Проделывая все это, он бросил на женщину взгляд и увидел, как медленно она ест свой сандвич, откусывая очень маленькие кусочки. Он был уверен, что она старается растянуть удовольствие как можно дольше.

Герцог вспомнил освобожденных в пустыне мужчин, которые в плену были доведены голодом почти до смерти и после освобождения ели точно так же, как эта женщина.

Казалось, они должны были бы наброситься на еду. Однако долгожданная еда была слишком дорога, и они наслаждались каждым ее кусочком.

Взяв золотой ножичек для распечатывания писем, герцог вскрыл конверт и, вынув из него листок бумаги, стал читать.

На это не потребовалось много времени, поскольку письмо было коротким. Затем он спросил женщину:

— Вы знаете о содержании письма?

— Да, ваша светлость.

— Я помню князя Ивана Керенского. Как он пишет, мы встречались в Санкт-Петербурге, когда я был там в 1913 году.

Женщина молчала, но герцогу показалось, что ее глаза под опущенным шарфом смотрят на него с напряженным вниманием.

— Князь пишет мне, что у него есть сокровище чрезвычайной важности, которое, по его мнению, заинтересует меня.

Надеюсь, вы приведете меня туда, где оно скрыто?

— Да, — односложно ответила она. , .; — Вы хотите сказать, что для князя опасно прийти ко мне?

— у Женщина медленно кивнула.

— Но почему? Я не могу понять. Ведь он уже в Константинополе и большевики больше не представляют для него опасности?

Последовало недолгое молчание. Затем женщина сказала:

— Князь сам объяснит вам ситуацию.

Герцог снова взглянул на письмо.

Он никогда не видел почерка князя, но письмо, несомненно, было написано рукой образованного человека: расстановка фраз могла принадлежать такому русскому аристократу, каким он знал князя.

Герцог хорошо помнил его.

Он находился в Санкт-Петербурге в качестве гостя царя и царицы, и князь Иван был одним из знатных особ, постоянно присутствовавших на приемах.

Герцог припоминал, что встречал его каждый день при дворе и на различных развлечениях.

Ему вспоминалась та атмосфера невероятной роскоши, позолоченных и малахитовых колонн, бесценных картин, многочисленных слуг, которые буквально спотыкались друг о друга в своем старании угодить гостю и создать для него всевозможные удобства.

Он вращался там в обществе изысканных утонченных дам в великолепных дорогих украшениях, а также вельмож, на груди которых сверкали искусно выполненные ордена.

Герцогу трудно было представить, что за столь короткое время все это исчезло, царь с царицей и детьми расстреляны, дворяне казнены, а те немногие, кому удалось спастись, как, очевидно, князю Ивану, все еще находятся в опасности.

Герцог положил письмо на стол.

— Я, конечно, рад буду удовлетворить просьбу князя Ивана и встретиться с ним. Может быть, вы объясните мне, что для этого требуется сделать.

— Вы должны пойти один или взять с собой одного человека, — ответила женщина. — Никто не должен знать, куда вы идете, и вы ни в коем случае никому не говорите о князе, даже вашим гостям.

Впервые за время их разговора нотки безразличия и отчужденности в голосе женщины сменилась явным страхом и беспокойством.

— Вы должны покинуть яхту, как только стемнеет, — продолжала она, — я буду ждать вас в конце причала в обычном наемном экипаже. Пожалуйста, немедля войдите в него.

Не задавайте никаких вопросов и не разговаривайте с кучером.

На губах герцога играла слабая саркастическая усмешка, когда он спросил:

— Неужели эти предосторожности времен плаща и кинжала так необходимы?

— Я уверяю вашу светлость, — отвечала женщина, — что жизнь не только князя, но и других людей зависит от соблюдения абсолютной тайны.

Она в самом деле говорила со всей серьезностью и с той искренностью, которая внушала доверие.

— Очень хорошо, — сказал герцог. — Я сделаю все, как вы говорите.

Он взглянул на иллюминатор и увидел, что, хотя не было еще шести часов, уже темно.

— Вас устроит это же время завтра? — спросил он.

— Да, ваша светлость.

— Я пройду к концу причала, как вы предлагаете, — сказал герцог, — и возьму с собой всего одного мужчину. Его зовут сэр Гарольд Нантон. Князь, возможно, встречался с ним в Лондоне.

Женщина не прореагировала на последние слова, и герцог сказал:

— Если у вас все, то я предлагаю вам выпить шампанского и, пожалуйста, возьмите еще сандвич.

Он уже не сомневался, что она голодна. Герцог не знал, откуда у него такая уверенность, но верил, что чутье его не подводит.

Она с тем же изяществом взяла сандвич, держа его между большим и указательным пальцами.

Герцог подумал, что ему следует составить ей компанию, и встал, чтобы принести серебряные блюда с орехами и маслинами со стола в углу каюты, Когда он возвращался обратно, то уловил легкое движение ее руки к понял, что она улучила момент и взяла еще один сандвич, спрятав его в кармане своего пальто.

Герцог предположил, что она взяла сандвич для князя Ивана, и гадал, кем она ему приходится. Он принес и поставил перед нею серебряные блюда.

