— Нет. Я пришла просто так… ой! — Бекки с изумлением посмотрела на пару крякв, которые сели на воду, оставив пенистый след на ее поверхности. Самец и самка бок о бок поплыли к камышам.

— Не подходи слишком близко, — предупредил Камерон. — Там гнездо.

— Правда? — Поправив очки, она вытянула шею, чтобы разглядеть гнездо. — Где?

— В камышах. Прямо посередине.

— Вижу! — В ее голосе звенел восторг. — Посмотри, там яйца! Камерон, как здорово!

«Не настолько здорово», — подумал он.

— Я рада, что ты не тронул гнездо. По–моему, утята вылупятся со дня на день. Мы будем ходить сюда и проверять их каждый вечер, да?

Как будто он мог согласиться на это! Это же было почти… почти свидание. Свидание с уродиной. Настойчивость Бекки выводила его из себя.

— Ну давай, скажи это, — взорвался Камерон.

— Сказать что?

— Все, что думаешь. Например, почему я это сделал, и что это было бессмысленно и глупо.

— Я знаю, почему ты это сделал. И уверена, что ты сам знаешь, как это было бессмысленно и глупо. — Без приглашения она забралась в его карт.

Камерон загрузил туда инструменты и сел за руль.

— Ладно, доктор Фрейд, и почему же я это сделал? — спросил он, ведя машину по направлению к компостной куче.

— Потому что твои родители умерли, и это сводит тебя с ума.

Этого было достаточно. Он сильно нажал на педаль тормоза, и Бекки выбросила вперед руки, чтобы удержаться на месте. Ее уязвимость еще сильнее разозлила его.

— Какого черта ты решила, будто что–то знаешь об этом? Ты вообще ничего обо мне не знаешь. С чего ты взяла, что способна понять, почему я такой неудачник?

Бекки отшатнулась, испуганная его внезапной вспышкой, но продолжала смотреть ему прямо в глаза. Потом осторожно, не спеша, выбралась из карта.

— Потому, — сказала она, — что я чувствовала себя так же, когда умерла моя мама.

«О, черт! — подумал он. — Черт, черт, черт!». Этого Камерон никак не ожидал.

— Залезай обратно в карт.

Бекки медленно шла вперед, повесив голову.

Он подъехал поближе.

— Пожалуйста. Пожалуйста, Бекки.

Что ее остановило — его «пожалуйста» или то, что он в первый раз назвал ее по имени? Она смотрела на него, и золотистые лучи вечернего солнца озаряли ее лицо. «А она не такая уж уродина», — подумал Камерон, вспоминая дурацкий хит–парад, который они с друзьями записывали мелом на двери раздевалки. Бекки Пилчук всегда была в последних рядах. Сейчас он знал — дело было в том, что никто из них никогда по–настоящему не видел ее. В глаза им бросалась лишь мешковатая одежда и очки.

Бекки снова села рядом с ним и смотрела прямо перед собой.

— Я знаю, ты думаешь, что я уродина, но кое–что я понимаю гораздо лучше других.

— Я не думаю… — Камерон запнулся. Зачем врать этой девчонке? Она не сделала ему ничего плохого, просто пыталась подружиться с ним, а он относился к ней пренебрежительно только потому, что так же относились и все остальные.

— Ладно, может, я когда–то и думал, что ты уродина. Но ведь и ты наверняка считала меня… ну, не знаю. Придурком или хвастуном.

— Или грубияном.

— Пусть так. В любом случае, извини. Я не дал себе труда узнать тебя получше, а мне стоило это сделать.

Бекки посмотрела на него — солнечные блики играли на ее волосах.

— Еще не поздно, — сказала она.

— Расскажи мне о твоей маме.

Она сложила руки на коленях.

— Это не было внезапно, как у тебя. Она болела целый год. Я тогда была в средних классах. А потом мама умерла, и сейчас я так скучаю по ней, что иногда у меня все болит внутри. И хуже всего то, что я не могу избавиться от этой боли. Я так сильно любила маму! Даже когда была в седьмом классе и отвратительно вела себя с ней. Я любила ее… не знаю, как… это невозможно описать, понимаешь?

Камерон кивнул. Он знал. Каждую ночь он лежал в кровати, молясь о том, чтобы и родители знали тоже.

— Есть еще кое–что. — Камерон желал и страшился произнести это вслух. — Последнее, что я сказал отцу, — «пошел ты…» — Ну вот. Слова сказаны. А ведь он не говорил об этом даже с доктором Саш.

— Облом, — отозвалась Бекки.

— Облом? Я рассказываю тебе такие вещи, а ты говоришь, что это облом?

— Все говорят «пошел ты» своим родителям. Не ты придумал эту фразу. Иногда я ужасно вела себя с мамой, даже понимая, как она больна. Но я все равно любила ее, и она это знала, и твой папа тоже знал.

