Некоторые вопросы Катарин были настолько умны и точно сформулированы, настолько глубоко проникали в суть дела, что Виктор порой терял дар речи. Он понял, что юное дарование прекрасно ориентируется в вопросах бизнеса, по крайней мере, во всем, что относится к ней самой и ее карьере. Это не показалось ему неприятной чертой — напротив, Катарин еще больше возвысилась в его глазах. В отличие от большинства молодых актрис, она совсем не была дурочкой в денежных вопросах, вполне обоснованно оценивая себя и свою работу очень высоко. «Да, — подумал он, — молодая леди точно знает, куда она стремится. К самой вершине, причем не теряя на пути ни одной лишней минуты. Что ж, пожелаем ей успеха». По своему опыту Виктор знал, что кинопроизводство — самый скандальный и жестокий вид бизнеса в мире. Здесь люди сталкиваются с самыми лучезарными и самыми грязными сторонами жизни. Голливуд населен продажными, безжалостными людишками, готовыми идти по трупам ради достижения своей цели. Рядом с ними — талантливые или просто одаренные личности, всей душой преданные кино. Катарин повезло, что Господь наделил ее живым и острым умом, который ей, безусловно, пригодится, хотя не лишним будет и то, что он, Виктор, поведет ее за руку до тех пор, пока будет действовать ее контракт с «Беллиссима».

Сейчас он взял себе на заметку, что нужно будет поговорить с Хилли о беззалоговом контракте с «Монарх», когда увидится с ним в следующий раз. Виктор хотел включить туда несколько особых условий. Он не предполагал, что в их совместной работе могут возникнуть конфликтные ситуации. Администрация «Монарх» была очень довольна, что их сделка прошла довольно гладко, без затяжных переговоров. Доволен был и Бо Стэнтон. Неделю назад Хилли Стид отправил самолетом копию кинопробы в Штаты, и Бо просто обалдел от красоты и таланта Катарин. А кто бы на его месте не обалдел? Виктор подумал об этом и поджал губы, отдавая себе отчет, что был, по крайней мере, один человек, который явно не сходил по ней с ума.

Появился официант с клубным сандвичем, приготовленным по всем правилам, что с удовольствием отметил Виктор. И пиво, слава Богу, было холодным. Для Англии холодное пиво — это чудо из чудес. Покончив с тем и другим, Виктор перезвонил всем оставившим для него сообщения, отдал несколько распоряжений своему биржевому брокеру в Нью-Йорке и, наконец, дозвонился до управляющего своим имением в Санта-Барбаре. Они говорили не менее пятнадцати минут, согласовали ряд мелких вопросов, после чего Виктор, довольный тем, что дела на ранчо «Че-Сара-Сара» идут хорошо, распрощался с управляющим. Он быстро направился в ванную, чтобы немного освежиться перед предстоящей встречей, испытывая облегчение от того, что сумел утрясти самые важные проблемы на предстоящую неделю за один день.

Первыми на встречу пришли Джерри и Джейк. Следом за ними в комнату вошел рыжий Тед, а ровно в три часа в дверь постучал Марк Пирс. Каждый из присутствующих знал друг друга, поэтому в церемонии представления не было необходимости. Все расселись, дружески болтая, в ожидании Ники. Минут через двадцать, когда в атмосфере явно начало чувствоваться раздражение, Виктор встал и, извинившись, прошел в спальню, чтобы еще раз набрать номер Ника. На сей раз телефон был занят. Проклятие! Продолжая внутренне ругаться, он быстро вернулся в гостиную.

— У меня такое чувство, что я не сказал Нику, что он мне нужен на этой встрече, — объяснил он. — Он сейчас говорит по телефону. Схожу стукну ему в дверь… Джейк, почему бы тебе не рассказать о том, что мы предварительно обсудили сегодня утром? А ты, Джерри, покажи Марку фотографии, которые вы привезли из Йоркшира. Я вернусь через минуту.

22

Ключ был в дверях. Виктор постучал и вошел, не ожидая ответа.

— Ники, это я. — Он прошел в комнату.

Ники стоял в гостиной спиной к нему и разговаривал по телефону.

— Хорошо. Пожалуйста, сделайте все возможное. Благодарю вас. До свидания. — Он положил трубку.

— Старик, ты что, забыл о встрече? Все давно пришли, ждут тебя… — начал Виктор, но тут же осекся, увидев лицо друга. Оно осунулось и приобрело непривычный сероватый оттенок, проступивший несмотря на загар. Он тут же понял, что что-то случилось. — Что произошло? — спросил Виктор, нахмурившись. Его глубоко потрясла застывшая в глазах Ники боль.

Ник покачал головой, поднял руки, выражая тем самым безнадежность, и сел на диван, не ответив на вопрос Виктора. Казалось, он хочет что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова. Взяв трясущимися руками сигарету, он закурил. В его лице и позе сквозило отчаяние.

— Боже, Ник, ну что же случилось? — Виктор быстро прошел в глубь комнаты.

Мгновением позже Ник поднял голову и вздохнул. Прислонился к спинке дивана. Наконец изменившимся голосом он произнес:

— Я сидел здесь. Занимался своими делами. Работал над новым романом. Чувствовал себя прекрасно. Просто сидел и работал. А потом… потом прозвенел звонок… — Он не мог продолжать дальше. Его ярко-голубые глаза потемнели. Он прикрыл их рукой и отвел взгляд в сторону. — Марсия, Вик. Она… — Ник замолчал, конец предложения застрял у него в горле.

