Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая

«Я вернулась по своей доброй воле потому, что хотела этого. Никто не принуждал меня к этому. Но сейчас, когда я здесь, мне хочется улететь, снова скрыться в неизвестности. Пусть бы снова между мной и этим местом оказался огромный океан. Место это не сулит мне ничего хорошего».

Когда отрывочные, навязчиво-беспокойные мысли обрели наконец, конкретную форму, женщине стало спокойнее. И только ее прекрасные руки, лежавшие на коленях, сжались так сильно, что через тонкую прозрачную кожу остро проступили суставы пальцев. Никаких других внешних проявлений бушевавшей в ней бури эмоций. Женщина была похожа на каменное изваяние. Ее лицо, бледное и несколько искаженное в дымке пасмурного утра, было бесстрастным, как маска, а немигающий взгляд был неотрывно прикован к Тихому океану.

Океан в этот мрачный ненастный день, непривычно холодный для Южной Калифорнии даже в таком суровом месяце, как декабрь, в бешенстве бросал на берег халцедонового цвета волны. Женщина вздрогнула. Наполненный сыростью воздух проникал до самых костей. Она почувствовала, что совсем продрогла. На лбу, на шее и в ложбинке между грудями образовалась тонкая влажная пленка. Женщина резко поднялась со своего места и, наклонив голову против ветра и глубоко засунув руки в карманы, пошла вдоль пирса Санта-Моники. Пирс был совершенно безлюден в этот час и казался необитаемым, даже несколько пугающим своей пустынностью.

У края пирса, где подгоняемые ветром бурлящие волны бились о выступавшую часть фундамента, она остановилась и перегнулась через перила. Снова посмотрела на бушующий океан. Там, в туманной дали, где море и небо сливались в грязновато-серую бескрайнюю массу, огромный теплоход скорлупкой раскачивался на волнах.

«Все мы как этот корабль, — подумала женщина. — Хрупкие и беззащитные в масштабах мироздания. Как редко задумываемся мы об этом, ослепленные непоколебимой уверенностью в собственной значимости?» При этой мысли слабая ироничная улыбка пробежала по ее губам. Да, в нашем высокомерном отчуждении от природы мы все кажемся себе неповторимыми и непобедимыми; нам кажется, что на нас, бессмертных, не распространяются ее законы. Но это совсем не так — в конце концов оказывается, что единственным законом, законом неумолимым и неизменным, является сама природа.

Она на секунду прикрыла глаза, как будто хотела освободиться от этих мыслей, подняла голову и посмотрела вверх. На зловеще-стылом зимнем небе лохмотьями были разбросаны пепельно-серые облака, которые на глазах темнели, пожирая остатки света. Шторм был неминуем. Ей нужно возвращаться в отель «Бель-Эйр», пока не начался дождь. Но, к своему изумлению, женщина вдруг поняла, что не в состоянии сдвинуться с места. Ведь только здесь она сможет разобраться в хаосе, царящем в ее мозгу.

Здесь, сейчас, она беспощадно анализировала свои мысли, чего не делала никогда раньше. Всего лишь две недели назад возвращение казалось единственно возможным решением, несмотря на все возможные опасности, которые стояли за ним. Поэтому она разработала план, успешно осуществила его и отбыла в Америку, будучи совершенно уверенной в себе и в своих решениях.

«Я уехала в полную неизвестность», — размышляла она. И вдруг почувствовала, что при этой мысли внутреннее напряжение достигло предела. На лице женщины ясно читалось, что именно в этот момент она поняла что-то очень важное для себя. Действительно ли неизвестность была источником ее страдания? Но неизвестное всегда привлекало и манило ее, стимулировало к действию, потому что именно в нем она неизменно находила волнующий привкус вызова, борьбы и самоутверждения. «Но это было в прошлом, — сказала она себе, — сейчас я совсем другой человек». Женщине открылась истина, осознав которую, она почувствовала, как ее захлестывает неожиданная волна паники. Она сильнее сжала перила и задержала дыхание: «Оставаясь здесь, я рискую очень многим. Я ставлю под угрозу все, чего добилась за последние несколько лет». Вероятно, гораздо разумнее уехать и, если уж отъезд неминуем, не стоит откладывать его. Уехать нужно сегодня, немедленно, пока она снова не передумала. Ведь это так просто — уехать. Заказать билет на самолет в любом направлении, которое подскажет фантазия, и исчезнуть. Глаза женщины снова отыскали корабль, который был теперь на таком расстоянии, что казался песчинкой. Куда держал он свой путь? В Йокогаму, Сидней, Гонконг, Касабланку? А может быть, в Каир, Стамбул или Марсель? А куда направится она? Это не имело никакого значения и не касалось никого.