«Знал ли?» — подумал Камерон. Вспоминая время, когда они с отцом были вместе, он внезапно понял, что в эти моменты оба были счастливы.

— А теперь, когда ее нет, — продолжила Бекки, — куда мне деть всю эту любовь? Куда? Кого я могу любить так, как любила маму? Эта любовь все еще во мне, но сейчас ей некуда выйти. — Она сняла очки и посмотрела на Камерона. — Глупо, да?

— Нет, это звучит более осмысленно, чем все, что говорили мне другие люди.

Глава 32

— Еще пять минут, — упрашивал Шон. — Пожалуйста, только пять минут.

— Нет. — Эшли стояла у его кровати, держась за край матраца. — Вставай!

— Кстати, кто помог тебе вылезти из кроватки?

— Вставай.

Лежавшая рядом с ним Мора вздохнула и потянулась, не проснувшись до конца. Шон взглянул на часы — 7:00. Будний день.

— Ну ладно, — буркнул он. — Встаю. — Теперь Шон спал в брюках от пижамы, но без верха. Живя в одном доме с маленькими детьми, он быстро отучился спать как раньше, голышом. — Наверняка ты насквозь мокрая, да?

Эшли лукаво улыбнулась.

Шон посмотрел на Мору. Возможно, она только притворялась спящей. Мора отнюдь не горела желанием менять подгузники.

— Пойдем. — Он взял Эшли на руки и понес переодевать. Так происходило каждое утро. Малышка прежде всего. Неважно, хотелось ли ему в уборную или нужно было почистить зубы. Только после того, как Эшли усаживалась смотреть мультфильмы и есть свои любимые хлопья под ненадежным присмотром Чарли, Шон мог заняться собой. Перепрыгивая через две ступеньки, он побежал наверх, в ванную, рассчитывая потом на короткую близость с Морой. Когда Шон чистил зубы, снизу донесся взрыв плача. Он уже различал, когда Эшли плачет, капризничая, и когда — от боли. Сейчас она плакала от боли. Он нашел обеих девочек в кухне.

— Что случилось? — спросил Шон у Чарли, подхватывая Эшли на руки.

— Она упала. Пыталась достать со стола еще хлопьев и упала прямо на попу.

— А ты куда смотрела? — Едва произнеся эти слова, Шон раскаялся. — Прости, детка. — Он покачивал малышку на руках. — Я не должен был оставлять ее с тобой.

— Она устроила лестницу из ящиков, видишь? — Чарли показала на кухонный шкафчик с выдвинутыми ящиками. — Мама всегда говорила, что Эшли у нас умна не по годам.

Охваченный чувством вины, Шон снова потащился наверх. После того, что Лили рассказала ему о трагедии в ее семье, он должен лучше присматривать за малышкой.

— Я теперь даже пописать не могу спокойно, — пробормотал Шон.

Эшли все еще всхлипывала, когда он посадил ее на кровать рядом с Морой. Мора повернулась и одарила девочку сонной улыбкой.

— Что такое, мой цыпленочек? — спросила она.

— Она упала, — ответил Шон. — Вряд ли она сильно ударилась, но все–таки, может, проверишь?

Мора поднялась на локтях.

— Конечно. Подождите минутку. Мне надо пописать и почистить зубы.

Когда она вышла, Шон перевел взгляд на Эшли. Малышка уже не плакала.

— Что у тебя болит? Голова? Локоть? Попка?

Она покачала головой, терпеливо дожидаясь Моры. Шон посмотрел на часы. Семь двадцать пять. Двадцать пять минут до времени X, каждая секунда на счету. Мора спокойно возилась в ванной; он с трудом удержался от того, чтобы попросить ее поторопиться. Когда она наконец вышла, Шон сказал:

— Мне нужно проследить за тем, чтобы дети собрались в школу. — Надев футболку, Шон спустился в холл, по дороге постучав в дверь Камерона.

— Ты уже встал?

— Встаю, — отозвался хриплый со сна голос.

Шон отправился на кухню посмотреть, позавтракала ли Чарли. Девочка с сомнением разглядывала свой скаутский свитер.

— Его нужно погладить.

— Ты обратилась не по адресу, детка. — Шон рассмеялся.

Она посмотрела на него с обидой.

— А Мора может это сделать?

— Сомневаюсь. Ты отлично выглядишь, Чарли, клянусь. Иди лучше сюда, я причешу тебя.

Это был их утренний ритуал, и Шон уже стал настоящим мастером по части причесок. Этим утром, с золотистыми косичками и в странной униформе, Чарли походила на члена Гитлерюгенда. Однако он ничего не сказал. Очень ранимая Чарли взрывалась, как нитроглицерин.

Камерон спустился с независимым видом — будто встал сам, а не Шон разбудил его. После происшествия в гольф–клубе мальчик вел себя гораздо лучше. Физический труд оказался отличным способом предотвратить новые неприятности.

— Где мой рюкзак? — спросил он.

— Там, где ты оставил его, — ответила Чарли.