Олив смотрит телевизор в гостиной, а я пялюсь в зеркало последние двадцать минут. Я не уверен, что хочу там увидеть, может быть, надеюсь найти там оправдание. Но не тут-то было. Шарлотта несчастлива. Она, скорее всего, разозлится на самом деле. Я не могу сказать, что бы сделал, будь на ее месте, но я бы, наверно, переживал. Мне не все равно, особенно после того, как я влюбился в Шарлотту. Но это — другие отношения, или что бы это ни было, это женщина, которая владеет сейчас сердцем Элли. Я просто не могу отказаться от этой возможности, ведь я хотел этого больше всего на свете, с того самого момента, как получил первое письмо от нее. Я обязан это сделать ради моего любопытства, моей боли в сердце... и Элли.

Чего я не понимаю, так это того, почему вдруг эта женщина решила перестать скрываться. В любом случае, я надеюсь узнать все сегодня вечером. Я столько раз, засыпая, представлял себе, как она может выглядеть. Безликая женщина — это единственное, что приходило на ум, хотя, нет, скорее безликая женщина с сердцем из золота, сердцем, которое может пережить самую удивительную женщину, которая когда-либо существовала в этом мире.

— Хантер, милый, — зовет меня мама, ее голос становится громче по мере приближения. Она поворачивает из-за угла, входя в мою спальню, на ее лице вопросительный взгляд. — Должно быть, довольно крупный клиент?

— Да, это огромная возможность, которую я так долго ждал, — это не ложь, только касаемо части про клиента. — Спасибо, что пришла посмотреть за Олив, — говорю я.

— А почему ты не попросил Шарлотту приглядеть за Оливией, как обычно в последнее время? — спрашивает мама.

— Я не хочу слишком часто использовать в своих интересах ее готовность помочь мне, — честно отвечаю я.

— Понятно… — говорит она с этим взглядом, выражающим интерес, не потерпел ли я фиаско в ее мечтаниях обзавестись новой невесткой. — В любом случае... — мама убирает волосы со лба с мягким вздохом, — ты говорил сегодня со своим братом?

Ох, черт. До меня доходит понимание того, что ЭйДжей, скорее всего, не сказал маме о своей неожиданно возникшей проблеме. Черт, она же знает, что мы сегодня работали вместе.

— Да, мы работали утром.

— Ты знаешь, куда он отправился после работы?

Не то чтобы она нас чересчур контролировала, но она может спокойно выудить всю информацию из меня прямо сейчас. Она что-то знает.

— Неа, я был немного занят.

И это правда.

— Хмм… — она проводит пальцами по комоду, поднимая облако пыли в воздух. — Тебе действительно нужна домработница, — говорит она, вытирая палец о брюки.

— Запомню, — вздыхаю я. — Ладно, я постараюсь вернуться не поздно, — надеюсь на это. Наконец, отводя свой взгляд от зеркала, я резко вздыхаю и сглатываю, пытаясь избавиться от сухости во рту.

— Ты надушился для клиента?

Боже мой.

— До свидания, мама, — я сжимаю ее плечи и целую в щеку. — Еще раз спасибо.

Попрощавшись с Олив и отбившись от ее четырех миллионов вопросов, я выскальзываю за дверь и сразу сажусь в машину, надеясь остаться незамеченным. Не знаю, наблюдает ли Шарлотта за мной из своего окна прямо сейчас, но чувствую, как будто причиняю ей боль, поступая так, даже при том, что не рассказал ей про встречу. Мне ненавистно то, что я выбрал именно такой способ, но и не стоит терзать себя, пытаясь выяснить, правильно ли я поступаю или нет. Я просто знаю, что должен это сделать.

Чем ближе я подъезжаю к «Бордерлайн Гриль», тем тяжелее мне дышать и тем быстрее слабеет моя решительность. Как я ее найду здесь? Она не сказала мне, во что будет одета, или даже свое имя. Так что же, теперь мне придется подходить к каждой женщине в ресторане и спрашивать, не пишет ли она странные письма, или «Эй, простите, это может прозвучать странно, но случайно не у тебя ли сердце моей жены в груди?» Какого черта я делаю? Может, у меня существует безмолвная связь с ней, и я буду просто знать, глядя на нее, что это — она. Да уж, эта мысль смешна.

Через пять минут езды, не усмирив в голове свои лихорадочно мчащиеся мысли, я поворачиваю на полупустую парковку. Пробегаюсь взглядом по ряду автомобилей, ища любую машину, которая может подсказать мне что-то, но это глупо. Это всего лишь машины.

Я задыхаюсь, выйдя из грузовика. Если не возьму себя в руки, чтобы не упасть, то буду целовать асфальт.

Мне кажется, что эти двадцать пять шагов до входной двери превращаются всего в три, и я хватаюсь за ледяную дверную ручку. Такое ощущение, что небольшой порыв ветра удерживает дверь, не давая ее открыть, но на самом деле это мои мышцы отказываются функционировать. Ресторан оказался небольшим, что-то вроде закусочной, в которой в данный момент все присутствующие повернули свои головы в мою сторону на звон открывшейся двери.