Женщина подумала, что кануть в безвестность, как будто она никогда и не ступала на эту землю, было бы вполне в ее стиле. И все же, все же… Сомнения начали терзать ее с прежней силой. «Не будет ли это бегство незрелым поступком?» — спросила она себя. Безусловно, задуманный ею шаг нельзя было назвать иначе, как бегством. Где-то в подсознании все увереннее звучал другой голос: «Ты будешь всегда помнить, что потеряла контроль над собой, и будешь всегда об этом сожалеть».

Она глубоко вздохнула. Как ей поступить? Каковы будут последствия этих поступков? Мысли бешеной чередой проносились в голове. Тяжелые мрачные тучи овладели, казалось, не только небом, но и землей. Прогремел гром. Но женщина была настолько погружена в свои внутренние переживания, настолько сосредоточена на поиске окончательного решения своей проблемы, что потеряла ощущение времени и ничего не замечала вокруг себя. В конце концов она осознала непреложность одного факта: откладывать решение дальше нельзя. К этому ее вынуждало время. И внезапно она сделала выбор: она останется, несмотря на мрачные предчувствия и опасения. Она должна остаться, какую бы цену ей ни пришлось заплатить за это. У нее нет альтернативы. Ее единственное спасение заключается в том, чтобы остаться. По мере того как напряжение нескольких последних часов отступало, жесткие складки у ее рта исчезли, поза стала более расслабленной.

Крупные капли дождя упали на лицо и руки.

— Как будто мои слезы, — тихо произнесла она и вдруг совершенно непроизвольно громко рассмеялась. В этом смехе было освобождение от мучительных сомнений. Слез больше не будет. Она уже отплакала свое. — Какая же ты дура, Кейт, — пробормотала она успокаивающим тоном, вспомнив кличку, которую дал ей когда-то Ник, сократив валлийское имя Кейтлин. Он всегда говорил, что у нее кельтская душа, сотканная из поэзии, мистики и огня.

Она выпрямилась и откинула голову назад гордым и непокорным движением. Ее необыкновенные глаза — не голубые, не зеленые, а какого-то удивительного бирюзового цвета — очистились от поволоки сомнений и страхов, и в них вновь засверкала решимость. Скоро, через несколько дней, когда ее внутренние силы окончательно восстановятся, она отправится в Рейвенсвуд.

Это будет ее первым шагом в неизведанное, началом новой жизни.

Франческа Эвери давно пришла к выводу, что жалеть о содеянном не стоит, поскольку не в наших силах изменить события, отошедшие в прошлое, и чувства подобного рода не просто бессмысленны, но часто истощают психику.

Однако, открыв входную дверь своей квартиры, она сразу же пожалела, что вернулась в Нью-Йорк без мужа. И даже испугалась… Это чувство было настолько непривычным для Франчески, что она в замешательстве застыла на пороге и вздрогнула, когда тяжелая дверь со Стуком захлопнулась за ней. Гаррисон не хотел, чтобы она уезжала из Виргинии без него. Франческа уехала только из-за обязательств перед благотворительным комитетом, президентом которого она была недавно избрана. Десять дней назад ей в Виргинию позвонила секретарь комитета и сообщила, что возникли непредвиденные сложности с организацией летнего концерта в Эвери Фишер Холл, в связи с чем созывалось внеочередное собрание. Секретарь была убеждена, что только Франческа обладала достаточной властью и связями, чтобы решить все проблемы, и ее присутствие в Нью-Йорке было совершенно необходимо.

Франческа знала, что у Гаррисона другое мнение на этот счет. Годы работы на дипломатической службе отточили его врожденную склонность обходить все острые углы. В присущей ему мягкой манере он заметил, что члены комитета, по его мнению, паникуют совершенно необоснованно. Кроме того, телефонная связь в Вирджинии не менее надежна, чем в Манхэттене. Франческа была склонна отказаться от поездки, разделяя мнение мужа. Но когда к ней обратились с просьбой дать интервью, она почувствовала, что ее присутствие в Нью-Йорке действительно необходимо.

Франческа вздохнула. Увильнуть от выполнения каких-либо обязательств было для нее делом немыслимым. Тем не менее, по какой-то неосознанной ею самой причине, Франческа почувствовала острое желание снова очутиться в старом доме вместе с Гарри и его шумными и неуправляемыми внучками. Атмосфера этого дома была пропитана искренней любовью и дружелюбием. Она решительно подавила в себе желание вернуться в аэропорт «Ла Гардиа» и улететь следующим самолетом в Вашингтон.

Франческа нащупала выключатель и нетерпеливо щелкнула им. От вспыхнувшего яркого света она зажмурилась. Огромная старинная французская люстра с хрустальными подвесками изысканной формы заполнила черно-белый мраморный холл сияющими переливами. Она осветила старинный гобелен ручной работы, висевший высоко в простенке лестницы, бюсты Родена и вазы севрского фарфора в нишах, комод времен Людовика XV, принадлежавший когда-то мадам Помпадур. Сейчас на нем стоял в вазе династии Минг искусно составленный букет желтых роз, тонкий свежий запах которых навевал в эту зимнюю пору ностальгические воспоминания о летнем саде.