Дружинин повторил последнюю фразу по-русски, но звучала она теперь несравненно красивее.

— Уверен, что вы прекрасно меня поняли.

— Излишняя уверенность может навредить человеку, — сказала я, захотев пошутить, но вышло слишком зловеще.

— Приму к сведению, — пообещал горбун с такой неохотой, что я поневоле рассмеялась. — Я так понимаю, что Ирины нет дома? Почему вы вчера сказали, что она вернётся?

Мне было очень стыдно, что он поймал меня на обмане, и я даже не сообразила, насколько это не его дело и насколько он не имеет права допрашивать меня с таким пристрастием. Я вообще терпеть не могу ложь и не из-за болезненной приверженности к истине, а из-за неизбежных последствий обмана. Люди, часто говорящие неправду, обычно забывают, о чём именно они наврали, и обязательно попадаются. Порой не знаешь, куда деваться от стыда, когда сотрудница или подруга начинает рассказывать какую-то историю, которую я от неё уже слышала раньше, но в другом варианте. К сожалению, совсем избежать обмана в нашей жизни не удаётся из-за назойливого любопытства окружающих, но, раз солгав, приходится помнить о своей лжи годами, а иногда возвращаться к ней ещё раз, так что я стремлюсь лгать как можно реже и, если это удаётся, избавляться от мелкой лжи, когда представляется случай, ну, вот как сейчас.

— Чтобы вы не волновались и не спрашивали, не боюсь ли я оставаться одна, — ответила я, решив одним ударом разрубить начавший накручиваться клубок лжи.

Горбун недовольно примолк.

— Ну, какой смысл обсуждать, боюсь я или не боюсь, если Иры всё равно нет, и она от этого не появится, — убеждала я его. — Да и почему вас это так волнует?

— Меня, Жанна, волнует то, что в этом доме убита случайно попавшая в него девушка, а Мартин, бывший около этого дома, до сих пор не найден, — строго проговорил он. — Я не хочу, чтобы следующей случайной жертвой оказались вы, поэтому условимся на будущее, что больше вы не будете меня обманывать.

Тон горбуна не допускал ни шуток, ни возражений, и мне ничего не оставалось, как согласиться.

— Хорошо, Леонид. А чем вы можете помешать, если такая случайность произойдёт?

— Это моя забота, — сказал он.

Такой решительный отказ дать объяснения мог бы мне очень не понравиться, если бы не сопровождался обезоруживающей улыбкой.

— Вы готовы, Жанна?

— Я-то готова, — нерешительно ответила я. — Но не выпить ли нам сначала кофе?

— Лучше мы зайдём куда-нибудь по дороге. Я знаю одну кофейню, где можно выпить настоящий турецкий кофе, — предложил он.

По-моему, горбун отказывался из боязни, что мы засидимся за столом и потеряем много времени.

— Неудобно перед Ларсом, — поторопилась объяснить я. — Он сварил кофе собственноручно и по собственному желанию, так что надо уважить его старания.

Мне трудно передать выражение лица Дружинина при этих словах, потому что определения «изумлённое», "потерянное", «укоризненное», "оскорблённое" не дают правильного понятия и можно выстраивать длиннейший ряд из подобных слов и всё-таки не выразить его ошеломлённость в полной мере. Он резко вскинул голову и увидел скромно ожидавшего на веранде Ларса. Горбун опустил глаза, а когда поднял их, они светились холодной насмешкой.

— Вы это сделали нарочно? — почти весело спросил он.

— Что именно? — поинтересовалась я, стараясь сохранять спокойствие. Почему-то мне стало очень неудобно из-за присутствия здесь датчанина.

— Пригласили господина Якобсена, — пояснил горбун.

Мне показалось, что его первым побуждением было повернуться и уйти, но он пересилил себя и ждал моего ответа. Мне это понравилось, потому что и в книгах и в жизни многие ссоры и беды возникают из-за недоразумений, которые, благодаря достойной сожаления гордости, оставались невыясненными. Никогда не нужно подчиняться страстям, лучше выждать, когда свой голос подаст разум. Горбуна я поняла, жаль только, что поздно. Он. разумеется, решил, что я хотела посмеяться над ним, для чего специально пригласила Ларса. Вот он, дескать, какой болван, что вздумал пожалеть меня, пожертвовал своим временем, отложил работу, чтобы стать моим экскурсоводом, а я не нуждаюсь ни в жалости, ни в его обществе и показываю ему, что стоит мне свистнуть, как ко мне тут же кто-нибудь прибежит. Мне нужно было сообразить раньше, что горбуна оскорбит явное пренебрежение его великодушием, и постараться помягче объяснить ему, что я не причастна к приходу писателя. Ну, что с меня взять, если я такая недогадливая? Если бы я имела намерение обидеть Дружинина, я бы заранее знала о чувствах, которые он будет испытывать, но я-то ни в чём не виновата!

— При чём тут я? — спросила я, смеясь против воли. — Он появился совершенно неожиданно и слишком рано. Знали бы вы, как он меня напугал! Я думала, что-то случилось с Нонной.

Горбун недоверчиво смотрел на меня.

— Что ему нужно? — хмуро поинтересовался он.

