Валерия Савельева - Головная боль в наследство

Несколько нажатий на кнопки, заунывное пиликание…

– Кто? – раздался сонный голос Борьки из динамиков домофона.

– Я…

На седьмой лифт приехал удивительно быстро, хотя раньше всегда безумно тормозил. Иринин встретил меня на пороге, придерживая открытую дверь квартиры. Куцый хвостик на макушке, в который друг собрал блондинистые волосы, весь растрепался, лицо было помято со сна. Да уж, опять всю ночь писал тексты и музыку, уверен!

– Привет, – я улыбнулся, останавливаясь на пороге. – А я вот решил всё же принять твоё предложение.

– В гостевой постель заправлена, – пробормотал в ответ Иринин и, потирая глаза, ушёл к себе. Как и ожидалось, с утра трезво мыслить он не мог, но меня явно ждал ещё с того дня. – И это… где-то в час разбуди. Сейчас с меня смысла нет. Лёг в пять.

Ухмыльнулся, разглядывая его удаляющуюся спину. Здравствуйте, бессонные ночи! Мы с вами некоторое время будем неразлучны. Меня зовут Анатолий и я не могу спать, когда в зале тенью бродит мой друг, бормочет что-то себе под нос, а потом то и дело чиркает строчки в блокнотике. Хотя если взять во внимание сегодняшнюю ночь, в которую я в принципе не сомкнул глаз… Думаю, спокойно получится подстроиться под режим Иринина.

В свободной комнате квартиры или, как Боря её называл, гостевой, действительно всё было готово. На кровати – свежее бельё и идеально чистое покрывало; на стуле аккуратной стопкой были сложены пара маек и джинсы, а поверх них даже лежала новая, на днях купленная зубная щётка. Ну, Борька, ну, шельмец! Ведь стопроцентно был уверен, что я приеду.

Спать я не собирался, думал, не позволит противная ноющая боль во всём теле и мысли, мучающие со вчерашнего вечера. Казалось, что я жестоко принудил Марида, сыграв на возможности загадывать желания. Да нет, почему же лишь "казалось", так и было! И если всё продолжится в том же духе, оно войдёт в привычку. Не хочу. Это низко.

Впрочем, стоило голове только коснуться подушки, приятно пахнущей свежестью, все мысли будто бы испарились, даже боль в теле исчезла – в квартире Борьки я всегда засыпал моментально. Почему-то успел уже об этом забыть.

Разбудил меня умопомрачительный аромат кофе. Маленькая стрелка часов остановилась на цифре три. А я ведь обещал растормошить Борю в час…

– Ну, как спалось? – ухмыляющийся друг сидел в зале на диване, перед ним – две чашки кофе.

– Удивительно хорошо, – я потянулся, зевая, и подхватил одну из чашек. – Всегда тут спокойно сплю.

– Правильно, никаких духов или иных таинственных явлений в квартире не наблюдается! Даже домовые и те от меня сбежали.

– Как от нерадивого хозяина? – фыркнул я.

– Так точно, сэр! – Борька шутливо отдал честь.

Сейчас он был таким "домашним", совершенно не похожим на того заводилу, умеющего моментально собрать компанию и вечно шляющегося по клубам в компании красоток. Даже будто и спокойней раза в два, хотя это лишь мираж – взрывной характер Иринина никуда не деть. Однако, когда Борьку никто не видел, он менялся как внешне, так и внутренне. Во-первых, глаза – родные серо-голубые очи друга для меня были куда привычней дикой яркости разноцветных линз. Дома друг предпочитал всё же носить очки – без них уж никак, зрение-то плохое.

Не знаю, но когда Иринин вот такой: без лишнего пафоса, в стареньких очках, с волосами, перехваченными в хвост – друг ещё более располагающ, чем всегда. С ним легко.

– Ну и что случилось? – после недолгого молчания вопросил Борька. – С какого перепугу ты всё-таки пришёл ко мне?

– А с какого перепугу ты меня всё же ждал? – ухмыльнулся я в ответ.

– Ну вот чутьё, чутьё…

– Старый и умудрённый опытом пёс.

– Не, молодой и чуткий, – парень фыркнул. – Так что там?

– Я последовал твоему совету.

– Ну, как бы вижу, раз ты здесь.

– Да нет, не тому! – раздражённо махнул рукой. – Валить и трахать!

– Ты его что? Того? – полное охренение на лице. – Не ожида-ал.

– Да нет же, идиот! Я его всего лишь снова поцеловал.

Я схватился за голову, ероша волосы. Блин, да с какого перепугу краснею и выражаюсь, будто юная девственница?

– Я заставил джинна себя поцеловать, сказав, что это – желание.

Иринин замолчал. Правда, всего на пару секунд:

– Ну ясненько… Зефирки будешь?

Он поднялся с дивана и потопал на кухню за зефиром. Иринину не нужно было слов, друг понимал меня и так.

Когда Толика не оказалось в квартире с утра, джинн не придал этому особого значения, но вот когда он не вернулся и к следующему дню, а тянущая боль всё продолжала истязать тело… Марид рвал и метал, судорожно соображая, где может находиться хозяин. Проблема была в одном: да, ифрит чувствовал, что Толик не так уж и далеко, но где? Не у родных – точно, они чуть ли не на другом конце города живут, ощущения были бы другие. Только вот больше ничего о хозяине Марид и не знал.

