В первый миг я не подумала о Дружинине, но потом вспомнила, с какой настойчивостью он расспрашивал, почему я наливаю воду именно для Иры и не пью её сама. На следующее утро он входил в дом осматривать замок и вполне мог подсыпать в графин яд. Кроме того, он в одиночестве закрывал дверь и окно…

Меня трясло от нервного возбуждения, и это состояние передалось собаке. Она встала и настороженно оглядывала то меня, то комнату, прислушивалась и принюхивалась.

Как мне надо было поступить? Звонить в полицию я не могла, боясь, что Хансена не окажется на месте, а объясняться с датчанами на русском языке было бы абсурдно. К тому же, я только сейчас окончательно поняла Ларса, который был почти уверен в том, что преступления совершал горбун, даже знал причину его ненависти к Ирине, но не мог поведать о своих подозрениях полиции, потому что не располагал ни единым фактом. А чем располагала я? Ну, допустим, вызову я полицию. А что скажу? Что шишечка повёрнута не так? Хорошо, если люди попадутся вежливые, а то меня и на смех могут поднять. Вот если бы быть уверенной в том, что вода в графине, действительно, отравлена, тогда никакого стыда я бы не почувствовала, даже если бы сперва все засмеялись. Я бы наслаждалась насмешками, упивалась бы ими, зная, что потом они сменятся удивлением и восхищением моей наблюдательностью. И что тогда? Кто проник в дом и подсыпал яд? Кто мог это сделать? Если отвлечься от ненависти горбуна к Ире, ещё не доказывающей, что он желает её смерти, сделать это мог кто угодно, потому что, налив воду в графин и уйдя за красками и замком, я оставила окно приоткрытым. Это во-первых. А во-вторых, горбун сейчас же укажет на то, что вчера утром, когда он знакомил меня со своим дядей, Ларс оставался около дома. Полиция должна быть объективной, и она будет тем более объективной, что не знает об отношениях горбуна с Ирой.

Мне оставался только один выход — позвонить Ларсу. Однако для этого требовалось выйти в прихожую и взять телефонную книгу, а при возбуждении, охватившем чёрное чудовище, решиться на это оказалось непросто.

Какое счастье, что Ларс был дома!

— Жанна? — воскликнул он. — Что с вами было? Я думал, что вас растерзал проклятый пёс, и позвонил Петеру. Вы застали меня дома совершенно случайно. Я уже должен был ехать к вам, но забыл ключ и вернулся. Что случилось?!

— Извините, Ларс, я испугалась собаки, когда она встала на задние лапы, и уронила телефон.

— Почему же вы не перезвонили?! — завопил датчанин.

Он был вправе сердиться, тем более, что я была так занята своими страхами, а потом красотой пса и, как следствие, рисованием, что совсем забыла позвонить.

— Если бы вы увидели Денди, вы бы меня поняли, — ответила я.

Понял меня Ларс или не понял, но он перестал кричать.

— Что же теперь делать? — спросил он. — Петер уже мчится к вам. Наверное, мне тоже надо приехать.

— Да, Ларс, приезжайте, пожалуйста, — попросила я. — У меня новость. Я только что заметила, что кто-то трогал графин. Наверное, вода теперь отравлена. Как бы сдать её на проверку?

— Почему вы думаете, что кто-то трогал графин? — недоверчиво спросил Ларс. — Он стоял не на том месте?

— Нет, на том, но крышка у него повёрнута не так, как поворачивала я.

Будь я на месте Ларса, я бы тоже потеряла дар речи от наблюдательности русской девицы. Откуда же ему было знать, сколько времени я вертела графин, чтобы добиться нужного светового эффекта, и сколько времени его рисовала, пока не заметила, что кто-то этот эффект нарушил.

— Вы уверены? — выдавил из себя писатель.

— Абсолютно!

— Жанна, когда эта история кончится, я опишу её в своей книге и там выражу всё восхищение, которого вы достойны.

— Выразите, пожалуйста, — согласилась я. — Только приезжайте скорее.

— Еду.

Первым, конечно, подоспел Петер и, увидев приоткрытую дверь, смело ринулся в дом, но тут же с воплем вылетел обратно, а Денди, с жутким рыком сделавший впечатляющий прыжок, приземлился на все четыре лапы на том же месте, с какого прыгнул.

— Is you alive, Peter? — крикнула я, перепугавшись не меньше датчанина.

Петеру только казалось, что он жив, но в меня его сомнения вселили уверенность. Последовавшие затем переговоры убедили примчавшегося мне на помощь гостя, что убрать собаку не в моих силах.

Потом подъехал Ларс, но, заранее предупреждённый о строгом нраве Денди и узнавший вдобавок о судьбе своего родственника, не стал входить и предложил вызвать полицию.

Вот тут-то, наконец, и прозвучал телефонный звонок, и приятный лживый голос горбуна осведомился о моём здоровье. Лучше бы Дружинин позвонил до моего последнего открытия, тогда я сумела бы разговаривать с ним непринуждённо, но сейчас я его боялась и ненавидела.

— Попросите, пожалуйста, мистера Чарльза, чтобы он приехал за своей собакой, — холодно сказала я.

— Что-нибудь случилось? — насторожился горбун. — Денди плохо себя ведёт?

— Он ведёт себя как хозяин, — рассердилась я. — Ходит за мной по пятам, не выпускает из дома, никого не впускает в дом…

— А кого он должен впустить? — спросил Дружинин.

