Алана Инош

Голос

 

Аннотация:

Говорить с ней, когда паршиво, говорить с ней, когда хорошо. Её голос – посох, без которого хромаешь и падаешь. Но однажды придётся встать на ноги и идти без опоры, чтобы найти счастье. Однако мало его найти. Нужно его сберечь. 

 

– Привет, Леночка. Приятный день сегодня... Знаешь, осень мне всё больше нравится. Особенно сентябрь, когда ещё тепло и довольно сухо. Бабье лето – лучшая пора. Дышится чудесно.

В массивных чёрных наушниках на круглой голове, правильную и изящную форму которой подчёркивала короткая стрижка, прозвучал голос:

– Да, хороший денёк. Ты хоть погуляла?

– На балкон нос высунула только. Работы много.

– Надо гулять, Дана. Тем более, что погода шепчет и деньки стоят хорошие. Не упускай их.

– Я постараюсь, Лен. Работу вот только разгребу чуть-чуть.

– Ну да, ну да, знакомые обещания...

– Нет, правда. Завтра точно выйду на улицу.

– Ну, смотри... Давши слово – держись. Та девочка всё так же приходит?

Рука легла сзади на длинную, хрупкую шею, массируя и прощупывая позвонки тонкими пальцами с короткими овальными ногтями.

– Да. Сегодня должна прийти. В четыре. А у тебя там как дела?

– Более-менее. За тебя вот только беспокоюсь. Как там в песне поётся? «Мне сверху видно всё – ты так и знай».

– Знаю, что беспокоишься. Я постараюсь тебя не подводить.

– Ну, вот и умница.

Мягкий сентябрьский день дышал в приоткрытую балконную дверь. Шуршал транспорт, звенели детские голоса во дворе, соседка сверху разговаривала по телефону. Не вслушиваясь в чужой разговор, Дана закончила свой, сняла наушники и принялась гладить и ерошить очень короткие, как атласная шёрстка у таксы, волосы. Это успокаивало.

Полное её имя было Даниэла. По отцу – Кёлер, по матери – Летникова. Их интернациональная семья распалась, едва ей исполнилось шесть лет. Мать вернулась с ней в Россию, здесь Дана выросла и получила высшее образование. Только лет пять назад, после смерти матери, она возобновила общение с отцом через всемогущий интернет, пару раз ездила в Германию – в гости к нему и его новой семье. Работала она удалённо в компании по производству программного обеспечения. Трудилась Дана над созданием синтезаторов речи – голосовых «движков» для машинного чтения текста.

Звонок в дверь прорвал тонкую плёнку задумчивости. Торопливый поиск тапочек не увенчался успехом: опять её беспокойные ноги скинули их и отбросили куда-то далеко под стол. Прошагав в прихожую в носках, Дана спросила через дверь:

– Кто?

– Дан, это я, – прозвенел девичий голосок.

Щёлкнули замки. Шуршание пакета, тонкий запах туалетной воды. Шестнадцатилетняя благоухающая весна переступила порог, и Дана посторонилась, пропуская её в квартиру.

– Привет, Даночка. Я тебе тут продукты принесла.

– Маш, ну зачем? – Дана проследовала за девушкой на кухню, от смущения у неё задеревенела шея и плечи.

– Считай это платой за уроки, – засмеялась та. – Ты мне помогаешь, я – тебе.

Дана нашла бумажник, открыла, перебирая купюры.

– Сколько ты потратила? Я отдам.

– Не надо, – беззаботно сказала Маша.

Но Дана не могла беспечно обращаться с личными средствами девчонки-школьницы. Та подрабатывала – раздавала на улице рекламные буклеты, но много ли этим заработаешь? Пакет увесисто опустился на пол, а Дана достала из бумажника деньги и сунула себе в карман домашних штанов – с тем расчётом, чтобы потом незаметно подложить их Маше.

– Ладно, пошли заниматься.

– Может, сначала чаю попьём? Я не обедала ещё...

– Да, Маш, конечно, – вспомнив о гостеприимстве, согласилась Дана. – Хозяйничай. Ты знаешь, где что лежит.

– Я по-быстрому. Бутеры нарежу какие-нибудь.

– Давай.

Маша звякала посудой, хлопала дверцами шкафчиков и холодильника, и Дане казалось, будто на кухне порхает яркая, сыплющая вокруг себя огненные искры жар-птица. Изящная и милая, легкокрылая райская птичка с задорным хохолком. Засвистел чайник на плите. Поступь Маши была неслышной, точно она скользила в паре сантиметров над полом, но запах чая и колбасы волной катился перед ней.

– Так, готово. Я сделала бутеры двух видов: с колбасой и с паштетом. Сахар тебе в чай не клала.

– Угу. Спасибо, Маш.

Улыбка рвалась наружу, трепеща крыльями, но губы Даны лишь немного изгибались и чуть заметно подрагивали. Ощущение праздника, беспричинное и дурашливое, накрывало её всякий раз, когда Маша приходила, и ничего с этим поделать было нельзя. Пару минут они молча жевали.

– Как дела, попрыгунья? – спросила Дана всё-таки без улыбки, но с теплом в голосе.

Маша отпила глоток, поставила кружку. Дане чудилось чайное тепло, исходившее от влажных губ девушки.

– Ничего, нормуль. Контрольная завтра по алгебре.

