Мойда оказалась достойным противником. С трудом верилось, что в ее темноволосой головке может скрываться столько знаний. Из своего опыта Иэн знал, что красивые женщины обычно глупы, а умные почти все страхолюдины. Глядя на Мойду, нельзя было не восхищаться ее внешностью, но для того, кто разговаривал с ней, красота девушки отступала на второй план, уступая место уму и проницательности.

Интересно, подумал Иэн, какова она, когда влюблена? Мягкая, нежная и привязчивая? Или, наоборот, властная и взбалмошная? Внезапно ему захотелось увидеть ее глаза, темные и полные страстной истомы, и приоткрытые в ожидании поцелуя губы.

Вздрогнув, он поднялся с места. Они вернулись в Скейг; бог знает, куда могли увести его мысли.

Войдя в холл и снимая с себя меха, Беатрис поначалу не вслушивалась в болтовню Кэти; она собиралась сделать Мойде какое-нибудь язвительное замечание за то, что та позволяла детям бегать по дому, как будто он их собственный.

Беатрис вспомнила, что так и не поговорила со сквоттерами, и проблемы герцога отошли на второй план. Затем, услышав, как Кэти рассказывает о том, что видел Хэмиш, а Мойда пытается уговорить Хэмиша рассказать о том, что тот знает, Беатрис волей-неволей начала принимать участие в происходящем.

Ей всегда требовалось сунуть свой нос в любое дело, каково бы оно ни было. Она играла исключительно главные роли, даже если драма не стоила и выеденного яйца. Жизнь Беатрис рассматривала как спектакль, в котором она монополизировала центральное место, не обращая внимания на остальных. Этому способствовала ее железная воля, властный характер и поразительное жизнелюбие.

В большинстве случаев людям было либо слишком трудно, либо слишком утомительно противостоять Беатрис. Те, кто считали ее невыносимой, просто исчезали из ее жизни и игнорировали ее; она же просто-напросто не задумывалась об их существовании.

Несмотря на ее утонченную, женственную внешность, Беатрис следовало родиться мужчиной. Из нее получился бы проницательный, успешный бизнесмен. Она хотела командовать и держать все под контролем, но, будучи женщиной, старалась наилучшим образом использовать имеющуюся у нее власть.

Ведя Хэмиша за руку в библиотеку, Беатрис была само очарование. Она была в центре внимания. Ей удалось побороть враждебность Хэмиша. Все остальные покорно, как овцы, следовали за ней.

Она села на диван и, пока остальные собирались в комнату, завладела вниманием мальчика.

— Послушай меня, Хэмиш, — начала Беатрис, — чего бы тебе хотелось больше всего на свете?

— Ружье, — быстро ответил Хэмиш.

— Не знаю, смогу ли достать для тебя настоящее, — ответила Беатрис, — но думаю, что найду двуствольное ружье, стреляющее пробками и деревяшками. Оно будет стрелять на большое расстояние и выглядеть точь-в-точь как настоящее. Хочешь такое?

— Зря она старается подкупить его, — сурово сказала Мойда Иэну.

Она произнесла это тихо, но все присутствующие услышали ее слова. Потому что говорила Мойда с чувством, и Иэн, повернувшись к ней с улыбкой, подумал, как она красива, когда глаза ее горят, а на щеках выступил румянец. Беатрис же, казалось, не замечала никого, кроме Хэмиша.

— Кто-нибудь будет знать, что оно не настоящее? — спросил Хэмиш.

— Никто, кроме тебя, — заверила его Беатрис.

— Тогда я согласен, — с серьезным видом ответил мальчик и после короткой паузы добавил: — Пожалуйста…

— Сегодня же закажем его по телефону. Послезавтра ты его получишь. Но, если я подарю тебе ружье, ты сделаешь кое-что для меня?

Хэмиш ответил не сразу. Он был достаточно сообразителен, чтобы понять — это сделка.

— Д… Да, — наконец произнес он с явной неохотой.

— Тогда расскажи мне про девочку, которая подходила к прилавку за белым вереском. Расскажи все, что сможешь вспомнить. Давай начнем с самого начала. Это было вчера днем, так ведь?

Хэмиш утвердительно кивнул.

— Кто еще там был?

— Кэти. А тетя Мойда показывала людям замок.

— Людям? Тем, у которых была маленькая девочка с горшочком вереска?

— Да, но она не пошла в замок. Она сказала, что устала, и ее мама разрешила ей поиграть на улице, пока они не вернутся с экскурсии.

— Теперь я вспомнила, — воскликнула Кэти, — потому что она дала мне шесть пенсов за девочку, а потом заставила вернуть обратно, потому что девочка не пошла в замок.

— А что было потом? — спросила Беатрис.

— Девочка стояла на улице, — ответил Хэмиш, — она смотрела на меня и улыбалась. Но я не стал улыбаться в ответ.

— Почему же? — удивилась Беатрис.

— Потому что она девчонка, — объяснил Хэмиш.

— Понятно! — серьезно произнесла Беатрис. — У нее было что-нибудь в руках?

— Нет, — ответил Хэмиш, — но потом она залезла в машину.

— И еще долго не могла открыть дверь, — презрительно сказала Кэти. — Она была больше меня, но у нее долго не получалось. А вот я умею открывать дверь в машине, правда, тетя Мойда?

— Конечно, дорогая, — ответила Мойда.