Чёртов мальчишка, сперва сам домогался, а на утро сбежал! Что за глупости? Когда джинн всё обдумал и убедил-таки себя не забывать, кто он есть на самом деле… Дурацкий "хозяин"!

Казалось, Борька поставил своей целью всячески поднимать мне настроение и возвращать в привычное приподнятое эмоциональное состояние. Частично другу это удавалось, иногда я забывал обо всём, в голос смеясь над его шутками и радуясь, что у меня есть такой вот Борька.

Но мысли о Мариде возвращались вместе с болью. Сперва я думал, что это всё зависит от расстояния, которое отделяет нас с ифритом, но, скорее всего, причина в другом. За эти четыре дня, что я провёл у Иринина, боль то практически исчезала, то становилась совершенно невыносимой, заставляла скулить и стискивать пальцами одеяло, практически разрывая ткань, съёживаться на кровати, молясь о том, чтобы этот дикий приступ прошёл. Они возникали по ночам или ближе к утру, скручивали тело, сжимали лёгкие…

Хорошо, что Боря ни разу не застал меня в таком состоянии, а то бы плюнул на всё и отправил обратно к Мариду, наваляв ещё и ему по первое число за то, что "не отвечает взаимностью". Друг уже предлагал такой вариант в качестве одного из возможных, но получил категоричный отказ. Больше провальный план не повторял, но настроение поднять всё так же пытался.

Сегодня вот Иринин заявил, что хватит с нас боёв подушками, скаканий на диванах и проверки нервов соседей на прочность жуткими завываниями в караоке – да-да, всё из перечисленного мы, будто дети, уже успели воплотить в жизнь - было глупо, но весело. По мнению друга, теперь "Анатолию Владимировичу нужно развеяться и побыть на природе".

Сказано – сделано, даже несмотря на то, что виновник торжества был против. Мне в руки всучили купальные плавки, панамку, шорты и легкую гавайскую рубаху – стоит сказать, всё было Борино и потому немного узковато более крупному мне, – напялили на нос огромные солнечные очки и, не принимая возражений, затолкали в машину. Иринин был непреклонен! Кстати, выглядел он не менее оригинально, чем я. Чего только стоили торчащие из-под кепки-дачницы яркие пряди чёлки и дико-рыжая рубаха с коротким рукавом!

И за дорогу я даже проникся поездкой: радовался солнышку, хотя по жизни не особо люблю жару, подпевал вместе с Борей орущим из колонок песням, смеялся над шутками друга. Со спокойной душой и совершенно пустой головой расстелил покрывало почти у самого берега реки… а потом вернулась боль.

Иринин сперва и не заметил, что я, даже не раздеваясь, присел на покрывало и обхватил руками колени, стремясь унять сумасшедший стук сердца. Оно билось, будто пойманный в ловушку заяц: пара резких ударов лапами, тишина, снова мельтешение. Может, это потому, что мы уехали довольно далеко от города, а расстояния всё же имеют какое-то влияние? Идиотизм! Я не хочу вечно таскать с собой джинна, будто на поводке! Почему мы не можем спокойно быть в разных местах, довольно отдалённых друг от друга, если я "желаю" быть подальше от Марида? Да уж, хитрая сучка Эдже, ты навсегда испортила жизнь своего далёкого внука!

– Толик, ты глянь только какое солнышко! – широко раскинув руки, возвестил Борька.

Я улыбнулся через силу, рассматривая прямую спину друга и кончики светлых волос, которые трепал ветер. К слову, Иринин не особо любил природу и, в особенности, жару, но бывать на солнце считал жизненно необходимым – матушка приучила, что загар является неотъемлемой частью творческого человека, выступающего на публике. Потому Боря и катался на курорты, стремясь получить максимальное наслаждение от нелюбимого дела – легче валяться и греть пузо у бассейна где-нибудь в шикарном отеле на Мальдивах, чем каждый день кататься в одиночестве к нашей речке.

– Ну да, солнышко, – протянул я в ответ, пытаясь хоть как-то поддержать разговор.

– Да ну тебя, круто же!

Борька рассмеялся, делая ещё шаг вперёд, в воду, не удосужившись даже снять шлёпки. Запрокинув голову, резко крутанулся на одной ноге – пытался, наверное, изобразить некий пируэт. Увы, великим танцором друг не был, всего лишь певцом и музыкантом – поскользнулся на камнях, не удержал равновесия и грохнулся таки ж в воду, поднимая тучу брызг. А потом широко улыбнулся, отжимая мокрые волосы.

Вот тут уже не выдержал я: заржал, пряча лицо в коленях, даже боль стала казаться не такой сильной и чуть отошла на второй план. Чёрт, почему этот балбес всегда настолько жизнерадостный? Сидит сейчас в воде, промочив и замарав шорты да ядовито-рыжую рубаху, но лыбится так, будто он самый счастливый человек на свете.

– Толь, а пошли купаться! – вдруг предложил Боря.

– Да ну тебя, Ильин день давно прошёл, нельзя уже в воду. Конец августа на дворе, – попытался отказаться от сомнительного предложения.

На самом деле Ильин день меня совершенно не волновал, у нас на него всегда забивали, купаясь вплоть до самого сентября, если погода стояла нормальная. Блин, уже конец августа! Мы же с Маридом уже два месяца друг друга мучаем своим существованием…