Она припарковалась перед входом, взяла с сиденья сумку и вошла в дом. В тесной прихожей было тихо, как на кладбище. Она стала проверять почту, совсем забыв, что почтальон уже приходил и писем не принес. Сильвия бросила сумку у подножия лестницы. Безмолвие давило на нее, как нечто осязаемо тяжелое. Тишину нарушало только медленное тиканье часов на верхней площадке лестницы.

Сильвия прошла в гостиную, настолько маленькую, что в ней помещались только диван, два кресла и стол, над которым висели книжные полки. В камине лежала зола, хотя огонь она не разжигала вот уже несколько дней.

Она нашла сигарету, закурила и, нагнувшись, включила телевизор. Стала нажимать на кнопки, просматривая каналы. Не найдя ничего интересного, выключила телевизор. После всплеска бессмысленных шумов ее снова окутала давящая тишина. Было только восемь вечера. До сна еще как минимум два часа. Может, что-нибудь выпить? Нет, у Евы с Джеральдом она уже выпила два бокала, а с алкоголем нужно быть осторожнее. Тогда ужинать? Вообще-то, она не голодна, да и готовить неохота.

Стеклянная дверь, ведущая в сад, была открыта. Сильвия бросила недокуренную сигарету в холодный камин и вышла на улицу, захватив с собой ножницы, что лежали в деревянной корзине. Солнце почти зашло, на газоне лежали длинные тени. Она зашагала по траве к клумбе, принялась бесцельно обрывать увядшие головки роз.

Одна колючая ветка запуталась в подоле ее платья. Рассерженная, она нетерпеливым движением дернула ткань, пытаясь отцепиться от куста, но по неосторожности уколола о зазубренный шип большой палец.

Сильвия вскрикнула, поднесла руку к липу, осматривая ранку. На пальце проступила кровь. Крапинка, капля, ручеек. Сильвия смотрела, как миниатюрная алая речка стекает в ладонь.

Слезы навернулись на глаза и заструились по щекам. В мглистых сумерках она стояла в своем саду, охваченная неизбывным горем одиночества, и плакала, глядя на кровоточащий палец.


Комната, которую им отвели, по сравнению с их спальней на Эбигейл-креснт, казалась огромной. Здесь были розоватый ковер с цветочным узором, камин, два вытянутых больших окна с выцветшими шторами из вощеного ситца, присборенными и перетянутыми с боков шнурами с кисточками. Кровать с латунным каркасом была большая, не терялась в огромной комнате; льняные простыни и наволочки были отделаны по краям ажурной строчкой и украшены вышивкой. Туалетный столик из красного дерева для Лоры, высокий комод для Алека. Открытая дверь вела в их ванную, некогда служившую гардеробной. Переоборудование, похоже, свелось к замене кровати на ванну, потому что здесь тоже на полу лежал ковер, был камин, и даже стояла парочка на вид уютных кресел.

Лора лежала в постели и ждала Алека. Она удалилась в свою комнату сразу после ужина, внезапно почувствовав себя смертельно усталой. Алек остался внизу в столовой, чтобы выпить с Джеральдом по бокалу портвейна и поговорить о мироустройстве. Они сидели за столом, в комнате витал аромат сигар.

Дом произвел на Лору приятное впечатление, в нем царила, как ей показалось, атмосфера уюта и покоя. Слабая после операции, она легко поддавалась слезам и страхам, и, естественно, нервничала, что ей придется долго гостить у чужих людей. Свои опасения она держала при себе, боялась, что Алек в последний момент передумает и оставит всякие мысли о поездке в Гленшандру и о лососях, ждущих, чтобы их выловили из реки, но чем ближе они подбирались к месту назначения, тем молчаливее она становилась.

Лора боялась, что Тременхир окажется подавляюще грандиозным особняком, а великолепный Джеральд — пугающе знающим и изысканным, что у нее не найдется общих тем для разговора с Евой, что Ева с Джеральдом сочтут ее скучной дурочкой и будут проклинать тот день, когда они, вняв просьбе Алека, согласились принять ее в своем доме.

Но потом она поняла, что все будет хорошо. Искренняя радость на их лицах, нескрываемая любовь к Алеку, теплое приветствие — все это рассеяло сомнения Лоры, растопило ее робость. Даже против Люси они не возражали. А дом, вовсе не грандиозный особняк, оказался даже немного обшарпанным, но милым и уютным. И Лоре сразу же по приезде предложили принять ванну, о чем она мечтала всю дорогу. После в гостиной они выпили по бокалу хереса, потом перешли в столовую, отделанную панелями, со свечами, с очаровательными подробно выписанными морскими пейзажами викторианской эпохи. На ужин они ели форель, приготовленную на гриле, салат и малину с густыми топлеными сливками.

— Это малина с нашего огорода, — доложила ей Ева. — Завтра еще наберем. Если всю не съедим, положим в холодильник.

Завтра. Завтра Алек уедет.

Закрыв глаза, она пошевелила ступнями, начавшими неметь под тяжестью Люси, расположившейся у нее на ногах под одеялом. Ей казалось, что ее тело под прохладными мягкими простынями какое-то плоское, невесомое, как-то по-странному оголенное. После операции боль ее не терзала, но она была обессилена и, когда наконец-то легла в постель, испытала настоящее блаженство.