— Она открыла дверь, — сказала Беатрис. — А что она сделала потом?

— Вернулась к прилавку с горшочком вереска в руках и леденцом на палочке, — сообщил Хэмиш. — Она сосала леденец, чтобы и мне захотелось.

— Ты разговаривал с ней? — спросила Беатрис.

Хэмиш покачал головой.

— Леденец был красный, — вмешалась Кэти, — она отдала бы его тебе, если бы ты с ней заговорил.

Хэмиш ничего не ответил. Он разглядывал оленьи рога над каменной полкой, и Беатрис заметила, что он считает на них отростки. Ага, значит, внимание мальчонки рассеялось, и она поспешила сказать:

— Кроме ружья, я закажу для тебя красных леденцов, но ты еще не закончил свою историю, Хэмиш. Девочка стояла возле твоего прилавка с горшочком вереска и леденцом.

— Да, до тех пор, пока не вышла ее мама, — со скучающим видом произнес Хэмиш. — С ней была еще одна тетя и какой-то дядя. Они купили яблок, а та тетя спросила: «Хочешь купить белого вереска, Берта? Было бы замечательно увезти его домой в…» — Хэмиш замешкался. — Я не помню куда.

— Подумай, — умоляюще сказал герцог.

Пока Беатрис вытягивала из мальчика детали этой истории, он стоял спиной к камину, дергая себя за усы и не сводя глаз с Хэмиша.

— Не помню, — упрямо повторил Хэмиш.

— Зато я помню, — сказала Кэти. — Она сказала «в Глазго».

— Нет, — сердито возразил Хэмиш, недовольный вмешательством сестры.

— А я говорю да, — настаивала Кэти. — Она сказала «Глазго», и когда дядя заплатил за яблоки, он сказал ей: «Пора ехать, до Инвернесса почти сто миль. По дороге ты начнешь жаловаться». Я подумала, что это смешно, потому что она сказала, что едет в Глазго.

— Я не слышал, чтобы она такое говорила, — заупрямился Хэмиш.

— Ничего страшного, — сказала Беатрис. — А что там они говорили о вереске?

— Девчонка захныкала: «Мама, хочу вереска. Хочу белого вереска». Мама ей ответила: «Хватит с тебя вереска. У тебя же его целый горшочек. Этого достаточно». А та сказала: «Он не белый. Мне нужен белый вереск, потому что он приносит счастье». Но мама не разрешила ей больше покупать вереск, а вот другая тетя купила, и затем они уехали.

Хэмиш глубоко вздохнул, как будто он очень устал после своего рассказа.

— Вот и все, — сказал он. — Так я получу ружье?

— Непременно, — ответила Беатрис.

— Ты смотрел на тот вереск? — поинтересовался герцог. — Ты его видел? Какого он был цвета?

— Это был просто вереск в горшочке, — решительно ответил Хэмиш.

— Он не был белым, — сказала Кэти, горя желанием помочь.

— Голубой? — осведомился герцог.

Все ждали ответа Хэмиша.

— Может быть, — неуверенно ответил мальчик.

Герцог громко простонал.

— Это следует выяснить, — сказал он. — Инвернесс и Глазго — большие города. Не зная имен, это все равно что искать иголку в стоге сена.

— Я знаю их имена, — тихо сказала Мойда.

Беатрис резко повернулась и впервые посмотрела на нее:

— Так почему же вы молчите?

— У меня еще не было возможности что-либо сказать, — ответила Мойда. В ее словах не было ничего грубого. Она лишь констатировала факт.

— Скажите нам, — начал умолять ее герцог.

— Я хорошо помню этих людей, — сказала Мойда. — Вчера после обеда это была вторая группа. С утра наплыв посетителей был невелик, что удивительно, потому что обычно их бывает гораздо больше. Поэтому я обрадовалась этим людям и была к ним более внимательна, чем обычно. Там была женщина, возрастом около тридцати лет — мать той девочки, и ее сестра, немного постарше. Думаю, машину вел муж сестры. Мне почему-то показалось, что мать с дочерью гостили у этих мужчины и женщины — они были приезжими, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, продолжайте, — сказал Иэн.

— Вы же знаете, как трудно вспомнить все, что было сказано, если не стараешься запоминать, — объяснила Мойда, — но если связать вместе мои воспоминания и то, что рассказал Хэмиш, то, думаю, мать с дочерью живут в Глазго, а ее сестра с мужем — в Инвернессе или где-то в его окрестностях.

— А как их зовут? — осведомилась Беатрис.

— Фамилия второй женщины и ее мужа — Стюарт, — ответила Мойда. — Я это узнала, потому что она сказала мне: «Мы должны снова приехать в какой-нибудь другой день, потому что мистер Стюарт хочет пофотографировать. Сегодня такой солнечный день, а мы, к сожалению, забыли фотоаппарат». Затем мистер Стюарт добавил: «Мы обязательно приедем снова, и я вас сфотографирую, мисс!» Я поблагодарила его, хотя заметила, что эти слова вызвали недовольство у жены, и она поторопила его к выходу. Думаю, из этого можно сделать вывод, что именно они живут в Инвернессе.

— Да, конечно, — согласился Иэн, — они бы не смогли вскоре снова приехать сюда на день, если бы жили в Глазго. Мистер и миссис Стюарт из Инвернесса! Что ж, это уже хоть какая-то зацепка.