— Оно — прелестно, дорогая, а зеленый цвет идет тебе больше всего. Он как нельзя лучше подходит к твоим глазам. Встань и повернись, чтобы я могла получше тебя рассмотреть, — улыбнулась Катарин, наслаждаясь видом этой живой, абсолютно естественной и уверенной в себе девочки. Это Маленькое чудо, что она совершенно не избалована!

Тем временем Ванесса расхаживала перед ней взад и вперед, совершая на ходу небольшие пируэты.

— Мне нравится бархат, а тебе, мама?

— Мне тоже, особенно темно-красный.

Ванесса закончила с демонстрацией платья, подбежала к дивану и плюхнулась на него рядом с Катарин. Теперь она снова печально смотрела на мать.

— Порой я просто сходила с ума, знаешь, из-за того, что ты меня бросила. Но теперь я, кажется, все поняла. Просто от тебя это не зависело.

— О, моя дорогая, конечно же, нет. По собственной воле я бы ни за что на свете тебя не оставила, ведь ты же — мое дитя. — Катарин ласково погладила Ванессу по щеке. — Ты — лучшая часть меня, дорогая.

Катарин почувствовала, что слезы снова подступают к ее глазам, и раскрыла дочери свои объятия. Ванесса немедленно бросилась к ней и цепко, по-детски приникла к матери. Катарин погладила ладонью ее блестящие волосы.

— Я всегда любила тебя так, что ты даже не можешь себе этого представить, с первой минуты, как ты родилась.

Катарин подняла взгляд, заморгала и увидела стоявшего в дверях и наблюдавшего за ними Майкла Лазаруса. Она выпустила Ванессу.

— Пришел твой отец.

Ванесса, вскочив с дивана, вихрем промчалась через гостиную.

— Привет, папочка! — закричала она, повисая на нем.

Все очень здорово-здорово! Мама собирается остаться жить в Нью-Йорке, и мы будем видеться все время, и все будет отлично-преотлично! И еще, мама остается с нами обедать. — Она обернулась к Катарин. — Ведь ты же останешься, мамочка?

Катарин улыбнулась и растерянно посмотрела на Майкла, не зная, что ответить. Ванесса снова повернулась к отцу и бесцеремонно обхватила его за талию.

— Эй, Попс-Попс! Мама ждет, когда ты ее пригласишь!

Прижимая к себе дочь, Майкл сказал:

— Ты не хотела бы остаться, Катарин, дорогая?

Его голос звучал любезно, он приветливо улыбался, но глаза его смотрели холодно и печально.

— Спасибо, Майкл, мне бы очень этого хотелось, — ответила Катарин, подумав про себя, что ей еще не приходилось видеть более странной пары, чем Майкл и Ванесса Лазарус.

51

Катарин села за письменный стол в своем номере отеля «Карлайл», взяла в руку тонкий фломастер и начала писать в своем дневнике. Проставив время и дату, она изложила на гладком толстом листе бумаги свои дневные впечатления, мысли и чувства по поводу последних нескольких часов. Через полчаса она отложила фломастер и захлопнула дневник, заперев его переплет на крошечный замочек. Дневник представлял собой книгу размером двадцать пять на двадцать пять сантиметров, переплетенную в мягкую темно-синюю, цвета ляпис-лазури, кожу. На обложке золотом была вытиснена надпись: «В. Л. от К. Т.» Когда в начале декабря 1978 года Катарин решила возвратиться в Штаты, она пошла на Бонд-стрит, где заказала эту книжку в магазине «Смитсон». Это даже не был дневник в точном смысле этого слова, а скорее — книга для записей воспоминаний, интимных переживаний, часто — самых простых повседневных событий. Но каждая запись в нем была типично женской. Катарин предназначала книгу Ванессе, чтобы та в подходящее время, когда станет постарше, могла прочесть ее и, как надеялась Катарин, лучше узнать и понять свою мать. Когда Катарин лечилась и начала выздоравливать, доктор Эдвард Мосс посоветовал ей вести подобные записи, рассматривая это как один из элементов ее лечения. Это скоро вошло у Катарин в привычку, и она наслаждалась представившейся возможностью самовыражения. Впоследствии ей пришло в голову оставить дочери свой «Распорядок дня», как она называла свои записи.

Убрав книгу в ящик, Катарин встала, потянулась и направилась к буфету. Налив себе минеральной воды «Перрье» со льдом, она прошла в спальню, устроилась поудобнее на кровати и сняла телефонную трубку. Первым делом она позвонила брату в Джорджтаун. Они поболтали о разном, после чего Райан повторил свое приглашение приехать в Вашингтон в конце следующей недели. Ему не терпелось познакомить ее со своей женой Энн и двумя маленькими детишками, Тоби и Патрицией. Катарин ловко уклонилась от приглашения, назначив ориентировочно дату их встречи на середину февраля, и повесила трубку. Потом она переговорила с Эстел Морган, пригласив ее вместе поужинать сегодня вечером, и посмотрела на часы. Десять минут седьмого, значит, в Калифорнии сейчас — три десять, самое подходящее время, чтобы позвонить Бью.

Катарин дала ему полный отчет о всех своих делах за последние три дня и рассказала о встречах с Ванессой.

