— Похоже, вы нашли не того директора, Виктор. Позор! — Он произнес это так, что последнее слово звучало угрожающе, хотя и было сказано мягким голосом. Лазарус слегка вздохнул и глотнул чая. — Хороший директор не делает ошибок, Виктор, где бы он ни сидел. Слабое решение с твоей стороны. Я надеюсь, ошибок будет меньше, когда мы подойдем к другим пунктам нашего проекта. Я искренне надеюсь, что мы не будем иметь удовольствия видеть его здесь, в Англии, когда мы начнем снимать, — наигранно засмеялся Лазарус, — в противном случае, мы можем обнаружить, что смета увеличилась до четырех миллионов. А может, даже до пяти. Почему бы и нет?

— Он был нанят на временную работу, — ответил Виктор, игнорируя саркастическое замечание, — фактически, весь съемочный коллектив будет английским. — Он закурил сигарету, удивляясь тому, что оправдывается перед Лазарусом. Но этот человек обладал способностью вынуждать каждого переходить в оборону.

— Ну, это шаг в правильном направлении, — ответил Лазарус покровительственным тоном, — давайте поговорим о съемках. После долгих размышлений и анализа я, решил на главную женскую роль пригласить Эву Гарднер. Она будет сказочна в роли Катарин Эрншоу, и я…

— Нет, — голос Виктора был ровным, но решительным, — я пробую Катарин Темпест. И если проба будет такой, как я ожидаю, она получит эту роль.

Лазарус уставился на Виктора, и его губы медленно и пренебрежительно задвигались.

— А кто такая, черт возьми, Катарин Темпест? Если я ничего не знаю о ней, то можете смело ставить последний цент на то, что вся Америка ничего о ней не знает. Я не хочу новичков в своей картине. Мне нужна кинозвезда с мировым именем. Мне необходимы определенные гарантии кассовости картины, мой друг.

«Я тебе не друг», — подумал Виктор, ощетинившись. Однако он сдержал себя и решил не напоминать Лазарусу, что его собственное имя является одним из наиболее гарантированных залогов кассовости фильма в мире. Если только не самым гарантированным залогом. Вслух он заметил:

— Катарин Темпест — блестящая молодая актриса, которая играет в настоящее время главную роль на Уэст-Энде в спектакле «Троянская интерлюдия». Она — совершенная Кэти. Вы должны согласиться, что она выглядит так, словно специально создана для этой роли.

— Я сказал вам, что не знаю, кто она — ответил Лазарус с наигранным равнодушием.

На лице Виктора появилась ленивая усмешка.

— В понедельник вечером в «Лес Амбассадорс» вы не могли оторвать от нее глаз. — Он быстро добавил: — К большому, надо заметить, неудовольствию вашей спутницы. Если бы внешность могла убивать, вас бы уже не было в живых, мой друг.

Ник настороженно перевел взгляд с одного на другого. Он не помнил, чтобы Лазарус был в понедельник в ресторане. Впрочем, сам он приехал позже, когда Виктор и другие гости уже проследовали в зал. Майкл Лазарус слегка наклонился вперед, и Ник отметил в его непроницаемых глазах слабые искры внезапно появившегося интереса. Лазарус выдержал паузу, не мигая глядя на Виктора, а затем медленно произнес:

— Вы, по-видимому, говорите о брюнетке с потрясающе выразительными глазами. — Живо вспоминая красоту девушки, он почувствовал, что в нем начала подниматься волна возбуждения, однако скрытный Лазарус позаботился о том, чтобы спрятать ее за фасадом безразличия, и добавил: — Не думаю, что вы имеете в виду бесцветную блондинку с обликом дебютантки, которая также была в вашей компании.

— Попали в точку, — ответил Виктор. Он был рассержен пренебрежительной репликой, касающейся Франчески, однако сразу же взял себя в руки.

— Катарин впечатляет, не правда ли? Она так же красива как и Эва Гарднер.

Немедленного ответа не последовало. Лазарус, казалось, думал, и после паузы произнес:

— Я придержу свое мнение, пока не увижу пробу. И даже если проба окажется удачной, я все равно не уверен, что нам следует брать на эту роль неизвестную актрису. Я должен тщательно продумать этот вопрос. Очень тщательно. А теперь я хотел бы обсудить с вами сценарий. Честно говоря, его нужно менять. С моей точки зрения, это просто претензия на художественность. Такой подход к материалу не принесет нам коммерческого успеха. Нам следует привлечь другого сценариста. Немедленно. Нельзя терять ни минуты.

Воцарилось неловкое молчание. Ник, вздрогнув, подумал: «Сукин сын! Он ведет себя так, будто меня здесь нет». Он был готов взорваться от обиды. В желании защитить себя и свою работу он готов был нанести Лазарусу молниеносный хук правой. Но Виктор просил его молчать, что бы ни происходило, поэтому Ник сидел, уперев сжатый кулак в боковину кресла, и ждал.

Виктор, с каменным непроницаемым лицом, сказал со спокойной убежденностью:

— Это чертовски хороший сценарий, Майкл. Не просто хороший — выдающийся. Более тога это сценарий, по которому я хочу снимать фильм. И позвольте мне сказать еще кое-что. Я не буду менять Ника на другого сценариста. Ни сегодня. Ни на следующей неделе. Никогда, мой друг.

