Я смотрю на блестящий от чистоты розовый линолеум.

– Вы готовы, Вивьен? Тогда идем.

Она набирает код, и дверь в палату щелкает, открываясь.

Внутри царит тусклый зеленый свет. Палата разгорожена бледно-голубыми занавесками. Сильный запах испражнений и дезинфекции. По обеим сторонам тянутся ряды коек, и на каждой лежит жалкая человеческая оболочка, опутанная проводами и трубками, словно паутиной. Я послушно бреду за медсестрой, глядя то налево, то направо. Эти люди не имеют ничего общего с моей бабушкой. Зачем меня сюда привели?

Мы останавливаемся перед кроватью, на которой лежит иссохший старик с темной, как орех, кожей. Он кажется мумией, извлеченной из саркофага. У него на лице кислородная маска. Я смотрю в желтоватые глаза и, пытаясь скрыть свой ужас, вежливо улыбаюсь. Он кивает. Медсестра отдергивает занавески, закрывающие соседнюю кровать, и я вижу ее. Мою бабушку. Мою жизнерадостную, суетливую, никогда не унывающую бабушку. Она лежит на спине, вытянув руки ладонями вниз. Я даже не представляла, что она может лежать так тихо.

– Вивьен, хотите чаю? – касается моего плеча медсестра.

– Да, если можно.

Я чувствую, как слезы ползут у меня по щекам. Опускаюсь на стул, беру бабушкину руку и осторожно поглаживаю ее большим пальцем. Ее бедные суставы вспухли от артрита. Овальные ногти кажутся голыми без чудовищно яркого лака, к которому бабушка питает пристрастие. Я пожимаю ее руку и впервые в жизни не чувствую ответного пожатия. Касаюсь губами холодной кожи, покрытой старческими пятнами. Слезы текут и текут, я смахиваю их рукой. Рот и нос бабушки закрывает кислородная маска. Если бы не это, можно было бы подумать, что она спокойно спит. Я касаюсь ее щеки, ощущая под пальцами каждую морщинку.

– Бабуля, – шепчу я и целую ее в лоб.

Беру ее руку и прижимаю к своей щеке. Смотрю, как медленно вздымается и опускается ее грудь. Какая-то жидкость бесшумно течет по пластиковой трубке, прикрепленной пластырем к тонкой коже у локтя, где уже расплылся синяк. На запястье пластиковый браслет с надписью «Ева Саммерс. 07.07.39». Что же ты наделала, Ева Саммерс, дорогой мой человек? Человек, на котором, как на спасительном якоре, держится вся моя жизнь.

– Почему ты не вызвала доктора? – шепчу я, вытирая слезы. – Реджи сказал, ты запретила ему звонить доктору.

Я снова беру ее руку и целую каждый сустав.

– Посмотри только, до чего ты себя довела, – вздыхаю я. – Просто кошмар какой-то.

Медсестра приносит бумажный стаканчик с чаем.

– Скоро она очнется? – спрашиваю я.

Медсестра задумчиво смотрит на бабушку.

– Трудно сказать. Когда придет доктор, вы сможете с ним поговорить.

Она улыбается и задергивает занавески. Кислородная маска шипит, значит, бабушкины легкие работают. Мне хочется верить в то, что душа еще не покинула эту хрупкую телесную оболочку, но никаких подтверждений этому нет. Я опускаю голову на кровать, рядом с бабушкиными ногами, покрытыми одеялом, и закрываю глаза.

– Ты должна выкарабкаться, – шепчу я. – Должна, понимаешь?

Монитор работы сердца тихонько попискивает.

– Ты не можешь меня покинуть.

Я выхожу из больницы. На улице уже темно. Последние посетители спешат к автостоянке. Бурчат моторы, фары вспыхивают, выхватывая из темноты куски тротуара. Я понуро бреду к станции. Уходить от бабушки мучительно, но мне не позволили бы остаться в больнице. Весь мир кажется холодным и враждебным.

Начинаю думать о Максе. О, если бы только он был рядом. Домчал бы меня сюда на своем мотоцикле, а сейчас ждал бы у ворот, готовый заключить меня в свои медвежьи объятия. Он бы сумел меня утешить и успокоить. Я роюсь в сумке и достаю телефон. Эсэмэска от Роба: «Задержусь на работе, ангел мой. Ужин не готовь». Я стираю ее и звоню Максу.

«Это Макс Келли. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение».

– Макс, это я… Я хотела только… сказать тебе «привет» и узнать, как у тебя дела. Прошу, перезвони мне.

Что еще я могу сказать? Моя бабушка в тяжелом состоянии, пожалуйста, пожалей меня?

Прячу телефон в сумку и поднимаюсь на пустынную платформу, где в одиночестве ожидаю поезда, слушая, как под порывами ветра пронзительно скрипит железный щит с надписью «Поезда на Лондон».

