Алина Знаменская - Голубка

Они гуляли по городу, и Герка рассказывал. Иринке казалось, те годы, что они не виделись, сделали Герку другим человеком. Он стал еще интереснее, еще притягательнее. Он уже шагнул в тот большой мир, куда она только собиралась. И мир этот, судя по его рассказам, принимал бывшего детдомовца с распростертыми объятиями.

Страшно подумать: Герка на корабле пересек океан, выходил на берег в чужих, совершенно сказочных странах! Его новые манеры, повадки говорили о том, что он чувствует себя хозяином жизни. Или он только репетировал эту вожделенную роль?

Герка пригласил свою даму в кафе, и Иринка впервые попробовала мороженое в вазочке. Оно было… особенное. И лимонад – особенный. А Герка! Его просто не с кем сравнить! Он ни на кого в их городе не похож. Он – необыкновенный!

Они гуляли до самого вечера, а когда стало совсем темно, Герка пошел ее провожать. У дверей общежития он смотрел на нее, но ничего не говорил. И она не знала, что сказать.

– Ты завтра придешь? – спросила, но ей показалось, что он не услышал.

Он как-то стремительно шагнул к ней, взял за плечи, наклонился и поцеловал в губы. От него пахло папиросами, губы горчили. У Иринки перехватило дыхание. Когда он отпустил ее, оба они некоторое время сбивчиво дышали. Потом Герка сказал:

– Завтра приду.

И ушел.

Она долго не могла уснуть. Целая лавина впечатлений обрушилась на нее. Она никогда ни с кем не целовалась. Это был ее первый поцелуй. И насколько она понимала, такой поцелуй имел какое-то особое значение. Раньше они были с Геркой друзья, почти как брат с сестрой. Теперь же Герка показал, что их отношения изменились. Теперь они не просто друзья. А кто же?

Когда он пришел за ней на следующий день, она не знала, как теперь нужно вести себя с ним после вчерашнего поцелуя. Спустилась к нему в фойе, он протянул ей большую плитку шоколада «Аленка». На обертке была нарисована толстощекая девочка в косынке. Герка хмурился, ему было неловко от того, что он ухаживает. Иринка поняла это. И начала шумно радоваться по поводу шоколадки, хотя сама предпочла бы цветы. Ей никогда не дарили цветы.

– Хотел цветы притащить, – небрежно, словно отвечая на ее мысли, заговорил Герка, – да подумал: пойду через весь город как дурак, с цветами…

– А шоколадку мы съедим, – закончила за него Иринка.

Месяц, пока длился Геркин отпуск, казался ей прекрасным сном. Она даже не уставала на своей практике в заводской столовой, летала на крыльях, накрывая столы. Он встречал ее у проходной, и они возвращались вместе. Ходили в кино или на танцы в городской парк, где благодаря красивой Геркиной форме сразу стали самой заметной парой. В общежитии девочки одолевали Иринку своим любопытством. Она же только молча улыбалась, слушая их вопросы. Весь второй этаж с большим пониманием отнесся к разгорающемуся роману. На свидания собирали Иринку всем этажом – кто брошку одолжит, кто сумочку, кто духами брызнет. Она чувствовала себя принцессой и наслаждалась этим волшебным состоянием.

Только одна Зинаида Ивановна взирала на всю эту суету с выражением все того же хмурого скептицизма. Но к ней привыкли, а Иринка-то знала, что в душе комендантша очень добрый человек.

Когда до отъезда Германа оставалось всего несколько дней, та как-то зазвала Иринку к себе на склад и без обиняков спросила:

– Не дала еще?

– Что? – опешила Иринка, хлопая ресницами.

– Что, что… Известно что. Не дала, говорю, еще милому своему?

Иринка покраснела до корней волос, слезы едва не брызнули из глаз.

– Что вы говорите такое, Зинаида Ивановна! Герка не такой, он… я…

– Такой, не такой, – проворчала комендантша и с грохотом поставила тяжеленный утюг на гладильную доску. – Все они сначала не такие. А потом как попрет буром – не остановишь. А ты-то пигалица совсем. Шестнадцать лет. Родишь – куда девать будешь? Как тебя самую – государству в подарок?

– Зинаида Ивановна, – проговорила Иринка, чувствуя, как пылают щеки, – как вам не стыдно!

– А чего мне стыдиться? Я жизнь прожила. И всякого тута, в общаге этой, повидала, девонька. И любовей ваших, и слез, и деток незаконнорожденных. А вот ты-то как дитя малое. Ничегошеньки не знашь и не понимашь! Потому и говорю тебе! Зинаида Ивановна плохого не скажет, а станешь меня слушать, будет из тебя толк! Не будешь – твоя беда.

Иринка, кипя от возмущения, покинула берлогу комендантши и весь день ходила сама не своя. Самое обидное заключалось в том, что комендантша намекнула, что «яблочко от яблоньки»… Тебя, мол, государству подкинули, и ты такая же! Детдомовская – значит, второй сорт.

Кипела Иринка, но подругам о разговоре с комендантшей не проговорилась. Стыдно.

Тем более что уже пригласила Германа к себе в гости. Девочки все вместе уборку делали, чистоту наводили. Должен же он наконец увидеть, как она живет!

Девушки к приходу Иринкиного кавалера приготовили ужин. Старались как могли, благо в тетрадях у них имелось полно рецептов. Будущие повара как-никак!

