, что они должны были чувствовать себя виноватыми. Сама она испытывала острую жалость к этому человеку, особенно теперь, когда после признания его отца последние звенья головоломки встали на свои места.

– Зато я знаю, что о тебе думать, – прошептала она.

– Это потому, что ты понимаешь меня, как никто другой. У тебя ведь тоже не было детства.

Она невольно возразила:

– Почему же, было.

– Нет, – ответил Лукас. – Вместо того чтобы обсуждать с подругами последние моды, ты обсуждала убийства. Когда другие девушки флиртовали с молодыми людьми, тебя больше занимала стратегия ведения процесса. Ты жила в реальном мире, полном зла и преступлений, хотя тебе не полагалось знать о нем ничего, кроме вечеринок с чаем и узоров для вязания крючком.

– Я не жалею об этом.

– Да, я тоже не жалею о своем. Ведь изменить уже ничего нельзя. Но, как ты сама однажды заметила, мы с тобой отличаемся от прочих представителей рода человеческого. Мы слишком часто сталкивались с теми сторонами жизни, которые мир всеми силами пытается скрыть. Тогда я тебе не поверил. Мне казалось, что более непохожих друг на друга людей невозможно себе представить. Но теперь-то я вижу твою правоту. Мы выделяемся среди тех, кто нас окружает, даже среди собственных родных, которые любят нас и заботятся о нас. Мы все время держимся обособленно, но не потому, что сами этого захотели, а только из-за стечения обстоятельств, над которыми мы не властны. Наверное, именно поэтому меня так влекло к тебе со дня нашей первой встречи. Несмотря на всю твою чистоту и скромные платья, ты знала о жизни куда больше, чем девушки твоего возраста.

Как бы ей ни претило в том признаваться, Элис понимала, что Лукас был прав. Но почему так случилось и их отцы совершали необъяснимые поступки? Скорее всего она уже никогда об этом не узнает, но рано или поздно ей придется принять какое-то решение относительно Уокера и перстня с соловьем. При этой мысли у нее неприятно засосало под ложечкой. Она вдруг почувствовала себя нездоровой, и когда Лукас, подхватив ее на руки, отнес в постель, Элис не стала сопротивляться. Ей хотелось забыться и ни о чем не думать. Кроме того, у нее не было сейчас никакого желания возвращаться домой. Однако, уложив ее на постель, Лукас не поцеловал ее и не расстегнул пуговицы рубашки. Вместо этого он обхватил ее руками за плечи, прижавшись грудью к ее спине. Не прошло и нескольких минут, как этот чудесный сильный мужчина, которого она любила всей душой, задремал, крепко прижимая ее к своему сердцу.

Элис проснулась, когда было еще темно, и на какой-то миг почувствовала себя растерянной. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она заснула в объятиях Лукаса. Он все еще крепко спал, хотя, судя по цвету неба за окном, солнце вскоре должно было озарить своими лучами горизонт.

Начинался новый день, и девушка поняла, что не может и дальше откладывать неизбежный разговор с отцом. Для начала ей нужно было выяснить, действительно ли Уокер Кендалл имел при себе перстень с соловьем. И, если она не ошиблась и у него действительно есть такой перстень, он наверняка хранит его в своем сейфе.

Элис снова почувствовала головокружение и приступ дурноты, едва она вспомнила, как часто ее отец возвращался с работы глубокой ночью – или не возвращался вовсе. Где он пропадал все это время? Но прежде, чем она получит ответ на свой вопрос, ей придется добраться до сейфа, который она научилась открывать, еще будучи ребенком.

Элис поднялась с постели и на цыпочках подкралась к своей сумке. Перед тем как отправиться домой, она захотела взглянуть на полицейский протокол, оставленный ее дядей на столе защитника и содержащий сведения о последнем преступлении. Будет лучше, если она встретится с отцом, зная все обстоятельства убийства, вплоть до мелочей. Неужели эти злодеяния с самого начала были делом его рук?

