— Тот факт, что ты частично пришел в себя, еще не говорит о том, что я позволю тебе выйти на улицу в такую пургу к какой-то телке! Это ненормально.

Она не какая-то телка. ЭйДжей знает об этом, но это то, как он видит ее. Спорить бесполезно, только время зря потрачу.

— Присмотришь за Олив немного? Я постараюсь вернуться через два часа.

— Чувак, два часа тебе, скорее всего, потребуется только чтобы добраться туда.

— Я буду держать тебя в курсе, — говорю я ему. Выглянув в окно, я замечаю снегоуборочные машины, которые уже убирают дороги. — Все будет хорошо.

Олив слетает обратно вниз по лестнице в трениках и в платье-фартуке поверх майки.

— Готово!

— Когда я вернусь, то хочу услышать больше о том, что случилось с Алексой, — говорю я брату. Я чувствую вину за то, что полностью игнорировал его проблемы.

— Не так уж много, чтобы рассказывать, — говорит он. — На самом деле, я хотел бы забыть ее имя и все, что с ним связано.

— Понял, — говорю я, надевая в свою куртку.

— Папа, только не опаздывай на ужин, — кричит Олив из кухни.

— Да, мэм, — она хихикает. — Люблю тебя, Олив.

— Люблю тебя!


***

Два часа. Я способен на большее. Успею за двадцать минут. Половину пути мой грузовик, конечно, не раз заносило, но я отлично с этим справлялся. По крайней мере, мы все еще едем по дороге. Будучи за рулем, я вспомнил, что не ответил на просьбу Шарлотты — починить ее стиральную машину. Что ж, ей либо придется подождать, либо пусть этот Лэнс позаботится об этом.

Подъезжая к цветочному магазину, я останавливаюсь прямо на тротуаре. Я знаю, что не должен парковаться здесь, иначе машину засыплют снегоуборщики. К тому же, машина Ари уже завалена снегом прямо передо мной.

Я пинаю сугроб, делая узкую тропинку к стеклянной двери цветочного магазина. Может быть, поэтому она никуда не пойдет сегодня. Помимо того, что ее автомобиль напрочь застрял, благодаря сугробам, дверь тоже завалена.

Я иду обратно к своей машине и беру лопату. Расчищая себе путь, я убираю снег, чтобы можно было свободно открыть дверь, но, потянув за ручку, дверь все равно не поддается. Я стучу несколько раз по двери, вытирая слой изморози с окна, чтобы заглянуть внутрь.

Спустя буквально несколько секунд Ари появляется в дверях с улыбкой. Она поворачивает замок и толкает дверь.

— Ты и так застряла здесь, и еще решила запереть дверь? — спрашиваю я с изумлением.

— Никогда не знаешь, кто будет этим сумасшедшим, кто принесет лопату и откопает меня, чтобы ворваться внутрь и похитить меня, — говорит она с хитрой ухмылкой. Ее мягкий смех наполняет воздух, когда она поправляет несколько прядей волос у щеки. Пока я наблюдаю за ней, мне сразу ударяет в нос смешанный запах различных цветов, и от этого мои ноги слегка подкашиваются. Так много ароматов напоминает мне об Элли. Она всегда была одержима цветами. Аромат цветов всегда витал в доме.

— Ты всегда занималась флористикой? — спрашиваю я у Ари.

Она качает головой из стороны в сторону, как будто не может ответить на мой вопрос ни да, ни нет. Она поднимает кадку с одной из стоек и ставит ее на стеклянный прилавок.

— На самом деле, нет, но мои родители прирожденные садоводы, я всегда была окружена растениями и цветами. Знаешь, когда живешь в излишке чего-то, этого становится достаточно на всю жизнь.

— Да, понимаю, — вроде бы.

— В любом случае, как только я оправилась после пересадки, мне почему-то захотелось продолжить так называемую родительскую деятельность. Я хотела вернуться к учебе, но они заставили меня отложить ее на год по понятным причинам, и я не собиралась тратить драгоценные дни своей жизни, сидя перед телевизором. Мои родители дружили с парнем, который владеет этим помещением, а он как раз собирался уйти в отставку. Спустя месяц я открыла магазин. Ненормальная, правда?

— Я думаю, что ничего не происходит просто так, — говорю я ей. — Элли полюбила бы этот магазин. Она жила и дышала цветами. Это было просто хобби, но для нее это была самая большая страсть.

— Я знаю, — говорит она. — Она рассказывала мне об этом много раз, — Ари ставит кадку обратно на стойку, и я иду за ней. — Думаю, это и есть причина, по которой я открыла его. Мне кажется, что это хорошая идея, чтобы отдать дань ей, — она оборачивается, найдя меня, вероятно, немного слишком близко. — Я знаю, что это глупо, но иногда задаюсь вопросом, чувствует ли она, что я здесь, в этом магазине, ну знаете, если между нами есть какая-то связь, что ли…

— Я бы хотел думать, что это так, — говорю я ей. Ее слова манят и наполняют душу, такие прекрасные и похожие на мысли, которыми я ни с кем не делюсь. Почему мне хочется сказать этой женщине, что я ее люблю? Почему я хочу ее поцеловать и прижать свою руку к ее сердцу, и больше никогда не расставаться? Я ее не знаю. Это неправильно.

Если я ошибаюсь, тогда почему она так смотрит на меня, будто это все правильно? Мое сердце колотится так сильно, что его биение отдается в голове, в руках, в ногах. Мне просто нужно... я не должен. У меня есть Шарлотта. И Элли, но Элли внутри нее. Мне кажется... Я должен...

