Дебора Смит - Голубая ива

Тамберлайн низким и полным эпического резонанса голосом многозначительно заметил:

— Король умер.

А Ламье добавил:

— Да здравствует король!

Мать лежала на большой кровати с пирамидками по углам и плакала, отец громыхал кастрюлями на кухне. Майское утреннее солнце уже палило вовсю, обещая жаркий и душный день.

— Успокойся, мам, — утешала Лили, садясь подле и откидывая спутанные рыжие волосы с ее лба. — Через пару месяцев все пройдет, спина станет как новенькая.

Закусив нижнюю губу, мать взяла себя в руки.

— Доктор, конечно же, прав. Я чувствую себя совершенно разбитой.

Прежде Лили никогда не видела мать такой беспомощной и расстроенной. На пищевом заводе ей сказали, что у нее не хватает сноровки, и в связи с травмой уволили с работы. Мало им того, что она таскала двадцатифунтовые мешки с собачьим кормом по восемь часов в день, нужны еще какие-то доказательства!

Все в душе Лили бушевало, но она не стала подливать масла в огонь:

— Ты не беспомощна, у тебя есть дочь: я помогу, приведу в порядок твои платья, и как только тебе полегчает, ты второй раз в жизни выйдешь в королевском свадебном наряде.

Мать фыркнула, но постаралась выпрямиться, отчего лицо ее исказилось гримасой боли.

— По крайней мере у меня еще крепкие зубы.

— Точчо! Раз ты в состоянии кусать и жевать, ты еще хоть куда.

Лили помогла матери подняться с кровати, и они прошаркали в ванную. В большом зеркале в углу отразились два сгорбленных рыжих ангела в длинных хлопчатобумажных ночных сорочках. Побледневшая мать, согнувшись в три погибели, еле ползла рядом с раскрасневшейся от тяжести Лили.

Лили подвела мать к зеркалу в ванной, та махнула на дверь:

— Спустись и посмотри, приготовил ли отец яичницу. Остальное я сделаю сама, чтобы уж совсем не расклеиться.

На лице матери застыло упрямое выражение. Лили вбежала на кухню, чмокнула отца в щеку и отняла у него чашу, в которой он крюком взбивал яйца.

— Ты заржавеешь, — пошутила она и вытерла крюк кухонным полотенцем.

Он силился улыбнуться, но как-то отрешенно опустился на стул и застыл над кружкой кофе, уставившись в одну точку. Лили встала к плите и вдруг, улучив момент, объявила:

— Я получила работу. Тетушка Мод договорилась с Фридманами. После школы я буду работать в их оранжерее.

— Тебе же только четырнадцать, — возразил отец.

— Поэтому я спрашиваю твоего разрешения. — Она посмотрела на отца в упор. — Подумай. Каждое утро ты по пути станешь отвозить меня на работу, а вечерами забирать домой. Мы с тетей Мод уже все продумали. Это же пять долларов в час, папа! Без налогов. Они будут платить из кассы, поскольку мистер Фридман не хочет заносить меня в книгу.

— Хорошо ли уходить от налогов, все порядочные люди должны платить государству.

— Пап, правительство тратит столько денег, сколько мы и не видели за всю нашу жизнь, а наша семья нуждается в каждом пенни.

— Наслушалась ты тетю Мод и ее сестричек! — Он вздохнул. — Я бы не хотел, чтобы ты так же много работала, как мы с матерью, когда были молоды. Кроме того, этим летом ты начнешь изучать живопись и музыку в общественном центре.

— Тетя Мод уплатит за меня вступительный взнос. Я пройду курсы на будущий год. — Она подалась вперед и выпалила: — Я хочу помочь, это же и мой дом тоже! — Она украдкой бросила взгляд на холл и прошептала: — Я слышала твой разговор с тетей Мод, слышала, что тебе пришлось занять, оплачивая услуги врача. У нас нет другого выхода.

Отца распирало от гордости, но он не подал виду. Лили с горячностью продолжала:

— Очень важно оставить это место за нами. Пусть мои дети вырастут именно здесь. Я ничего не добьюсь в жизни, уповая на чудеса.

Улыбка чуть заметно тронула его губы, но в глазах навеки застыла печаль.

— А когда-то ты грезила, как вернется Артемас Ко-улбрук и сделает тебя принцессой.

Она вспыхнула и гордо вскинула голову:

— Бабушкины сказки! Надеяться на то, что какой-нибудь мужчина посвятит мне жизнь! Это всего лишь социальный миф мира, в котором преобладают мужчины.

— Опять начиталась всяких бредней Маленькой Сис!

— Но это правда, папа!

Она, взгрустнув, замолчала, задумавшись об Артемасе: он все еще писал ей письма, она все еще ему отвечала. Впрочем, в памяти сохранились только смутные воспоминания о прекрасном мальчике.

— Коулбрук окончил колледж, — протянула она. — Думаю, подруг у него хватает. — Она смущенно потупилась. — Я тоже пойду в колледж. Потом буду работать и заработаю много денег. Я хотела бы выращивать растения, может, мне удастся открыть свое дело. — Она подняла глаза и встретила печальный, полный нежности взгляд. — Я отыщу способ осуществить это.

Отец, тяжело вздохнув, кивнул:

— Я согласен, моя маленькая птичка.

Она благодарно прильнула к нему.

— Большая птичка, папа, большая.