С болезненным чувством в душе Элис взялась за чтение. Само убийство почти ничем не отличалось от предыдущих. Жертва была обнаружена в переулке с отрезанными пальцами. Однако на этот раз не все пальцы отсутствовали, словно убийца опасался, как бы его не застигли на месте преступления. И благодаря его оплошности полиция смогла установить, что девушка перед гибелью оставила на теле нападавшего царапины.

Элис выпрямилась в кресле. Все оказалось именно так, как она и предполагала. Понимая, что ее ждут в родительском доме, она снова вернулась к Лукасу. Он перевернулся во сне, и теперь одна его рука была запрокинута за голову, а другая покоилась на груди. Не в силах удержаться, она воспользовалась мгновением, чтобы еще раз им полюбоваться, прикоснуться к нему, слегка проведя пальцем по губам и подбородку. Рубашка, которую он забыл снять накануне вечером, расстегнулась у воротника, и Элис опустила руку ниже, от подбородка к шее, чувствуя медленное, ровное биение его сердца. Однако она почувствовала и кое-что еще. Элис отдернула руку, словно обжегшись. Она уставилась на Лукаса, в то время как ум ее тщетно пытался осмыслить происходящее.

Жертва перед гибелью оставила на теле нападавшего царапины.

Элис едва не стало дурно. Она вспомнила ту ночь, когда, проснувшись в постели Лукаса, она обнаружила, что его нет рядом, а утром узнала о том, что в переулке была задушена еще одна девушка. Она сказала тогда дяде, что Лукас провел всю ночь с ней, хотя на самом деле это было не так. На лбу у нее выступил холодный пот, и она молча уставилась на неподвижную фигуру Лукаса. «О Господи, только бы это оказалось ошибкой!»

Медленно, словно повинуясь чужой воле, Элис снова протянула к нему руку, отогнув дрожащими пальцами воротник рубашки, и увидела у него на шее три длинные царапины. Стараясь подавить крик, она отказывалась верить, но не имела права оставить это невыясненным.

Элис крадучись вошла в рабочий кабинет Лукаса. Она молила Бога о том, чтобы ей не попалось на глаза ничего предосудительного, и с облегчением зажмурила глаза, когда, осмотрев каждый ящик письменного стола, не нашла там ничего, кроме бухгалтерских книг, перьев и папок с документами. Но вдруг Элис заметила небольшой шкафчик, находившийся на другой стороне комнаты под низким столом. Сердце замерло у нее в груди, едва она открыла его и обнаружила ножницы для обрезки сигар и перстень с печаткой в форме соловья. Тот самый перстень, который, по словам Лукаса, он потерял.

Ум ее громко протестовал, пытаясь отрицать очевидное. Боже правый, неужели Лукас и впрямь разыгрывал ее? Воспользовался ее невинностью, ослепил своим пресловутым обаянием и заставил влюбиться в себя без памяти. Значит, дядя был прав? Элис вспомнила о том, как он не только не помогал ей в расследовании, но, напротив, чинил препятствия на каждом шагу, морочил голову загадками и в конечном счете заставил поверить откровенной лжи – например, в то, что он убежден в виновности собственного отца. До чего же ловко ему удалось ее окрутить, когда они еще едва были знакомы – как будто мужчину вроде него, искушенного в любовных делах и не знавшего отбоя от поклонниц, действительно могла интересовать такая дурнушка, как она!

При этой мысли ярость вспыхнула в ней ярким пламенем. Дрожащими руками девушка забрала веши из ларчика, собираясь спрятать их в карман, но тут ножницы зацепились за край и с глухим стуком упали на ковер. Элис так и застыла на месте от ужаса, понимая, что Лукас мог проснуться в любую минуту. Она поспешно сунула ножницы в карман и поднялась на ноги. Элис уже собиралась закрыть дверцу шкафчика, как почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной. Обернувшись, она увидела на пороге комнаты Лукаса.