Виктор пристально смотрел в лицо другу, ничем не выражая наполнявшего его предчувствия огромной беды.

— Что с твоей сестрой, Ники? Скажи же мне наконец, что произошло?

Ник покачал головой из стороны в сторону, как будто пытаясь отрицать чудовищный факт, с которым он не мог примириться. Прошло еще какое-то время, прежде чем он ответил дрожащим голосом:

— Ее больше нет, Вик. Марсия умерла.

— О Господи! — Виктор уставился на Ника, сраженный этим сообщением. Не проронив больше ни слова, он тяжело опустился на стоявший напротив дивана стул, почувствовав, как его накрыло тяжелой волной. Очень медленно он произнес: — Я не понимаю… Мы с ней позавчера разговаривали… — Виктор не узнал собственного голоса и попытался откашляться. — Как это случилось? — Он запнулся, осознавая, что не может выдавить из себя больше ни одного слова.

Ник произнес тусклым голосом:

— Несчастный случай. Марсия шла по Парк-авеню в Нью-Йорке в воскресенье днем. Вчера. Шла к маме. Какая-то проклятая машина потеряла контроль и выскочила на тротуар. Она врезалась в Марсию на полной скорости. Марсию тут же отвезли в больницу. Она была еще жива. Но повреждения внутренних органов… — Ник в отчаянии потряс головой. — Она умерла сегодня в пять утра, — обреченно закончил он. И почему-то счел нужным добавить: — Нью-йоркского времени, конечно.

В голосе Виктора прозвучало искреннее сострадание, когда он сказал:

— Ник, дорогой, как же это больно! Я так сочувствую тебе. Какой трагический, какой нелепый случай!

— Но почему она Вик? — В голосе Ника к боли примешивался гнев. — Именем Господа, почему? — Ей было всего двадцать два, только двадцать два! — почти прокричал он. — Ее жизнь только начиналась. Совсем дитя! А сколько в ней было жизни и любви, какая она была добрая и милая… Она никому в жизни не причинила зла. Это несправедливо, Вик!

— Я знаю, Ник, я знаю. — В голосе Виктора прозвучали теплота и понимание. Он склонился к Нику. — Что я могу для тебя сделать? Чем тебе помочь?

Казалось, Ник не слышит его слов.

— Проклятие! Будь оно все проклято! — кричал он. Его душили горе и ярость. С искаженным болью лицом Ник начал колотить кулаком по спинке дивана.

Глядя на него, Виктор вздрогнул и подумал, чем можно было бы облегчить страдания друга, но тут же безнадежно признал, что это неразрешимая задача. Всем сердцем он был с Ником, но помочь ему был не в состоянии. Состояние ужасной беспомощности и бесполезности испытал он в эти минуты.

— Не могу поверить! — кричал Ник. — Не могу! Это какая-то чудовищная ошибка. — Он встал, глядя прямо в лицо Виктора. — Моя малышка, сестренка моя. Ее… ее нет больше. — Ник почти побежал в направлении спальни.

Виктор поднялся и последовал за ним, ощущая потребность как-то помочь Нику, подбирая слова соболезнования. Но слова были бессмысленны, от них не было никакой пользы. Он непроизвольно вздрогнул, вспомнив Элли.

Ник стоял в ванной, прислонив голову к стене. Он сгорбил плечи, и узкие лопатки остро проступали через голубую хлопковую рубашку. Ник теперь казался таким уязвимым, юным, беззащитным, что у Виктора возникло желание обнять его и прижать к себе, как убитого горем ребенка. Но он не сделал ни шага, понимая, что Ник борется со своими эмоциями. Ему хотелось быть сильным, загнать внутрь свои слезы, которые он считал признаком слабости. Но Виктор знал, что способность плакать не противоречила силе и самообладанию, вовсе не имея ничего общего со слабостью.

— Дай слезам излиться, — наконец сказал он от двери. — Дай выход своему горю. Прошу тебя, Ники. — Виктор вошел в ванную и положил руку на плечо друга.

Раздался сдавленный вздох, и Ник еще теснее прислонился к стене, скрывая лицо. Затем неожиданно резко он повернулся к Виктору, с выдававшим внутреннюю борьбу и умоляющим выражением на лице. Ника начали сотрясать рыдания, и он прижал сложенные руки к лицу. Виктор сделал несколько шагов и обнял друга. Он сказал лишь:

— Я здесь, Ники. Я с тобой, старина. — Других слов у него не было.

Через некоторое время Ник немного взял себя в руки.

— Со мной все будет в порядке, Вик, — выдавил он из себя. — Со мной все будет в порядке.

Он отошел от Виктора схватил полотенце и прижал его к лицу. Сдавленным голосом он произнес:

— Оставь меня ненадолго одного, Вик.

— Конечно, Ники. — Виктор вернулся в гостиную и обессиленно рухнул на ближайший стул. Автоматически он вытащил сигарету и прикурил. Глубокая печаль переполняла его. Виктор понимал, почему Ник никак не мог поверить в смерть своей сестры. На самом деле он сам с трудом мог осознать это. Смерть всегда неприемлема для тех, кто остается оплакивать ушедших, но в этом случае ее неприемлемость усиливалась неожиданностью и нелепостью случившегося.