— А теперь расскажите мне о себе, — сказал он. — Вы тоже русская, как и князь?

Он в этом был вполне уверен, но хотел, чтобы она подтвердила его предположение.

— Я не столь важная персона, ваша светлость, — ответила она. — Пожалуй, мне пора уходить. Если кто-нибудь спросит, зачем я приходила сюда, скажите, пожалуйста, что я спрашивала вас, не хотите ли вы заказать свежих цветов с базара.

— Не думаю, что меня будут спрашивать, — сказал суховато герцог, — но, конечно, если это случится, я так и отвечу.

— Благодарю вас.

Женщина поднялась из-за стола, и он заметил, что она лишь чуть-чуть пригубила шампанское из своего бокала и взяла с тарелки лишь два сандвича.

Герцог открыл дверь каюты, и она с достоинством вышла, из чего он заключил, что для нее было в порядке вещей, когда кто-то открывал двери и пропускал ее перед собой.

Судя по ее одежде, от нее трудно было ожидать такой осанки, но когда она шла впереди него, он решил, что внешность все-таки обманчива и по своей сущности она совершенно другая.

Они подошли к двери, выходившей на палубу, и женщина остановилась.

— Пожалуйста, не ходите дальше, ваша светлость, — сказала она. — Никто не должен видеть, что я разговариваю с вами.

Не дожидаясь ответа герцога, она проскользнула в дверь и исчезла в темноте.

Герцог был заинтригован. Ему хотелось выйти на палубу, чтобы посмотреть ей вслед и узнать, ждал ли кто-либо ее на пристани.

Но он тут же сдержался: ведь если ей действительно грозила какая-то опасность, то, выйдя на палубу, он мог осложнить ее положение и, возможно, затруднить ее приезд завтра, как они договорились.

Если бы завтрашняя их встреча не состоялась, то он всю жизнь корил бы себя, теряясь в догадках, что князь Иван хотел сказать ему. Поэтому герцог остался стоять на месте.

» Я должен играть по правилам этой женщины «, — сказал он себе.

Немного выждав, он направился в салон.

Гости, очевидно, только что закончили игру, и Гарри поднялся из-за стола, разминая ноги.

— Садись, Бак, — сказал он входящему герцогу. — Ты можешь занять свое место. Долли страшно везет, и я не могу больше играть против нее — Я хочу поговорить с тобой, Гарри, — сказал герцог.

Что-то в его голосе заставило Гарри внимательно взглянуть на герцога.

— Ну нет! — запротестовала Долли. — Я хочу, чтобы ты потанцевал со мной. Я не позволю вам с Гарри уединиться в твоей священной обители, куда женщинам вход запрещен! Станцуем хотя бы под одну пластинку, прежде чем пойти одеться к ужму.

И Долли поставила пластинку на патефон.

— Мне нужно поговорить с Гарри, — возразил герцог. — Это очень важно.

— Важней меня? — спросила Долли.

Она сказала это так, как будто предположить подобное было бы просто абсурдно.

— Вынужден сказать» да «, — ответил герцог уже на ходу, направляясь в каюту в сопровождении Гарри.

Долли изумленно глядела ему вслед. На ее переносице появилась гневная складка, и она в сердцах захлопнула крышку патефона.

Глава 2

Открытый экипаж провез их по мосту Галата, построенному немцами в 1913 году на месте прежнего деревянного сооружения.

Внизу, в водах Золотого Рога, трудились большие паромы, между которыми сновали всевозможные маленькие суда.

Еще в свой прошлый приезд в Константинополь герцог знал, что под железными арками моста ютилось множество различных прилавков, а рядом с ними можно было увидеть все что угодно: от снующих мальчишек с газетами, чистильщиков обуви и нищих до больших груд только что выловленной рыбы.

Долли все-таки стремилась пройтись по базару.

Она выискала в путеводителе описание базара с лабиринтом маленьких лавок, где продавалась всякая всячина: от специй до драгоценностей, от корней мандрагоры до пиявок.

Когда они нашли этот базар, он оказался крытым, что создавало странную, почти мистическую атмосферу, напоенную ароматами самых различных специй, которыми были наполнены огромные корзины и стоявшие повсюду мешки.

Для Гарри, никогда еще не посещавшего рынок пряностей, все здесь казалось любопытным. Но Долли торопила их идти дальше и переговаривалась с гидом, прибывшим к яхте вместе с экипажем и, очевидно, понимавшим, что она желает найти драгоценности.

Герцог, как казалось Гарри, был утром в приподнятом настроении, и он приписывал это новому впечатлению, полученному вчерашним вечером.

Когда он привел Гарри в свою каюту и рассказал о встрече с женщиной, Гарри сначала отнесся к этому с подозрением.

— Ты сам веришь, что князь, который, как ты говоришь, обладал высоким положением в Санкт-Петербурге, действительно скрывается здесь, в Константинополе?

— Прочти сам письмо, — ответил герцог. — Я хоть и не видел никогда почерка князя Ивана, но совершенно уверен, что письмо написано образованным человеком.