После чая с бутербродами Дана наконец настроилась на серьёзный лад, прогнав легкомысленную стайку бабочек-улыбок, и они приступили к урокам, уделяя особое внимание алгебре. Дана занималась с Машей математикой, информатикой и немецким; юная знакомая жила на соседней улице, а встретились они случайно – во дворе, когда Дана гуляла и дышала воздухом, следуя неизменному совету Лены.

Когда Маша собиралась домой, Дана тихонько сунула деньги за продукты в карман её куртки. Кажется, жар-птица не заметила – выпорхнула за дверь. И сразу стало холодно, пусто и грустно без неё.

– Привет, Ленок. Скучаю по тебе. Ты не представляешь, как.

– Ну, ну, не раскисай давай. Это кто там носом хлюпает, а?

– Прости, больше не буду.

– То-то же.

– У Машки завтра контрольная по алгебре. Натаскала её по теме, как могла. Надеюсь, напишет.

– Она хорошая девочка.

– Да... Хорошая. Очень.

– Сходи, погуляй всё-таки. Моцион тебе необходим.

– Да, Лен, сейчас схожу. Только ещё немножко твой голос послушаю. Скажи ещё что-нибудь, пожалуйста...

В квартире вкусно пахло: тётя Наташа опять напекла пирожков. Шумел пылесос, урчала стиральная машина.

– Осторожно, пол мокрый!

– Да я уж поняла, тёть Наташ. Уже поскользнулась, – усмехнулась Дана.

– Тихонько там, не расшибись!

– Порядок, тёть Наташ. Спасибо вам.

Прогулка её взбодрила, ноющая боль в пояснице прошла. Сидячая работа, чтоб её накрыло, перевернуло и сплющило!.. Тётя Наташа, закончив домашние хлопоты, засобиралась. Дана предложила ей чаю перед уходом, и та не отказалась.

– Это можно. Это мы с удовольствием.

Пирожки оказались с картошкой и грибами. Ещё тётя Наташа принесла абрикосовое варенье и тыкву со своей дачи.

– Я потом приду, пирог из неё тебе испеку. Пусть пока лежит.

– Спасибо, тёть Наташ...

Ей только и оставалось, что говорить «спасибо» – бессчётное число раз. Деньги добрая женщина брать отказывалась, хотя Дана могла заплатить. Заработка ей хватало.

– Ладно, моя хорошая, спасибо за чай. Пойду я. Береги себя тут.

– И вы себя берегите, тёть Наташ. До свиданья... Спасибо вам ещё раз.

Запищало напоминание: «Физкультминутка». Встав из-за компьютера, Дана включила музыку, подвигалась в быстром темпе: бег на месте, наклоны, махи руками и ногами, повороты туловища. Нужно было разогнать кровь и размять затёкшую спину. В приоткрытую балконную дверь веяло свежестью, в воздухе пахло дождём.

Вечер осенней дымкой обнимал фигуру в свободных джинсах и массивных ботинках. Звякнули ключи, ложась на своё постоянное место на полочке в прихожей; куртка соскользнула с худощавых плеч, обтянутых облегающим джемпером. Струя воды зажурчала в ванной, а на плите шумел чайник.

– Привет, Леночка. Что-то я вчера в зале перестаралась, квадрицепсы болят жутко.

– Ну, зато стресс сняла.

– Это точно.

– А вообще говоря, ты слишком много работаешь.

– А что мне ещё остаётся?

– Сходи с Машей куда-нибудь.

– В смысле?

– Ну, погуляйте... В кафе посидите. Тебе надо развеяться.

– Лен, ей шестнадцать лет. И она – моя ученица.

– Да я ни на что не намекаю, если ты о том самом. Но она уже больше, чем ученица, разве ты не чувствуешь? Думаю, ты уже можешь считать её другом. Она не откажет, вот увидишь.

– Думаешь, стоит?

– Тебе надо общаться с живыми людьми. Вылезай из своей берлоги не только в спортзал, в парикмахерскую, к зубному и на прогулку во двор. Не замыкайся в себе.

– Лен...

– Тебе нужен живой человек. Глоток нормального общения. Давай, пригласи её. Всё будет хорошо.

Они вышли из кинотеатра под мелкий дождик. Дана подняла капюшон куртки, а Маша открыла предусмотрительно захваченный с собой зонт, взяла её под руку, и они медленно пошли по сырому асфальту.

– Странно, да? – усмехнулась Дана.

– Что – странно? – Машина тонкая рука шевельнулась, перехватила руку Даны поудобнее.

– То, что мы пошли именно в кино.

– Ну... Тебе так захотелось. А я не против. – В голосе Маши слышалась улыбка, она прильнула к Дане плечом.

Они зашли в кафе, выпили по чашке кофе с пирожным. Соединили прогулку с уроком – говорили по-немецки. Когда Маша не знала, что сказать, она принималась читать детские стишки, причём с таким драматическим выражением, будто это был монолог Фауста. У Даны от смеха уже болели все лицевые мышцы.

– Нас народ за иностранок принимает, – хихикнула Маша.

Она пошла ещё дальше: изображая акцент, спрашивала у прохожих, как пройти в театр, в библиотеку, на вокзал. Когда люди начинали всерьёз объяснять дорогу, Дане оставалось только сдавленно фыркать в сторонке, натягивая капюшон на лицо.

– Лен, можно, я сегодня расклеюсь немножко? Я не очень часто ною и жалуюсь, но сил уже нет.

– Отдохнуть тебе надо, вот что. Перерабатываешь...