Герка явился с вином и конфетами. Конфеты царским жестом высыпал из кулька на стол. Девушки взвизгнули – всеми любимые «Мишки»!

Вина Иринка никогда прежде не пробовала, но Люба с Надей не отказались, и она тоже выпила немного. Вино оказалось вкусным, особенно если его закусывать конфетами.

Было очень весело. Девушки общались с Германом, словно знали его сто лет. Он травил байки из жизни моряков, обещал познакомить с друзьями, подливал девушкам вино. А когда они, раскрасневшиеся, затянули «Зацвела под окошком…», даже подпел им, задорно встряхивая чубом.

Впрочем, вскоре Надя стала подталкивать распевшуюся Любу в бок.

– Нам пора, – сказала она подруге.

– Куда же вы? – не поняла Иринка.

Герман промолчал.

– Мы пойдем погуляем, – сообщила Люба.

И девушки, подмигивая Иринке, ушли.

– Может быть, мы сходим куда-нибудь? – предложила Иринка.

Герка смотрел на нее через стол. Глаза его блестели.

– Я теперь тебя так долго не увижу, – задумчиво сказал он. На лбу его, под чубом, прорисовалась складка.

– Долго, – эхом повторила Иринка.

Он сел с ней рядом и взял за руку.

– Меня в армию призывают. Я, конечно, пойду в морфлот. Еще не знаю, куда именно попаду.

– Мы будем переписываться…

– Да само собой… Но… ты понимаешь, что мы с тобой теперь не просто друзья, мы…

– Да, я понимаю…

Он прижал ее к себе, не дав договорить. Его губы торопливо скользнули по ее губам, перешли на шею, потом еще ниже, в разрез платья. Руки, его сильные горячие руки, были сразу везде. Они вдруг стали делать то, чего раньше никогда прежде не делали, – гладили ее ноги, задрав подол платья, дотрагивались до ягодиц и больно сжимали их. Хотя она тесно сдвинула коленки, его руки настойчиво пытались раздвинуть их. Герка тяжело дышал и молча двигал ее в угол кровати, к подушке. Она чувствовала, как мышцы его стали напряженными и буквально звенели под ее руками.

– Гера, давай лучше пойдем куда-нибудь… – попыталась она остановить его. Но он, казалось, совсем не слышал ее слов.

Он только бормотал, что уезжает и хочет, чтобы она стала ближе ему…

– Я буду тебя ждать, – сказала она, пытаясь заглянуть в лицо. Но он словно ослеп и оглох. И Иринка поняла его мысль – поскольку он уезжает, они должны как бы скрепить свое расставание близостью.

«Наверное, так и должно быть», – подумала она.

Его настойчивые прикосновения волновали ее, грудь под его руками горела. А в животе стучало что-то готовое взорваться. Она дышала тяжело, почти так же, как он. Она уже лежала на кровати, а он пытался снять с нее платье, когда по коридору, громыхая ведрами, протопала Зинаида Ивановна.

И тут Иринка очнулась! Четко увидела хмурое лицо комендантши. И ее слова вспомнила, и свое чувство. И свою обиду и возмущение на эти слова. Она откуда-то нашла силы и вынырнула из-под разгоряченного, возбужденного Герки. Она вскочила на кровати, держа обеими руками расстегнутое платье, и прижалась спиной к стене.

– Значит, я – детдомовская, со мной можно и так? – тяжело дыша, проговорила она.

Герка посмотрел на нее снизу вверх, оценил ее испуганный, настороженный взгляд, отвернулся.

– Я тоже детдомовский, – напомнил он, не уловив, какие здесь связи.

Потом одернул на себе одежду, отдышался, достал сигареты.

– Ты не думай, что я так с тобой, погулять. Ты мне нравишься очень. Даже, наверное, я люблю тебя.

Герка отошел к окну и открыл форточку. Он снова вел себя как хозяин. А Иринка мечтала провалиться сквозь пол.

– Ты правда будешь меня ждать? – спросил он.

Она уже застегнула платье, поправила покрывало на кровати.

– Конечно, – кивнула она.

– Мне служить три года, – напомнил он. – Ты уже учиться закончишь, работать станешь. Женихов полно будет крутиться.

Он стоял у окна такой нахохленный, раздосадованный. Иринке стало жаль его, тем более что она чувствовала себя в чем-то виноватой.

– А я, когда техникум окончу, к тебе приеду! – пообещала она. Подошла и прислонилась лбом к его спине.

Он выпустил дым в форточку.

– Не врешь?

Она покачала головой.

– Ну, тогда уговор, – сурово сказал Герка, не поворачиваясь к ней. – Без меня тут – ни с кем! Чтобы верно ждала. Поняла? А приедешь – поженимся. Заметано?

– Заметано, – улыбнулась Иринка в синий его воротник.

Калерия закончила ночную смену в госпитале, но никак не могла уйти. Сначала медсестра пришла и нажаловалась на нянечку, которая размазала грязь по коридору – на высохших полах видны разводы, а через час явится начальник госпиталя, и тогда… Пришлось беседовать с нянечками. Потом одна из сотрудниц попросила посмотреть своего десятилетнего сына.

– Ничем насморк не вылечу, – жаловалась та. – Прямо беда.

Калерия осмотрела ребенка и выписала рецепт. Как она устала сегодня! Лечь и уснуть! И спать три… нет, пять часов!