— За дверью стоят Петер и Ларс, а ваш пёс рычит на них…

В ответ он рассмеялся так нагло, что я швырнула трубку, не дожидаясь окончания этого издевательства.

Больше горбун не звонил, но приехал довольно быстро, притом не один, а с дядей. В другое время я бы порадовалась за Денди, не скрывавшего, что он счастлив вернуться к хозяину, но теперь я лишь изо всех сил старалась сдержать клокотавшую во мне ярость, чтобы не обидеть ни в чём не повинного мистера Чарльза.

— Я не терял времени даром, — обратился ко мне Дружинин, — потому что сразу понял: в случае задержки на одной из ваших любимых скамеек будет обнаружен мой труп.

И он ещё мог шутить! Да как шутить!

От моего косого взгляда он сразу стал серьёзным.

— Денди, что ты здесь натворил? — спросил он.

Громадный дог закинул лапы на плечи горбуну, а тот бесцеремонно обхватил могучую собаку за туловище и по-приятельски потащил в дом, так что Денди оставалось только перебирать задними лапами. Хвост его энергично мотался из стороны в сторону, и пёс явно блаженствовал.

В гостиной Ларс уже взирал на графин, и насторожившийся переводчик сразу выпустил собаку.

— Какие-нибудь новости? — спросил Дружинин, косо поглядывая то на него, то на предмет его внимания.

— Жанна считает, что кто-то трогал графин, — объяснил Ларс.

— Почему вы так считаете, Жанна?

— Потому что крышка была повёрнута так, а теперь она стоит вот так.

Мне пришлось дать им наглядное представление о перемещениях шишечки, и поражённые литераторы обменялись понимающими взглядами.

— На такое способен только конструктор, — сделал вывод Дружинин.

Ларс объяснил томящемуся в неведении Петеру возникшую ситуацию, и тот что-то проговорил.

— Петер предлагает вызвать полицию, — перевёл горбун. — Я присоединяюсь к нему. Заодно расскажем о ночном госте и предложим Хансену в подарок ключ.

Он быстро заговорил по-английски, и мистер Чарльз кивнул, с уважением глядя на меня. Пока вызывали Хансена, объясняли ему суть дела и дожидались его приезда, позвонила Ира и, не спрашивая, чем заняты мои мысли и время, сухо попросила, чтобы я срочно соорудила какую ни на есть закуску, достала из холодильника вино, а из стенки — банку маринованных огурцов, банку консервированных баклажан и заветную баночку с маринованными грибами, которую она хранила для какого-нибудь торжественного случая.

— Приедут тётя Клара, две старые ведьмы, дряхлый гриб и молодой жук, — объяснила она. — Надо устроить поминки. Ты уж постарайся, пожалуйста.

— Понятно, Ира. Я всё сделаю. Когда вас ждать?

Три часа — не такой уж большой срок для устройства поминок, особенно если при этом ждёшь полицию.

— Что сказала Ирина? — спросил Дружинин, чуткий то ли от природы, то ли от постоянной настороженности, свойственной человеку с нечистой совестью.

— Она приедет через три часа с тётей Кларой и… ещё четырьмя родственниками. Она просит приготовить обед и накрыть на стол.

— Ирина хочет устроить поминание? — спросил Ларс.

— Поминки, — поправила я. — Впрочем, суть одна.

— Жалко, что здесь нет Нонны, — сказал Ларс. — Она очень хорошая хозяйка.

— Ничего, Жанна скажет, что нам делать, и мы ей поможем, — возразил Дружинин.

Если он думал, что утешил меня, то ошибся: я пришла в ужас. Если горбун будет иметь свободный подход к пище и напиткам, то неизвестно, чем это может кончиться.

— Спасибо, — хмуро поблагодарила я.

На кухню за мной потянулись все, но, не успели приняться за обследование холодильника, как появилась Нонна. Прежде всего она коротко вскрикнула от любезности Денди, первым вышедшим ей навстречу, а потом объяснила, что через три часа сюда приедет Ира, и повторила её просьбу устроить поминки.

— Я поспешила к тебе, чтобы помочь, — закончила она.

Во взгляде Ларса промелькнула гордость, и я его поняла. Хорошо человеку, имеющему такую добрую и милую жену. А если бы этот человек к тому же не обманывал её, то жене бы тоже повезло.

Ларс кратко пересказал все наши новости, и ошеломлённая новыми бедами Нонна принялась за приготовление салатов.

— Что делать мне? — спросил горбун.

Я испугалась, что, по неведению, Нонна поручит ему готовить такое блюдо, куда он со злости всыплет количество яда, способное отравить всех собравшихся за столом.

— А вы, наверное, предпочтёте чистить картошку? — спросила я, изображая улыбку.

Горбун бросил на меня пытливый взгляд, но промолчал.

Прибывший Хансен прервал распределение обязанностей и выслушал мой краткий рассказ, а также сухие показания горбуна. После этого он поговорил с каждым наедине. Что ему сказали остальные, не берусь судить, но когда очередь дошла до меня, то Хансен умело вытянул все сведения, какие я хотела и не хотела скрыть. Я выложила ему и о том, что забыла закрыть окно, и о том, как горбун два раза входил в дом один, и о том, что Ларс короткое время оставался у открытой двери. Хансен был очень внимателен и приятен, но мои мысли были заняты коварством горбуна.