— Она очень ласковая, но немного не такая, как я ожидала. Совершенно не избалованная, несмотря на все богатства ее отца. Кажется взрослее своих лет, но — не скороспелка, как многие нынешние дети, скорее она даже немного старомодна. Я прозвала ее своей маленькой старой леди. И еще она очень, порой даже обескураживающе, искренна.

Бью рассмеялся.

— Современные дети — очень непросты. Порой они ставят в тупик даже меня, хотя я повидал на своем веку побольше многих. А ее отец? Как он себя ведет после того, как дал согласие на ваши встречи?

— Пока — все нормально, но не забывай, что мы впервые встретились с ним в четверг, а сегодня — еще только суббота. Слишком мало времени прошло, чтобы делать окончательные выводы. Он любезен, но ведет себя несколько отчужденно, я хочу сказать, по отношению ко мне. С дочерью он совершенно чудесен. Они с нею приятели, можешь себе представить. Порой мне даже кажется, что он с ней даже слишком мягок.

Бью Стентон заухал как филин на другом конце провода.

— Не могу в это поверить!

— Но это — чистая правда, дорогой. Сегодня он возил нас завтракать в «Таверну» в Гринвич-Вилледж и даже соизволил несколько раз пошутить за столом. Ванесса разговаривает с ним самым непочтительным образом, называет его Попс-Попс, безжалостно его мучает, а он воспринимает все это как должное. Между ними хорошие отношения, и я этому рада, Бью. Мне кажется, что Майкл хороший отец. Ванесса — очень веселая малышка, живая и, как огонь, непоседливая и, что главное, очень естественная. Можно подумать, что я вовсе и не отсутствовала так долго и постоянно жила с ней рядом. Она ведет себя так, будто мы с ней никогда не расставались, и тем самым здорово облегчает мне общение с нею. Мы постепенно лучше узнаем друг друга, и я ее обожаю. А кроме того, она — хорошенькая, намного красивее, чем на тех фотографиях, что Майкл присылал мне в прошлом году в Англию, я тебе их показывала.

— Твой ребенок не может не быть красивым, мартышка, — пробормотал Бью. — У меня складывается впечатление, что ты собираешься остаться в Нью-Йорке навсегда. Это так?

— Думаю, что так, Бью.

— Я очень рад, что все у тебя складывается удачно.

Бью искренне радовался за Катарин, но в глубине души был слегка разочарован.

— А как я сама рада!

Они проговорили еще около получаса. Бью рассказал ей о своих новостях, немного посплетничал насчет старых знакомых, с которыми он встречался во время последней поездки в Беверли-Хиллз, и развлек Катарин несколькими забавными анекдотами, насладившись, как всегда, ее звонким ангельским смехом. Он обещал перезвонить ей через несколько дней, после чего Катарин положила трубку, опустила голову на подушку и снова обратилась мыслями к Ванессе. «Моя маленькая фея, — думала Катарин, — моя золотая и сияющая, как новая монетка. Ей безумно понравилось то бриллиантовое сердечко, которое было на мне в пятницу. Надо будет купить ей такое же. Поеду к «Тиффани»…

Она вздрогнула, отвлеченная от своих мыслей дребезжанием телефона, и схватила трубку.

— Алло?

— Привет. Это я, Никки.

Катарина рассмеялась.

— Я узнала тебя, Никки. Неужели ты мог подумать, что я не изучила твой голос за двадцать три года?

Помолчав немного, Ник сказал взволнованным голосом:

— Я уже сто лет пытаюсь дозвониться до тебя. И я…

— Что случилось, Никки? — перебила его Катарин, которой было хорошо знакомо прозвучавшее в его голосе волнение. Но он предпочел не отвечать на ее вопрос.

— Ты не сочтешь это вторжением, если я поднимусь к тебе? Я здесь, в вестибюле. Или, если у тебя кто-то есть, не могла бы ты спуститься на минутку? Важное дело.

— Я сейчас одна. Поднимайся, пожалуйста.

Телефон разъединился. Катарин с беспокойством некоторое время смотрела на него, гадая, что могло так взволновать Ника, а потом вскочила и, подбежав к туалетному столику, провела щеткой по волосам, оправила юбку и надела жакет. Торопливо пройдя в гостиную, она отыскала свои туфли под письменным столом и успела сунуть в них ноги как раз в тот момент, как Ник постучал в дверь номера.

Катарин впустила его, взяла перекинутое через руку пальто и повесила на стул.

— Прости, что я так внезапно нагрянул, — сказал он, чмокнув ее в щеку, — но, не сумев до тебя дозвониться, я решил бежать сюда сам. — Он прошел на середину гостиной и обернулся к Катарин. — Я подумал, что ты можешь собраться куда-нибудь на обед, и решил перехватить тебя до ухода. — Ник покачал головой. — Только что я получил скверное известие.

— Что случилось? — спросила Катарин, падая в кресло.

— Примерно полчаса назад мне позвонил Франческин деверь, Нельсон Эвери. Он проводил уик-энд в Виргинии вместе с нею и с Гарри…

— Нет, только не Франки! Если с ней что-то слу…

— Нет-нет, — торопливо перебил ее Ник. — Это Гарри-сон. Сегодня после полудня у него был сердечный приступ. Сейчас он находится в «Бисездей», и Франки тоже там с ним. Она просила Нельсона позвонить мне.