— А Валентина? — спросила Пичис. — Как насчет нее? Монахиня рассказала Пичис все, что знала об истории Валентины.

— Однако бумаги, найденные у ее матери, свидетельствуют, что она, видимо, путешествовала по фальшивому удостоверению личности, так что все это нужно выяснить, прежде чем можно будет удочерить Валентину по закону. Думаю, это нелегко и займет несколько лет, прежде чем все прояснится. Но ее, безусловно, можно взять на воспитание, пока не принято решение…

— У Эдгара самые лучшие адвокаты, связи в Вашингтоне, — убежденно сказала Пичис. — Я уверена, что они смогут решить эту проблему.

— Есть еще одно обстоятельство, — добавила Мэри Агнес.

— Да?

— Эти две маленькие девочки чрезвычайно зависят друг от друга эмоционально. Они привязаны друг к другу.

Пичис взволнованно рассказала монахине о своих планах — пригласить их сегодня на ленч в их загородный дом Франклин-Хиллз.

Ей еще больше захотелось взять этих девочек. Она нашла удивительно трогательной связь между ними. По ее мнению, если они смогли полюбить друг друга, в дальнейшем в состоянии будут обратить эту любовь и на окружающих.


— Она здесь! Она здесь! — кричала Орхидея. Она бежала по длинному коридору, соединявшему их дортуар с главным вестибюлем. — Я видела ее из окна! Она здесь, и такая красивая! Посмотри, на ней желтый костюм! И желтая шляпка! А на шее — жемчуг! — Орхидея приплясывала от волнения.

— Девочки, к вам посетительница, — сказала сестра Мэри Агнес, поспешно подходя к ним. Она с тревогой посмотрела на девочек. — О нет, дети мои, вы не можете пойти на ленч с миссис Ледерер в этих неопрятных юбках и блузах. Вернитесь к себе и переоденьтесь в свои воскресные платья. Валентина, у тебя волосы спутались. Ты что, никогда их не закалываешь?

Когда девочки привели себя в порядок, сестра проводила их в главный школьный вестибюль, где их ждала Пичис Ледерер.

На пороге Валентина внезапно остановилась, охваченная волнением. Сзади на нее налетела Орхидея. По ее прерывистому дыханию Валентина поняла, что ее подруга также возбуждена.

Миссис Ледерер — нет, Пичис — была прекрасна.

— Девочки, — сказала Пичис своим приятным нежным голосом, — надеюсь, вы проголодались. Я запланировала замечательный ленч. И думаю, вы любите цветы.

— Ц-цветы? — заикаясь, пробормотала Валентина. Пичис протянула белую картонную коробку, перевязанную отделанной рюшью голубой лентой.

— Не хотите открыть ее? По дороге сюда я заехала к своему флористу, и он предложил это.

Девочки колебались.

— Давайте, — настаивала Пичис, — открывайте. Там по букетику для каждой.

Взволнованные, они подняли крышку коробки.

— О! — воскликнула потрясенная Валентина.

— Чертовски привлекательные! — закричала Орхидея.

Внутри коробки уютно свернулись два маленьких букета для корсажа, сделанных из гофрированных голубых орхидей. Рассчитанный на ребенка голубой шелковый бант с крохотным медвежонком такого же цвета дополнял каждый букет.

— Чертовски восхитительно!

— Сью Энн Уэлч, — рассердилась сестра Мэри Агнес, — следи за своим языком, а то не поедешь на ленч.

Но Пичис улыбалась, встав на колени, чтобы помочь каждой девочке приколоть свой букет.

— Глупости, мы втроем замечательно проведем время. А эти букеты ознаменуют… ну, так много всего. Мы станем семьей, я надеюсь. А вы, девочки, по-настоящему будете сестрами.

Валентину внезапно охватил приступ вины, словно испытывая теплые чувства к Пичис, она каким-то образом предавала маму, Мишу и папу. Затем она ощутила в глубине что-то похожее на улыбку и поняла, что это мама говорит ей «все в порядке» и та часть любви, которую подарит ей Пичис, будет исходить и от нее тоже.

— О мои девочки, — прошептала Пичис, заключая их в объятия.

— А что на ленч? — прощебетала Орхидея.

ГЛАВА 6

Стамбул, Турция. 1977

Молодая женщина в черном платье прохаживалась по оживленному базару Казбы, с усилием прокладывая себе путь через толпу закутанных в черные одеяния женщин, отчаянно торгующихся с продавцами лимонов, апельсинов и причудливых дынь.

Ей было двадцать лет. Тонкая, смуглая, с нежным взглядом византийских глаз, она так естественно вписалась в волнующуюся рыночную толпу, что никто не обращал на нее внимания. Базар был настолько переполнен, что люди шли плечом к плечу, костлявые длиннохвостые собаки-дворняжки дрались из-за объедков, еще более тощие и грязные ребятишки, обвязанные шалями, выпрашивали лиры.

Запахи специй, раздавленных фруктов и человеческого пота вызывали поразительное ощущение. Она вздрагивала, ощущая разрастающееся сексуальное волнение.