Моя внутренняя борьба недолгая, и я сразу же поддаюсь желанию, обхватив ее лицо ладонями и прикасаясь своими губами к ее губам. Я напугал ее, в принципе, как и себя, потому что она падает спиной на прилавок, откидывая руки назад, как будто не может понять, что правильно, а что нет в этой ситуации. Я поцеловал незнакомку, которую, возможно, знал всегда. Моя грудь прижимается к ее, и, черт возьми, я чувствую, как сильно колотится ее сердце. Мои щеки горят, и я плотно сжимаю веки, закрыв глаза, только чтобы избежать слез, чтобы не испортить этот момент, которого я так долго ждал. Я могу почувствовать ее сердце. Сердце Элли. Оно снова бьется напротив моего. Оно бьется напротив меня. Я чувствую это. Я могу почувствовать ее. Элли. Элли. Оно так бешено бьется, так же, как и у меня. Оно чувствует все, что чувствую я, как это всегда было раньше. Она там.

Когда наши губы разъединяются, я понимаю, что даже не подумал о том, как чувствуются ее губы; мои единственные мысли были сосредоточены на ее сердце. Это все, что я чувствую. По-прежнему. Я чувствую его у себя в груди, даже если между нами сейчас целое пространство.

— Хантер, — говорит она между тяжелыми вздохами. — Это ведь неправильно? — да. Совершенно неправильно. Мой разум мечется между Шарлоттой и Элли, а теперь и Ари, и как только я смог вляпаться в это дерьмо?

— Я не знаю.

— У тебя разве нет подруги? — спрашивает она. — О, мой Бог, есть. Это не должно было произойти. Я не должна была этого делать... Элли. Боже, я не знаю, о чем я сейчас думаю. Это неправильно. Это определенно неправильно. Мы не должны делать это.

Я согласен со всем, что она только что сказала. Я не должен был целовать ее, будучи в отношениях с Шарлоттой, но мои губы напротив нее заставили сердце Элли биться быстрее. Это притяжение представляет собой связь, которая не позволяет мне сожалеть о содеянном.

— Шарлотта порвала со мной, так как я сам не знал, чего хочу, — говорю я ей. — Встреча с тобой перевернула мою жизнь вверх дном, — может быть, это слишком честно.

— О, — говорит она. Мы глядим друг другу в глаза и все, что я хочу сделать, это увидеть душу Элли в ее красивых глазах. Но душу нельзя увидеть, ее можно только почувствовать, и я чувствую. Я потерял дар речи. Я не знаю, что ей сказать.

— Почему ты поцеловал меня, если я внесла только неразбериху в твою жизнь?

Ответ не должен быть сложным. Как мне сказать ей о том, что я чувствовал, читая каждое письмо, которое она присылала мне? Как мне ей сказать, что я хочу быть рядом с ней, только потому, что это все равно, что быть рядом с Элли? Это чувство сбивает меня с толку, но я не уверен, что чувствовал нечто подобное к кому-нибудь еще.

— Я хотел, — просто говорю я.

— Не думаю, что ты этого действительно хочешь, Хантер.

Я не могу сейчас думать о том, хорошо ли поступаю, связываясь с ней, но почему ей наплевать на это? Очевидно, поцелуй ее ничуть не беспокоил, так как она даже не остановила меня.

— Почему? — я должен задать себе тот же вопрос. Из-за Шарлотты.

Она улыбается мне и прикасается пальцем к губам, а затем уходит от меня. Схватив метлу в углу магазина, она начинает подметать вокруг меня. Я кладу руки на метлу, чтобы остановить ее.

— Почему? — снова спрашиваю я.

— Я бы влюбилась в тебя, — говорит она.

— Ты не должна, — говорю я ей, как будто это так просто.

— Я знаю, но вдруг.

— А что было бы, если бы влюбилась?

Что я несу? Какая любовь? Я не могу любить никого другого... я не уверен. Я должен сказать ей, что она не хочет быть со мной. Я только хочу быть с ней, с тем, что находится внутри ее тела.

— Тебе было бы больно, — заявляет она без всяких стеснений.

— Почему ты так уверена? — я не хочу знать подробностей, но любопытство парализует мой мозг.

Ари холодно смотрит мне в глаза, и, клянусь, я вижу все ее мысли в одном лишь взгляде.

— Хантер, — начинает она, хотя это больше похоже на затянувшуюся паузу.

— Почему? — спрашиваю я, сжимая руками ее тонкие плечи. Ощущение от прикосновения к ней мне незнакомо, учитывая, что я перескочил этот этап знакомства, сразу поцеловав ее.

Она разрывает наш зрительный контакт и смотрит вниз между нами. Я хочу прижать палец к ее подбородку, чтобы она не отводила взгляда, но даю ей время, надеясь, что она расскажет все.

— Доктор Элли говорила ей, что у нее нашли неразорвавшуюся аневризму. Они обнаружили это, когда сделали компьютерную томографию после автомобильной аварии, в которую вы оба попали, — она говорит тихо, еле слышно, но у меня ощущение, что эти слова вырываются из ее уст громче, чем пронзительный звук сирены. — Врачи сказали ей, что вне зависимости от того, будет ли она делать операцию или нет, шансов на выживание у нее пятьдесят на пятьдесят. Потому что где бы ни находилась аневризма, она может разорваться от любого сильного переживания или травмы. Они посоветовали ей отказаться от беременности.