Виктор почувствовал, как напряглась Франческа. На ее лице не осталось и следов веселья. Оно стало серьезным и даже немного печальным. Он ждал ее ответа, не будучи уверенным, стоит ли продолжать этот разговор.

Наконец Франческа произнесла:

— Моя тетя Арабелла живет в Западном Берлине.

— А дядя? Где он?

Она выдержала его вопросительный взгляд, закусила губу и опустила глаза на свои руки.

— Я бы предпочла… не говорить на эту тему, Вик. — Голос Франчески прозвучал мягко, но решительно.

— Мы не знаем, где мой отец — если он вообще жив, — ясно прозвучал голос Кристиана, направлявшего свое кресло к камину.

Виктор почувствовал, что его окатило холодной волной. Испытывая страшное замешательство, он выпрямился, медленно покачал головой и поднял руку, как бы желая показать Кристиану, что не следует продолжать. Ему действительно было очень неловко. Откашлявшись, Виктор извинился:

— Простите. Я совершил бестактность и влез не в свое дело. Пожалуйста, давайте забудем, что я вообще задавал этот вопрос.

— Нет-нет, Виктор, в этом нет ничего страшного. Не переживайте по этому поводу! Я услышал ваш разговор совершенно случайно. Как я уже сказал, местонахождение отца нам неизвестно. Мы стараемся не говорить о нем часто, особенно с друзьями, потому что, — он сделал паузу, пытаясь подобрать нужное слово, — потому что Диана и я пришли к выводу, что легче не вспоминать об этой ситуации, где это возможно. Конечно, мы никогда его не забываем, мысленно он всегда с нами, хотя ради сохранения душевного спокойствия мы не изводим друг друга бессмысленными воспоминаниями.

— Его нет в живых! — неожиданно прозвучавшие слова Дианы застали их всех врасплох, и три пары глаз повернулись в ее направлении. Она вошла в комнату решительной походкой, непривычно бледная. Подойдя к камину, Диана уселась на свое любимое место на скамье и продолжила непререкаемым тоном: — Во всяком случае, я считаю, что его нет в живых. Вначале, когда пару лет назад поползли слухи, я думала, что есть какой-то шанс… Но теперь я больше не верю в эти россказни… — Голос Дианы дрогнул, но она мгновенно справилась с собой и попросила: — Виктор, будьте так любезны, налейте мне еще выпить, пожалуйста. Мятный ликер со льдом.

— Конечно — Виктор вскочил с места. — А вам, Кристиан?

— Спасибо. Мне коньяка, старина.

Пока Виктор наливал напитки, в комнате стояла тишина. Франческа, положив сцепленные ладони на колени, переводила взгляд с Кристиана на Диану, всей душой сожалея, что Виктор случайно открыл этот ящик Пандоры. С другой стороны, справедливости ради, она должна была признать, что его любопытство было совершенно естественным. Наверное, было бы легче, если бы несколько мгновений назад она прибегла к необременительной и закрывающей тему лжи, ответив на вопрос Виктора, что ее дядя тоже живет в Западном Берлине. Но загадочная судьба Курта фон Виттингена никогда не оставляла никого из членов их семьи, дамокловым мечом повиснув над ними.

Виктор принес напитки и без слов передал их Диане и Кристиану. Наконец подавленным тоном он произнес:

— Послушайте, давайте забудем…

— Минутку, Виктор, — прервал его Кристиан и повернулся к Диане. — Я считаю, что мы должны рассказать все Виктору. Как ты думаешь?

— Я согласна.

— Хорошо. Тогда устраивайтесь поудобнее. — Теперь все внимание Кристиана было направлено на Виктора. — История, которую я собираюсь рассказать вам, достаточно запутанная. Я складывал ее как мозаику из отрывочных обрывков информации, полученной от мамы, бабушки и некоторых друзей отца. — Кристиан вздохнул. — Могу ли я предположить, что ваши познания в области политики Германии в годы второй мировой войны не слишком глубоки?

— Безусловно, — быстро ответил Виктор.

Кристиан кивнул и сделал глубокий вдох.

— Я не собираюсь навевать на вас скуку долгими рассуждениями о причинах политического взлета Адольфа Гитлера, но чтобы понять историю моего отца, вы должны представлять себе, что происходило в Германии в тот период. В середине двадцатых годов положение Веймарской республики, созданной в 1919 году, было очень шатким. К 1928 году Гитлер восстановил свое лидерство в нацистской партии, количество членов которой к тому времени перевалило за шестьдесят тысяч. В том году нацисты получили 2,6 % голосов на выборах в рейхстаг. В 1933 году Гитлер был назначен канцлером президентом Гинденбургом. Случилось так, что всего за один месяц между пожаром в рейхстаге в феврале и выборами в марте этого года Гитлеру удалось стать фактическим диктатором Германии. Его политический подъем пугал и даже ужасал либералов, к числу которых принадлежал и мой отец. Как я говорил вам вчера, отец был убежденным антифашистом. Но он был тайным борцом. Не могло быть и речи о том, чтобы сражаться с фашизмом в открытую, не подвергая при этом себя и свою семью страшной опасности. В течение долгих лет он был руководителем одной из подпольных организаций, помогавшей евреям, католикам, протестантам и так называемым политическим оппозиционерам всех мастей, которые вынуждены были спасаться бегством из Германии. — Кристиан отхлебнул коньяка из своей рюмки и спросил: — Вы не читали книгу баронессы Оркзи «Алый Анагаллис», Виктор?