Я физически ощутила, как ненавистно ему присутствие Ларса, и заподозрила, что дело здесь не только в неожиданности его появления, потому что в таком случае досада горбуна прежде всего пала бы на меня, а не на Ларса. Вероятно, между литераторами пробежала чёрная кошка, но, когда и по какой причине, я не понимала и не пыталась понять, ибо знала, что взаимная приязнь — вещь капризная и хрупкая и сохраняется обычно при условии, что симпатизирующие друг другу люди видятся редко. При частом общении из-за разницы во взглядах, привычках и интересах начинает накапливаться раздражение и недовольство друг другом. Нужно иметь много общего или очень любить друг друга, чтобы прощать кажущиеся заблуждения или невольные ошибки.

— Он заехал за Ирой, — объяснила я и поторопилась уточнить, — но сделал это по секрету.

— Про этот секрет знает вся Дания, — возразил горбун. — Но почему я его всё время вижу не возле Ирины, а возле вас?

Если это была забота о моём добром имени, то он явно забыл, что живёт в век, когда такое понятие для общества перестало существовать и осталось личным делом женщины.

— Я недогадлива, — с милой улыбкой сказала я, — поэтому дайте мне совет: что ответить Ларсу, если он спросит о ваших визитах?

Что тут будешь делать? Дружинин мрачно взглянул на меня, приготовился что-то сказать, но, ничего не придумав, хмыкнул и засмеялся.

— Видно, придётся уважить старания Ларса, — сказал он. — Разрешите предложить вам руку.

Мне ничего не оставалось, как перебороть застенчивость и пройти с ним под руку десяток шагов, отделяющих нас от веранды, делая вид, что торжественные выходы — самое привычное для меня дело. Горбун был сама любезность и даже хромать старался в такт моим шагам, но, когда мы взошли на веранду и я освободилась от ненужной поддержки, я подметила странное торжество в его глазах, обратившихся на датчанина.

— Доброе утро, Ларс, — вежливо поздоровался Дружинин. — Прекрасная погода сегодня.

— Рад вас видеть, Леонид, — приветливо ответил писатель. — Жанна, наверное, удивлена, что в чужой Дании она окружена такой заботой.

Все говорят, что у женщин злые языки, а я много раз замечала, что мужчины тоже способны весьма чувствительно уколоть друг друга. Я не знаю, что имел в виду Ларс, но, судя по тому, каким напряжённым стало лицо у горбуна, его высказывание достигло цели.

— Отчего же, ведь она знала, что будет находиться среди русских, а у нас не принято предоставлять гостя самому себе.

У нас у русских! Горбун тоже не лез в карман за словом и сумел дать отпор датчанину. Слушать их ядовито-вежливые реплики было смешно, однако оставалось неясным, а потому тревожным, куда их заведёт словесная дуэль.

— Где же обещанный кофе? — поинтересовалась я.

— Он совсем холодный, — извиняющимся голосом сказал писатель и смущённо опустил глаза на пустую чашку с остатками кофе на донышке, стоявшую в стороне от полной. — Как же долго вы беседовали! Поставить другой кофейник? Ту чашку я расплескал, а остатки допил.

— Не хочется задерживаться, — отказался горбун за меня. — Оставьте посуду на столе и едем. Выпьем кофе у турка… почти у турка. А пирожные там такие, каких Жанна ещё не видела.

— Так едем скорее! — воскликнула я, смеясь.

Ларс с ужасом взглянул на меня и, воспользовавшись тем, что горбун отвернулся, предостерегающе покачал головой. Я была поражена.

— До свидания, Ларс, — попрощался Дружинин. — Вы не забыли закрыть дверь, Жанна?

— Я не забыла, — растерянно ответила я. — Сейчас закрою.

Пока я брала сумочку, вешала её на плечо, пристраивая ремень так, чтобы не помять воротник, искала ключ и запирала дверь, я не могла освободиться от тревожного чувства, рождённого странными знаками датчанина.

— Куда вы собираетесь поехать? — спросил Ларс.

Он всё не уходил, стоял в сторонке и старался не обращать внимания на горбуна, бросающего на него косые взгляды в вежливом ожидании, когда тот наконец-то уберётся.

— Я хочу показать Жанне город, — терпеливо объяснил горбун. — До сих пор она видела только то, что рекомендуется видеть, а я покажу ей настоящий Копенгаген.

— Могу я ожидать, что мы пройдём по маршруту Иоанны Хмелевской? — с надеждой спросила я.

Я была уверена, что это имя неизвестно Дружинину, но он лишь сначала слегка нахмурился, вспоминая, а потом улыбнулся.

— Можно ли так увлекаться детективами?! — укоризненно произнёс он. — А против посещений барышнями игорных домов я решительно протестую Ипподром тоже для вас не место.

— Московский ипподром виден из моего окна, — с достоинством сказала я. — Мне давно хотелось попасть на скачки.

— Надо было приехать в Данию, чтобы осуществить свою мечту, — заметил горбун.

— Про ваш ипподром я читала у Хмелевской, а про порядки на Московском ипподроме — в наших газетах. Как вы думаете, есть разница?