Она убила его! Французского торговца оружием, во всяком случае ей так сказали. Возможно, он поставлял оружие туркам, а те использовали его против греков в недавнем приграничном конфликте. Она не знала, почему его решили убить, да ей было безразлично. Она только помнила, как он задыхался, молил о пощаде, потерял контроль над своим мочевым пузырем. Его лицо все больше багровело, когда она затягивала гарроту вокруг его шеи. Туго… еще туже… до тех пор, пока его скрюченные пальцы перестали пытаться ослабить ее.

Ах, это прерывистое дыхание. Невероятно волнующее чувство абсолютной власти… Власти над человеческой жизнью. Это лучше, чем секс, лучше, чем нитрат амила, который один из ее любовников однажды заставил ее ввести себе.

Это, конечно, не первое ее убийство, но первое, за которое ей заплатили.

Греки обещали ей невероятную сумму в два миллиона драхм, почти десять тысяч долларов, такая сумма казалась ей сверхъестественной.

Пройдя мимо ларька, где висели туши освежеванных ягнят, женщина ускорила шаги. Ей надо было успеть на пятичасовой рейс до Лондона компании «Бритиш эйруэйз», а затем до Аргентины. Но еще важнее добраться прямо сейчас до комнаты, которую она снимала, прежде чем оргазм, нарастающий внутри нее, не взорвался необузданным экстазом.

Мотаун. 1979

Ртутные отблески света мерцали во мгле туманного апрельского вечера, раскаляли докрасна рекламу обновленного театра «Фишер» на бульваре Уэст-Гранд.

Большие черные буквы складывались в слова: «Постановка „Глитц“, в главных ролях „Голубые Орхидеи“. Эдгар Ледерер, владелец театра, дал разрешение престижной школе в Блумфилд-Хиллз устроить здесь свое выпускное шоу».

Валентина поставила их маленький красный «камаро» на ближайшую стоянку.

— Черт побери! — воскликнула Орхидея. — Мы здесь… и всего лишь через час «Голубые Орхидеи» станут звездами! Ты можешь в это поверить, Вэл? Один маленький-маленький час! Шестьдесят крошечных минуток!

Казалось, они всегда жили ради этого вечера. По крайней мере шесть месяцев — с тех пор, как Орхидее пришла мысль, что они с Валентиной могут создать ансамбль. Им обеим понравилось название «Голубые Орхидеи» в честь любимого цвета Валентины и из-за имени Орхидея, на использовании которого настаивала сама Орхидея.

Сегодня им предоставится шанс. Барни Самьюэлз, вице-президент Мотаунской студии звукозаписи «А и R», будет среди публики, чтобы посмотреть выступление своей дочери Кэти, танцующей под джаз, но ему придется прослушать всю программу, включая и их номер.

Они уверены, что понравятся ему. Кроме того, им доставлял радость один секрет. Валентина недавно нашла десять тысяч долларов, зашитых в разорвавшемся старом медвежонке, которого она привезла из России. Они планировали истратить их на свою музыкальную карьеру.

Девушки вышли из машины, достали с заднего сиденья ящичек с гримом и белую цветочную коробку с двадцатью голубыми орхидеями.

— Не урони их, — предостерегла Валентина, когда Орхидея небрежно подхватила коробку с цветами.

— Хорошо, тогда неси их сама, раз ты такая аккуратная.

Они подошли к служебному входу в приподнятом настроении и, войдя в театр, присоединились к группе взволнованных студентов Крэнбрукской школы, среди которых кружила их музыкальный руководитель Джоу Макбанта, одетая в ультрамодный черный брючный костюм.

— Слушайте меня! Все уже одеты и загримированы? Я объявляю двадцать пять минут. Девочки? Это Валентина и Орхидея. Что ж, почти вовремя. Наконец-то «Голубые Орхидеи» удостоили нас своим присутствием.

Прищурив глаза, Джоу окинула девушек пристальным взором. Они уже были одеты для сцены в вызывающие темно-голубые расшитые блестками облегающие платья.

— Валентина, — заметила Джоу, — спусти платье немного больше с плеч, дорогая, вот так. Да. Так намного лучше. Щетка для волос у тебя с собой?

Девушка кивнула.

— Хорошо. У тебя умопомрачительные волосы, но их нужно немного взъерошить, как у Фарры. Наклонись, так чтобы волосы упали вперед, а затем зачеши их назад. Нужно, чтобы было обилие волос… Да… да, именно так. Орхидея, ты тоже. Давайте обе. Постарайтесь выглядеть более соблазнительно.

— Конечно, — сказала Валентина.

— Со мной все в порядке! — воскликнула Орхидея, опуская голову и проводя щеткой по своим пылающим огненным кудрям.


Пичис сидела в первом ряду рядом с Эдгаром, слушая, как настраивается оркестр. Она нетерпеливо вздохнула. Ей очень хотелось, чтобы поскорей открылся занавес и оправдались ожидания, которые она возлагала на своих прекрасных дочерей.

Она никогда ни минуты не жалела, что удочерила Валентину и Орхидею. Оформление документов Орхидеи не составило труда, но понадобилось четыре года, чтобы юристы, сотворив чудо, разобрались в запутанных бумагах и фальшивом паспорте Валентины.

Первые годы были самыми трудными. Валентина часто будила их душераздирающими криками, ей снились кошмары, брат-близнец Михаил и снежный обвал. Девочка не сомневалась, что ее брат жив, и стала откладывать часть своих карманных денег на поездку в Россию.