Дядя Чарли похоронил бабушку в мраморном мавзолее на частном кладбище Коулбруков. Артемас произнес прощальную речь и отрешенно зашагал прочь, скользнув взглядом по надгробиям отца и матери, едва заметных в тусклом свете подле склепа бабушки.

Мать, напившись, врезалась в дерево годом ранее. Молодой человек, сидящий с ней рядом, тоже скончался. По словам жены несчастного миссис Коулбрук убила его в порыве ревности.

Джеймс и остальные дети как-то незаметно взрослели. Артемас своим примером вселял в них уверенность, что стыд будет искуплен упорной работой и чистой совестью. Он приучал братьев и сестер к дисциплине, настойчивости в достижении поставленной цели, взаимовыручке, воспитывал мужество и честность. Старший брат с отличием окончил колледж и получил квалификацию инженера; он и представить не мог, что младшие Коулбруки останутся неучами.

Джеймс специализировался в бизнесе, его каждый семестр зачисляли в почетный деканский список. Конечно, он безумно любил бейсбол, играл в университетской команде, и Артемас знал, что парнишка мечтает стать профессионалом. Но старший брат, выслушав Джеймса, с сожалением констатировал, что он никогда не станет спортсменом высокого класса, а бейсбольный игрок не нужен в семейном бизнесе. Джеймс мучительно размышлял некоторое время, но выбрал учебу.

Касс с отличием окончила Эвертайд, сбросила лишний вес и поступила в колледж, где занялась изучением искусства. Майкл, Элизабет и Джулия тоже были круглыми отличниками и мечтали о будущем, связанном с Артемасом и «Коулбрук чайна». Каждый примерно представлял свое призвание.

Он сообщил Лили о смерти бабушки, считая неизменными две вещи в жизни — свою семью и свои воспоминания о маленькой девочке, которую он видел девять лет назад. Артемас держал свое странное хобби в секрете, получая истинное наслаждение от того, что он, уже взрослый, мрачноватый с виду мужчина, пишет письма ребенку! Он не мог представить ее взрослой, а она никогда не присылала своей фотографии.

Артемас получил от нее опрятную маленькую коробочку с чеком на двадцать пять долларов.

«Пожалуйста, пожертвуй эту малость твоей любимой бабушке. По словам родителей, она была благородной и необычайно доброй. Я расчистила местечко в старом саду, за домом, и посадила иву в память о ней».

Лили теперь писала аккуратным, уверенным почерком, вряд ли его можно было назвать детским.

Дядя Чарли никогда не скрывал своих намерений выставить Голубую Иву на продажу в тот самый день, как только она станет его собственностью.

Бабушка оставила как старое поместье в Джорджии, так и ее контрольный пакет «Коулбрук чайна» своему любимому внуку. Дядя Чарли поклялся отстоять свое в суде.

— Этого никогда не будет, — спокойно возразил Ар-темас. — Как только у меня появятся деньги, я выкуплю твою долю. — И отдал дядюшке конверт с фотографиями его жены и ее двух нагих и пьяных подруг из бридж-клуба. Бабушка считала эти документы козырем Артемаса в тяжбе с дядюшкой.

Внук торжествовал, с презрительной улыбкой глядя на своего апоплексического дядюшку.

— Я отвечаю за будущее этой семьи, не вмешивайся в наши дела, иначе я тебя уничтожу.

Он перевез братьев и сестер в Нью-Йорк в старый кирпичный дом неподалеку от бывшего офиса компании.

Артемас вместе с Тамберлайном и Ламье изучил дела компании. Банкротства можно было избежать, только учитывая каждый доллар и посвящая делу каждую минуту своей жизни.

Никакого очарования, никакой роскоши, никакой кичливости своим стилем жизни. Все разваливалось, бизнес казался респектабельным лишь благодаря известному, старомодному китайскому дизайну, который, впрочем, не пользовался спросом у молодых покупателей. Масса состоятельных молодых людей не поскупилась бы, приобретая фарфор современных форм, но дядя Чарли и думать не думал об этом.

Менеджмент был дезорганизован, неэффективен и апатичен, фабрики, рассеянные от Нью-Йорка до Каролины, полуразрушены, работа низко оплачивалась. Требовалась глобальная перестройка компании путем рабского упорного труда. Артемас твердо знал, что выполнит задуманное независимо от исхода борьбы.

Он сообщил Лили, что теперь владеет Голубой Ивой и заправляет семейным бизнесом.

«Здорово, — ответила она. — Ты достиг того, чего хотел. Но, став важным и влиятельным, не превращайся в петуха и не забывай нас. А не то пришлю тебе моченых яблок!»

Лили была в своем амплуа. Теперь, став полноправным хозяином своей судьбы, он обязательно найдет способ увидеться с ней.

Лили сажала очередную бегонию в пластиковый горшок и переживала по поводу завтрашней контрольной по алгебре, к которой она в общем-то слабовато подготовилась. Она устало оглядела рассаду на длинных деревянных столах. Руки ее гудели. После полудня и каждый уик-энд она пропадала в оранжереях Фридмана, где лето, казалось, уже в полном разгаре, несмотря на декабрьское солнце за окном.

Мать никогда уже не поправит здоровье настолько, чтобы работать на заводе. Она даже вставала с трудом и коротала время за изготовлением стеганых одеял на продажу туристам.