«Боже… неужели ей действительно это удастся?» Сердце Орхидеи колотилось, когда она проскользнула в темный зал, села в последнем ряду и обратила взгляд на сцену, где репетиция была в полном разгаре. Валентина, Бен Пэрис и еще десять танцовщиков, облаченных в пестрые старые одежды, репетировали эпизод-«мечта».

Орхидея видела, как мускулистый Бен Пэрис поднял ее сестру, и та эффектно свесилась с его плеча, грациозно выгнув спину.

«Черт, — пробормотала она про себя, — это несправедливо… У Вэл столько талантов», — с изумлением отметила она.

Спотыкаясь, Орхидея выбралась в вестибюль. Она казалась себе злобной мачехой Золушки.


Колоссальная предварительная реклама вызвала толпы желающих приобрести билеты на бостонский пробный спектакль в начале октября. Однако рецензии появились однозначные. Не плохие, но и не сенсационные. Встревоженные создатели засиделись до поздней ночи, заполнив комнату голубым сигаретным дымом, они спорили о том, что можно еще сделать, чтобы улучшить постановку.

Текст срочно перерабатывался. Беттина проводила дополнительные репетиции, дорабатывая хореографию. Валентине пришлось запомнить более восьмидесяти строк диалога и выучить две песни, взамен выброшенных.

— Трудно вносить большие изменения в последнюю минуту, — сказал Кит, созвав исполнителей, когда они вернулись в Нью-Йорк для дополнительных репетиций. — С переделками текста хлопот не оберешься. Но это — Бродвей, залатать здесь и там непросто, чертовски много тяжелой работы… но каким-то образом, в конце концов, все собирается в единое целое.

Затем, когда актеры выходили из комнаты, Бен Пэрис отвел Валентину в сторону.

— А не пообедать ли нам вместе, милая девушка?

— У меня уже есть планы.

— Ты, конечно, не можешь их изменить?

— Не могу.

Он смотрел на нее умоляюще, но Валентина отвернулась. На сцене между ними возник контакт, но она не интересовалась им сейчас. Она просто не могла выбросить из головы Кита.


— Дорогая! — удивленно воскликнула Пичис при виде Валентины, неожиданно появившейся на ее пороге во Франклине, в Мичигане. Она прижала дочь к груди. — Я так рада видеть тебя. Вэл. У тебя не через два дня премьера?

— Да, и я прилетела всего на пару часов, — вспыхнула Валентина. — Хочу сходить на могилу Нади, Пичис. Моей русской мамы. Я чувствую, что должна сделать это.

— Конечно, — согласилась Пичис после короткого раздумья.

— Надеюсь, ты не против? — спросила Валентина. — Пичис, я так люблю тебя и всегда буду любить. Хочу сначала побыть с тобой, поделиться новостями. Но потом…

— Я все понимаю, — сердечно сказала Пичис.


На кладбище Белой Часовни в Трое Валентина сидела на скамейке у маленького белого надгробия, устремив взгляд на пышные цветы хризантем, и перед ее мысленным взором предстала красивая женщина, некогда так ее любившая. Ее глаза увлажнились, когда она попыталась найти нужные слова.

— Мама… мамочка… — русские слова теперь с трудом срывались с ее языка. — Мамочка, без твоей жертвы меня не было бы здесь сейчас. Я надеюсь… надеюсь, ты будешь где-то поблизости, когда я выйду на сцену. Ты увидишь меня. Ты…

Она замолчала и просто сидела, погрузившись в окруживший ее покой. Через час она встала, чувствуя себя опустошенной, но в то же время счастливой. Она должна была вернуться в Нью-Йорк.


Премьера. Валентина ощущала заразительное волнение исполнителей. Они испытывали подъем, предвкушая успех. Разминаясь вместе с другими танцовщиками у перекладины, установленной в репетиционном зале, она пыталась сдержать частые удары сердца и легкую боль в желудке — следствие страха перед сценой.

Пичис и Эдгар приехали из Детройта, и даже Джоу Макбанта, преподававшая девушкам танец в Детройте, сообщила, что прилетит. Агент Валентины — Майк Даффи приводит с собой театральную группу в двенадцать человек.

Но Орхидея не придет на премьеру.

Валентина звонила и просила прийти, но Орхидея упрямо отказывалась.

— Я не нужна тебе, а ты не нужна мне, — твердила она.

— Конечно же, ты нужна мне, Орхи… очень нужна! Почему ты так сердишься на меня? Что я сделала?

— Ты прекрасно знаешь, что ты сделала, — зло ответила Орхидея и повесила трубку.

В комнату вошла Беттина Орловски.

— Послушайте! — обратилась она к танцовщикам. Они послушно прекратили разминку и повернулись к хореографу, вот уже два с половиной месяца делавшему их жизнь невыносимой.

— Сегодня вам предстоит тяжелый вечер. Вы будете исполнять относительно новые номера, и у вас не было достаточного количества репетиций. Не столько, сколько бы нам хотелось.

Среди танцовщиков раздался приглушенный ропот.

— Но позвольте сказать вам следующее! — резко бросила Беттина. — Я приложила чертовски много усилий, чтобы выбрать лучших, и остановила свой выбор на вас. Я прекрасно знаю, на что вы способны, потому что я вытягивала из вас все возможное. Вы сможете добиться успеха. Вы…

Лицо Беттины внезапно исказилось от волнения.