— Послушайте, Виктор, никто не может предписывать мне, как делать собственную картину. Картину, в которую я вкладываю два миллиона долларов. Должен отметить, что я думал…

— Заткнись, — тихо сказал Виктор. Лазарус был так ошеломлен, что поступил так, как ему сказали. Он сидел, уставившись на Виктора, и его лицо выражало сомнение в реальности происходящего.

Нику потребовалось мобилизовать все свои силы, чтобы в этот момент не разразиться хохотом. Майкл Лазарус выглядел так, словно ему только что залепили здоровенную оплеуху.

Лазарус оправился почти мгновенно.

— Давайте сразу кое-что выясним, мой друг. Прямо сейчас. Никто — я повторяю, — никто и никогда не говорил мне «заткнись».

— Я только что сделал это, — ответил Виктор. Наклонившись вперед, он положил свою папку на колени и открыл ее. — Вот контракт. — Он протянул Лазарусу конверт.

Несмотря на кипевшую в нем ярость, Майкл Лазарус не мог удержаться от того, чтобы не открыть его. Контракт был аккуратно разорван посередине. Глаза Лазаруса были прикованы к двум обрывкам, которые он держал. В первый момент казалось, что он загипнотизирован. И действительно, он был в шоке. Никогда в жизни он не был так унижен, так оскорблен. Это было почти непостижимо, и по мере того как до Лазаруса доходил смысл происходящего, его затылок, а затем и лицо густо покраснели. Когда он поднял голову, его осуждающие глаза были похожи на стальные лезвия.

Прежде чем он успел вымолвить слово, Виктор, быстрый на провокационные замечания, сказал:

— Вот что я думаю о вашем контракте. И я уверен, вы знаете, что вы можете с ним сделать. Как ни трудно вам в это поверить, я не хочу ваших денег и совершенно определенно не хочу, чтобы вы участвовали в моей картине.

Виктор взял свою папку и встал.

— Всего хорошего, Майкл, — закончил он с вежливой улыбкой. Его черные глаза были холодны и непроницаемы, как мрамор. Ник также встал. Лазарус несколько секунд смотрел на них с яростью. С его лица сошла краска. Оно было белым как мел, а голос, хотя и сохранивший свою обычную вкрадчивость, звучал убийственно, когда он сказал:

— Вы будете всю жизнь жалеть об этом, Виктор. Жалеть и раскаиваться. Раскаиваться и жалеть. Я об этом позабочусь, мой друг.

Виктор воздержался от ответа. Он взял Ника под руку и сказал:

— Пошли, дружище. Пора покинуть это место. Мне просто необходим глоток свежего воздуха.

Виктор быстро направился к выходу из отеля. Ник следовал за ним, и, когда они оказались достаточно далеко от Лазаруса, он сказал:

— Боже мой, Вик, ты действительно…

— Подожди, пока мы не окажемся на улице, Ники, — прервал его Виктор монотонным голосом. Они молча забрали свою одежду из гардероба. Виктор влез в кашемировое пальто светло-коричневого цвета и посмотрел на Николаса краешком глаза: — Должен признаться тебе, Ник, что я получил большое удовлетворение, приложив его именно так, как хотел.

— Я тоже. Но мне не понравились его прощальные слова о том, что ты пожалеешь. У него плохая репутация: он мстительный. При такой степени враждебности это небезопасно. Он попытается отыграться, Вик. — Голос Ника нервно вибрировал. — Вообще он изрядная тварь. Зловещая. Если честно, он меня пугает. Тебя нет?

— Нисколько. — Виктор бросил на Ника короткий взгляд. Его глаза сузились. — И я не думаю, что он напугал тебя, Ник. А что касается его зловещего облика, я думаю, что это плод воображения писателя, работающего сверхурочно. Ты любишь играть режиссера, ведающего подбором актеров, и представлять людей в разных ипостасях: проституток и леди, хороших парней и злодеев, добро в борьбе со злом и всю эту музыку.

— Наверное, это так, — согласился Ник, — тем не менее я думаю, что он чудовищно беспринципен. Ты и сам говорил, что он параноик. Боже, мне очень жаль Элен. Не могу смириться с мыслью о том, что она связалась с таким типом, как он.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — прервал его Виктор, — но она взрослый человек. Я думаю, в отношениях с мужчинами она может за себя постоять. Как ты считаешь?

— Думаю, что да. Кстати, ты заметил у него вспышку интереса, когда ты объяснял, кто такая Катарин?

— Конечно! Тот же самый взгляд я заметил в понедельник вечером в баре ресторана. Лазарус пришел с фигуристой рыжей бабенкой, увешанной побрякушками на всех мыслимых местах и присосавшейся к нему, как спрут. А с того момента, как он увидел Катарин, рыжей для него как бы не существовало. И не думай, что она не видела, кем он так заинтересовался. Это было так заметно. Они выпили по одному бокалу и ушли как раз перед твоим приходом.

— А кто эта рыжая?

— Не имею понятия, — ответил Виктор. — Но могу сказать тебе одно, Ник. Я думаю, Майкл Лазарус — большой бабник, выработавший свой собственный примитивный стиль обращения с женщинами. Мне это не приходило в голову раньше.