Лора все еще не спала, когда пришел Алек. Он затворил дверь и, подойдя к кровати, поцеловал ее в лоб. Потом отвернул одеяло, под которым пряталась Люси, и перенес ее в корзину у камина. Люси, недовольная таким обращением, посмотрела на него с холодным упреком в глазах, но из корзины не вылезла. Поняла, что сейчас не до нее.

Стоя спиной к жене, Алек опустошил карманы, аккуратно разложив на комоде свои ключи, часы, мелочь, бумажник. Потом развязал и снял галстук.

Наблюдая за ним, Лора пришла к выводу, что быть защищенной — это значит лежать в постели и смотреть, как готовится ко сну твой муж. Она вспомнила, как много лет назад, в детстве, ей разрешили спать вместе с мамой, потому что она еще не совсем оправилась от какой-то пустячной болезни. Она лежала в постели матери и так же, как сейчас, из-под отяжелевших век следила сонным взглядом за тем, как мама расчесывает волосы, мажет кремом лицо, надевает прозрачную ночную сорочку.

Алек погасил свет и лег рядом. Лора приподняла голову на подушке, чтобы он просунул под нее свою руку. Теперь они были по-настоящему вместе. Алек повернулся к ней, положил другую руку ей на грудь. Стал медленно водить пальцами по ее телу, лаская, успокаивая. В открытые окна струился теплый ночной воздух, полный загадочных запахов и тихих необъяснимых деревенских звуков.

— Все будет хорошо, — промолвил он.

Утверждение — не вопрос.

— Да, — отозвалась она.

— Ты им очень понравилась. Они от тебя в восторге. — Она почувствовала улыбку в его голосе.

— Чудесное место. Чудесные люди.

— Я уже начинаю жалеть, что мне нужно ехать в Гленшандру.

— Алек!

— Тременхир всегда на меня так действует.

На подобное замечание, подумала Лора, другие женщины, другие жены, более уверенные в себе, воскликнули бы игриво: «Тременхир! А я-то надеялась, что это со мной ты не хочешь расставаться». Но у нее не было ни желания, ни смелости жеманничать с мужем.

— Едва ты выедешь за ворота, все твои помыслы будут устремлены к Гленшандре, — сказала Лора. (Остальные уже там, ждут его. Его старые друзья. Он окунется в свою прежнюю жизнь, какой она была до Лоры, в жизнь, о которой она знала очень мало и одновременно слишком много. Ее глаза наполнились слезами.) — В журналах всегда пишут, что супругам периодически нужно отдыхать друг от друга, — добавила она, стараясь, чтобы голос прозвучал беспечно. — Это укрепляет брак, придает особый вкус супружеским отношениям.

— Прямо как кулинарный рецепт.

Слезы покатились по ее щекам.

— И потом, десять дней — это совсем недолго.

Лора отерла слезы. Алек поцеловал жену.

— По возвращении я надеюсь застать тебя толстой, загорелой и здоровой, — сказал он ей. — А теперь спи.

Рано утром их разбудила пронзительная трель будильника, который Алек завел на половину шестого. Он встал, а Лора осталась в постели, дремала, пока он принимал ванну и брился. После она смотрела, как он одевается, кладет в дорожную сумку свои немногочисленные вещи. Когда он собрался, она тоже встала с постели, накинула халат, взяла Люси из корзины. Они покинули комнату, спустились по лестнице. Старый дом и его обитатели спали. Алек отпер входную дверь, они вышли на улицу. Светало, было по-утреннему холодно и туманно. Лора опустила Люси на землю и, поеживаясь, наблюдала, как Алек положил в машину сумку, нашел тряпку, вытер утреннюю росу с ветрового стекла. Швырнув тряпку в машину, он повернулся к жене.

— Лора.

Она подошла к нему, он ее обнял. Она слышала, как под рубашкой и свитером бьется его сердце. Представила, как он целый день едет и едет по автострадам, ведущим на север, в Шотландию.

— Будь осторожен за рулем.

— Постараюсь.

— Остановись где-нибудь на ночь, если устанешь.

— Непременно.

— Ты всем очень дорог.

Он улыбнулся, поцеловал ее и выпустил из своих объятий. Потом сел в машину, пристегнулся ремнем безопасности, захлопнул дверцу. Завел мощный двигатель и поехал — мимо азалий, через ворота, по дороге через деревню. Лора стояла, прислушиваясь, пока вдали не растворился рокот мотора его автомобиля. Потом позвала Люси и вернулась в дом, поднялась в свою комнату. Она замерзла, но постель, когда она вновь забралась в нее, была уютно теплая, потому что Алек перед тем, как они спустились, включил электроодеяло.

Она проспала до полудня, и, когда пробудилась, комната была залита ярким солнечным светом. Лора встала с кровати, подошла к окну и, положив голые руки на теплый подоконник, выглянула на улицу. Сад томился в знойной атмосфере очередного чудесного денька. На одной из клумб возился какой-то мужчина в комбинезоне. Вдали виднелся кусочек моря — голубая чаша.

Лора оделась, спустилась и пошла на голоса, доносившиеся из кухни, где увидела Еву в переднике, что-то помешивавшую на плите фирмы «Ага», и старушку, которая, сидя за столом, лущила горох. При появлении Лоры обе женщины оторвались от своих занятий и посмотрели на нее.