— Нет. Но я смотрел фильм с Лесли Говард.

— Тогда я знаю, что вы меня поймете. Мой отец был во многих смыслах современным Алым Анагаллисом. Забавно, но его подпольная кличка была Голубая Горечавка — есть такой альпийский цветок. Вы понимаете, что было абсолютно необходимо скрыть от нацистов, да и от всех остальных, чем занимался отец. Как говорит моя мать, конспиративную кличку отцу придумал Дитер Мюллер, еще один руководитель их тайной организации. Дитер был профессором филологии, и, я думаю, ему казалось, что эта кличка, подходит отцу идеально. В конце концов, отец был аристократом, членом социально значимого клана. На человека, в руках которого были неограниченные деньги и время, чтобы вести жизнь, полную удовольствий и наслаждений в кругу равных себе, вряд ли могло пасть подозрение. Но именно этот человек стал тайным дирижером целого ряда спасательных операций, рисковавшим своей жизнью ради спасения других.

— А эта кличка не была своего рода разоблачительным намеком для вашего отца? — быстро спросил Виктор.

— Вы имеете в виду параллель между Алым Анагаллисом и отцом? То, что в обоих случаях в качестве конспиративных кличек были использованы названия цветов? Нет, я так не думаю. Сомневаюсь, что кому-нибудь могло прийти в голову провести такую аналогию. Повторяю — князь Курт фон Виттинген был вне подозрений. Кроме того, у всех членов подполья в качестве кличек использовались названия цветов. Это опять-таки было идеей Дитера, который был известен как Эдельвейс. Но вернемся к отцу. В середине тридцатых годов он стал старшим консультантом в корпорации Круппа, короля немецкой военной промышленности. Отец ездил по всей Европе, руководил переговорами самого высокого уровня, принимал и развлекал иностранных государственных сановников. Короче, был своего рода «блуждающим» послом. Для него это было идеальное прикрытие, дававшее ему возможность разъездов фактически по своему усмотрению. Исполнение этих функций делало его вхожим в кабинеты людей, творивших политику самого высокого уровня. В этих кабинетах он из первых рук получал ценнейшую информацию. Весной 1939 года, в полной мере осознавая, что ситуация в Германии ухудшается, отец отправил мать вместе со мной и Дианой в Англию, в замок Лэнгли к дяде Дейвиду под предлогом отдыха, а на самом деле — из соображений безопасности. К июню моя мать, как и большинство хорошо информированных людей, уже знала, что войны между Великобританией и Германией не избежать. Желая быть рядом с отцом, она решила возвратиться в Берлин. Он и слышать об этом не хотел и снял для нас небольшой домик в Цюрихе, поскольку для него было сравнительно легко совершать поездки в Швейцарию. Время от времени он навещал нас, даже после 1939 года, но основную часть времени проводил или в разъездах, или в Берлине.

Отхлебнув еще коньяка, Кристиан продолжил:

— В 1941 году мы видели его очень редко, в 1942 он не появлялся вообще, но в начале 1943 года отец посетил нас в Цюрихе на пути из Осло в Берлин. Мать, казалось, все больше и больше переживала, что тайная деятельность отца будет раскрыта, и в тот раз она страстно уговаривала его остаться с нами в Швейцарии. Он не остался, понимая, как сильно нужен тайному освободительному движению. Кроме того, он сильно беспокоился за свою мать. Сестры отца, Урсула и Сигрид, были убиты во время бомбежек Берлина войсками антигитлеровской коалиции. Бабушка, овдовевшая за несколько лет до этого, осталась совсем одна. Поэтому отец вернулся в Берлин. Боюсь, что это было гибельное решение. — На лице Кристиана появилось напряженное выражение. Он взял сигарету и закурил.

Виктор слушал очень внимательно.

— И вы никогда больше не видели своего отца, — высказал он предположение, не отводя глаз от лица молодого князя.

— Я видел. Матери и Диане повезло меньше. Я, однако, тороплю события. Если в течение нескольких лет мама в разной форме получала от отца какие-нибудь известия, то после его отъезда в Берлин в 1943 году наступило гнетущее молчание, как будто он внезапно сгинул с лица земли. Прошли месяцы без малейшего намека на то, что он жив. Мне было уже почти восемнадцать — достаточно, чтобы мама наконец доверилась мне. Она рассказала о своих опасениях, и я, против ее воли, отправился в Берлин…

— Как, черт побери, вам удалось это?

— С нашими семейными связями я имел доступ к большому количеству людей. Все они оказали поддержку. К тому же время было такое смутное и беспорядочное, что это было не так уж сложно устроить. Но я должен признать, что это было очень рискованное предприятие со многих точек зрения. Наконец, я достиг нашего дома в Берлине, где провел двадцать четыре часа с бабушкой.