Я поворачиваю ключ в дверях и вхожу в квартиру. Меня встречают темнота и тишина. Уже больше десяти. Я нахожу пакетик с грибным супом и ставлю чайник. Включаю ноутбук и набираю в поисковой строке слово «пневмония». Торопливо открываю сайт за сайтом. Судя по всему, особенно опасным осложнением является сепсис, причем риск его развития возрастает вдвое у пациентов старше шестидесяти. Доктор, с которым я разговаривала, ни словом не упомянул о сепсисе. Может, это добрый знак. Я наливаю горячей воды в миску и принимаюсь размешивать суп. Грибы, похожие на ошметки сухой кожи, всплывают наверх. Снова хватаюсь за компьютер и набираю адрес своего сайта – nevergoogleheartbreak.com. Вдруг Макс заходил туда? Прежде всего открываю форум «Что у тебя на душе?». Там наблюдается некоторое оживление. Последняя запись помечена сегодняшним днем: «Согласна, это жестоко, но кому охота жить с кретином!» Я проглядываю страницы, выискивая имя Макса. Возвращаюсь к стихотворению, которое он мне прислал. Некто под ником «Чеширский кот» оставил комментарий: «Супер! Мое любимое стихотворение!» Еще один комментарий гласит: «Этот парень – большой любитель выставлять себя на посмешище! Гордится тем, что один, как крыса, и живет одними грезами! Чертовски возвышенно, только жаль, что грезами нельзя заплатить за квартиру. Как и стихами, даже если твоя голова набита ими до краев. Так что, М., забудь обо мне. Мы совершили ошибку. Ты мне не нужен, даже со стихами и целым ворохом грез в придачу! Вивьен».

Я читаю это послание несколько раз и никак не могу поверить собственным глазам. Мое имя, это факт. Таращусь на экран как зачарованная и пытаюсь понять, как такое могло произойти. Отправить сообщение мог лишь тот, кто знает мой логин. Или имеет доступ к моему компьютеру. Когда же я заходила на сайт последний раз? На работе, читала стихотворение. Может, я оставила сайт открытым? Или сообщение отправил Майкл? Он мог узнать мой пароль и логин, но какой смысл в подобной выходке? Я представляю, как Макс читал эти хамские строки, и у меня сжимается сердце. Торопливо шлепая по клавишам, я пишу: «Макс! Эту гадость написала не я! Не знаю, кто это сделал и как, но это не я». Курсор мигает. Сообщение отправлено. Тут до меня доходит, что Макс больше никогда не зайдет на мой сайт. Я хватаю куртку и бегу к дверям.

Звоню Максу и, дождавшись щелчка автоответчика, даю отбой. Ловлю такси и называю его адрес. Господи боже, что он обо мне подумал? Сначала получил сообщение, в котором я прошу не приходить ко мне и не звонить, потом прочел этот гнусный ответ на его поэтическое послание и в довершение всего увидел меня в галерее с Робом. Бедный мой Макс, любимый мой Макс! Он выглядел таким несчастным, таким обиженным. Мысленно я вновь и вновь прокручиваю сцену в галерее. Боль, которую она мне причиняет, всякий раз становится острее. Наконец такси останавливается.

Я выскакиваю из машины, не захлопнув дверцу и не заплатив. Нажимаю кнопку домофона. Жму изо всей силы. Отпускаю, нажимаю еще раз и жду. Никакого ответа.

Я огибаю дом и нахожу окно кухни Макса. Света нет. И мотоцикла тоже нигде не видно. Возвращаюсь к подъезду и снова жму на кнопку как сумасшедшая. Водитель такси высовывает голову из дверей.

– Эй, дорогуша, счетчик-то тикает. Мне тебя ждать или как?

В отчаянии смотрю на темные окна квартиры Макса.

– Поехали, – говорю я.

Машина трогается с места. Я в последний раз оглядываюсь на темные окна, чувствуя себя бесконечно одинокой. Макс не вернется. Жизнь стала пустой и никчемной.

Глава двадцать третья Возвращение к бывшему партнеру

Прирожденная Убийца: Я подумываю о том, чтобы вернуться к своему бывшему бойфренду. Он без конца твердит, что нам надо попробовать начать все сначала. Честно говоря, без него мне одиноко, но, боюсь, у нас ничего не выйдет. Посоветуйте, как сделать новую попытку удачнее?

Лунатик: Может, тебе стоит превратиться в другого человека?

Паучиха: Убийца, ты не сказала, сколько продолжался ваш разрыв. Если долго, у вас есть шанс начать все сначала. Если нет, вы наверняка снова наступите на те же грабли.

Наф-Наф: Хорошенько подумай, нужно ли тебе это. Мы с моим бывшим жили врозь полгода, а потом он упросил меня все начать сначала. Через двенадцать минут совместной жизни я поняла, что видеть его не могу.

Шрек: Я думал, стоит мне расстаться с моей подружкой, я напропалую буду заниматься сексом с другими женщинами. Когда из этого ничего не вышло, я к ней вернулся. На какое-то время.

Паучиха: На какое-то время? Значит, рассчитываешь снова смотать удочки? Шрек, ты безответственный подонок!

Шрек: Кто бы спорил.

Черт, что за долбаный кошачий концерт? Я сажусь в постели. На часах шесть. Роб поет в душе. Звоню в больницу. Никаких перемен, сообщают мне. Бабушка по-прежнему без сознания. Я сижу на кровати и тупо пялюсь в пространство.

Входит Роб, похожий на рекламу пенки для бритья. Он сияет от чистоты и пахнет гелем для душа. Вокруг пояса у него обмотано полотенце.

– Привет, Кролик! – орет он. – Проснулась?

Я потираю лоб.

– Роб, ты еще долго намерен жить у меня? – спрашиваю я.

Он перестает вытираться и смотрит на меня с недоумением, как на ненормальную.

– Что случилось, Кролик? – спрашивает он, опускаясь рядом со мной на кровать. – Ты сердишься, потому что я поздно прихожу с работы?

– Нет.

Роб пытается меня поцеловать, но я встаю.

– Я просто думаю, что у нас еще ничего не решено. И пока ты живешь здесь, нам будет трудно разобраться в своих чувствах. Понимаешь?

Роб опускает голову.