— Вы замечательные танцовщики! Каждый из вас! — закончила она и выбежала из зала с глазами полными слез.

Как только дверь за ней закрылась, по залу пролетел гул изумленнных голосов. Дженни Триллин обернулась и посмотрела на Валентину.

— Боже мой, даже у этой старой суки есть слабое место.


Выйдя из гримерной, Валентина столкнулась в коридоре с Китом. В вечернем костюме он выглядел еще привлекательнее, его темные волосы были по моде коротко подстрижены. Казалось, сегодня от него исходили электрические разряды, как будто они уже одержали победу.

— Вэл, — сказал он, останавливаясь, — ты такая красивая. Просто изумительная.

Они смотрели друг на друга, и Валентина снова почувствовала, как между ними пробежал электрический разряд. По его напряженному взгляду она поняла, что он ощущает то же самое.

— Ты так важна для меня, — сказал Кит. — Важнее, чем можно себе позволить. Мне хочется стать частью твоего успеха сегодня вечером. Я хочу быть с тобой… в твоих мыслях, если только возможно.

— Ты будешь, — прошептала она, — ты всегда со мной.

— Вэл, это мучает меня. Я не могу поверить. Моя жизнь словно перевернулась вверх дном с тех пор, как я познакомился с тобой. Я постоянно думаю о тебе, но не знаю ответа, да и не уверен, что он существует. О Боже…

Он оборвал разговор, так как из своей уборной вышел Бен Пэрис.

— Сломай ногу, Вэл, — коротко бросил Кит, сжав ей руку, и поспешно направился по коридору за кулисы. Валентина смотрела ему вслед, прижав руку к груди.

Бен Пэрис удивленно поднял брови, и Валентина заторопилась уйти.


С первыми звуками балалайки открылась декорация первого акта — деревня под Санкт-Петербургом, засыпанная глубоким снегом.

Постановка удалась с первой же сцены.

Когда она закончила петь «Где-то, когда-то» — главную любовную балладу, — аплодисменты звучали целых пять минут. Валентина ощутила волнение самой чистой радости, какую когда-либо знала. Ее переполняла любовь не только к публике, но и к Киту Ленарду.

«Сарди» — на углу Сорок четвертой улицы — был верен традициям Бродвея. Обшитые панелями стены главной столовой увешаны сотнями шаржей на знаменитостей и фотографиями с автографами таких светил, как Лоренс Оливье, Вивиен Ли, Катерин Корнел, Берт Лар, Рекс Харрисон, Патриция Нил, Генри Фонда и даже молодой и восхитительно красивый Марлон Брандо.

Актерский состав и весь персонал собрались примерно через час после закрытия занавеса. Звезды не всегда появлялись здесь, иногда они встречались в апартаментах продюсера, чтобы дождаться рецензий, но сегодня и Валентина, и Бен Пэрис знали, что им не удастся избежать традиционного ожидания появления первых рецензий.

— Блеск, — выдохнул Бен, на которого, невзирая на его голливудскую славу, все происходящее произвело большое впечатление.

Они заняли комнату наверху над главной столовой и заказали огромные порции салата с креветками и омарами, бараньи котлеты, причудливые и разнообразные сэндвичи. Руководил торжеством Винсент Сарди, повидавший сотни актеров за последние пятьдесят лет.

— Вэл, дорогая! — Пичис в десятый раз обнимала Валентину. — Милая, ты была поразительна, все полюбили тебя. Мне пришлось вцепиться в Эдгара, чтобы он не вскочил и не закричал: «Это моя дочь!» Аплодисменты все продолжались и продолжались. Шесть вызовов! Невероятно!

— Ты поставила Бродвей на уши, — восторженно произнес Эдгар, крепко обнимая ее.

— Я еще с трудом в это верю! — воскликнула Валентина, улыбаясь людям, с такой любовью вырастившим ее.

— Дорогая, мы так рады за тебя. Если бы только… — Пичис поколебалась. — Если бы Орхидея тоже пришла сюда, все было бы идеально.

— Она не захотела прийти, поскольку ненавидит меня, — тихо ответила Валентина.

Эдгар отошел, чтобы поздороваться с одним из своих старых друзей — Дэвидом Мерриком. Пичис колебалась.

— А ты не хочешь попытаться повидать ее снова? Встреча лицом к лицу намного лучше, чем телефонный разговор, и, может, это именно то, что ей нужно.

— Я пыталась дюжину раз.

— Попытайся еще раз, пожалуйста, — взмолилась Пичис. — Я люблю вас обеих, и то, что происходит сейчас с вами, причиняет мне боль. Если она откажется с тобой встретиться и на этот раз, тогда я сама попытаюсь помирить вас. И Эдгар не понимает, что же произошло. По его мнению, семья есть семья.

Валентина согласилась выполнить просьбу Пичис. В этот момент вернулся ассистент помощника режиссера с первой кипой газет. С размаху он бросил их на стол. Артисты столпились вокруг. Болтовня сразу смолкла. Атмосфера стала напряженной.

Кит Ленард листал толстый «Нью-Йорк таймс» в поисках театрального раздела. В комнате воцарилась мертвая тишина. Он нашел его и принялся читать вслух.