Я задерживаю дыхание и толкаю дверь, шагая внутрь. Оглядывая людей, сидящих в кабинках, замечаю, что никто из них не сидит в одиночестве. Может, она привела кого-то с собой... мать, отца, сестру или брата? Я похож на психа, если уж на то пошло. Хотя даже не знаю, есть ли у нее родственники. Я почти ничего не знаю о ней. Возможно, было бы умнее взять с собой кого-нибудь, например, Шарлотту. Может быть, это был бы правильный путь, чтобы справиться с этим. Однако теперь уже поздно. Да какая разница, это же не свидание вслепую. Я просто хочу познакомиться с ней. Я просто хочу быть рядом с ее сердцем.

Пока я по-прежнему сканирую взглядом зал вверх вниз справа налево, никто уже не обращает на меня внимания, а это говорит о том, что никого не интересует, что я мог бы быть Хантером. Она знает, как я выгляжу? Я думаю, что, скорее всего, да, иначе откуда она знает, где я живу и как меня зовут. Это не так трудно выяснить.

Я вздрагиваю, когда ко мне подходит официантка в черной юбке и белой блузке. Она молода, может быть, даже подросток. Ее волосы взъерошены, а в темно очерченных глазах затаилась печаль, говоря мне о том, что у нее есть, что рассказать. Мне бы хотелось выслушать ее, но в реальной жизни нет тайм-аутов или перерывов. Поэтому я не буду интересоваться, все ли у нее в порядке, когда она спрашивает меня, нужен ли будет столик на одного? Тот факт, что я вижу грусть в глазах людей, окружающих меня, заставляет осознать, насколько я отличаюсь от горюющего Хантера, который впервые встретился с Шарлоттой на остановке всего несколько месяцев назад.

— На двоих, пожалуйста, — отвечает на вопрос голос позади меня, прежде чем я успеваю открыть рот.

— Сюда, — говорит официантка, разворачивается и направляется вниз по узкому проходу в сторону последнего пустующего столика в ресторане.

Я должен развернуться. Я должен увидеть ее. Она знает, кто я, даже со спины, а я не знаю, кто она.

Напуганный до чертиков, не оборачиваясь, я иду за официанткой. Когда мы доходим до столика, официантка размещает два меню на нем и желает нам хорошего аппетита. Я проскальзываю на ближайшую твердую скамейку. Я всегда был джентльменом, предлагая даме присесть первой, но сегодня, видимо, потерял свои яйца по дороге сюда. Сердце моей жены находится всего в нескольких сантиметрах позади меня, достаточно близко, чтобы почувствовать дыхание, созданное бьющимся сердцем Элли.

Трус внутри меня хочет убежать и никогда не пытаться больше раскрыть эту тайну, но я уже здесь, и обратной дороги нет. Теперь я понимаю, почему она скрывала свое имя все эти годы. Как только я увижу ее, узнаю ее, поговорю с ней... все изменится.

Я ненадолго закрываю глаза, чувствуя, что она сейчас сидит напротив, смотрит на меня и, вероятно, задается вопросом, что, черт возьми, со мной происходит, и почему я сижу здесь с закрытыми глазами.

Я кладу руки на стол, сжимая пластиковое покрытие кончиками пальцев. Мое сердце находится на уровне горла, не уверен, смогу ли глотать, и когда ее рука — мягкая, теплая рука, нежно ложится на одну из моих, я мгновенно открываю глаза.

Другой рукой прикрываю рот от шока.

— Ты! — это все, что я могу выдавить.

Она кивает с неуверенной, слабой улыбкой и отвечает:

— Я… — говорит она с нежным смехом, — Роберт Фрост подсказал мне выбрать сегодня другой путь.

— Ты ведь не просто так переехала сюда из Сан-Диего, не так ли? — мои мышцы напрягаются при звуке ее голоса, — а я думал, ты не веришь во все это. По сути, если я правильно помню, ты назвала это «бредом».

Она спокойно выдыхает и смотри на свои колени. После короткой паузы она снова поднимает свой взгляд на меня и смотрит сквозь густые темные ресницы.

— Нет, я соврала насчет Сан-Диего, — говорит она, — и насчет Фроста я тоже могла ошибиться.

— Почему ты не сказала мне? — спрашиваю я.

— Я не знала как, — говорит она, разрывая наш зрительный контакт.

Мне кажется, в моей жизни слишком много людей, которые не знают, как рассказать мне о разных вещах... важных вещах.

— Эй, я ношу сердце твоей жены, — говорю я, предлагая ей простые слова, которые так легко можно было произнести, когда мы впервые встретились. — И всего-то делов.

— Да, это было бы подходящим способом и совсем не странно, — отвечает она, закатывая глаза. Она наклоняется вперед, позволяя темным волосам соскользнуть с плеч. Абсолютно беззвучно она расстегивает свое пальто, осторожно вытягивая руки из рукавов. На ней черная рубашка с V-образным вырезом, которая обнажает ее ключицы. Мое внимание обращается к самому центру груди, где идеально прямой шрам выглядывает за тканью рубашки. Это ее сердце.

— Я хотела сказать тебе, но это вряд ли бы выглядело просто, если бы подбежала к незнакомцу и ошарашила его, — говорит она.

Мы не незнакомцы.

— Вместо этого ты писала мне анонимные письма в течение пяти лет. Неужели ты не поняла, что уже этим меня ошарашила? — может быть, ошарашила не совсем подходящее слово здесь, но я чувствовал себя опустошенным каждый раз, когда читал ее слова. Это поддерживало боль, живущую во мне. И также сохранило Элли живой для меня. — И где эта гора, про которую ты писала?