Свободной рукой он обнимал ее за спину, мягко поглаживая каждую косточку позвоночника.

— Ох, как приятно. — Слова сорвались с ее губ прежде, чем она вернулась к реальности. — Наверное, нам лучше не торопиться. — Он прижал ее сильнее. — Нам лучше поговорить, — сказала она, задыхаясь.

Он нахмурился. Эта мысль явно не понравилась ему, даже несмотря на то, что он знал: она права.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Послушайте, Майкл, кажется, я сделала сегодня вечером все, чтобы у вас сложилось совершенно неверное представление о моих способностях. Я так рассчитывала, что вечер пройдет успешно. А вместо этого постоянно попадаю впросак. Сейчас я абсолютно растерялась, а ведь мы не начали переговоры. Как насчет переноса встречи? — Краска немного сошла с ее лица, и она сдержанно улыбнулась ему. — Как насчет вечера понедельника? Линда заберет Тимми, и я обещаю вам, что не буду… несобранной. — Она посмотрела на свою руку, которую все еще бережно сжимал Майкл.

Он проследил за взглядом Мадди. Он не желал отпускать ее руку, хотя должен был согласиться, что в ее словах имелся смысл. Хорошо бы найти тонкий способ отказаться от ее предложения о сотрудничестве с Барреттами — такой способ, чтобы не чувствовать себя при этом подлецом. Майкл твердил себе, что у него нет причины испытывать вину из-за того, что он выбрал другую компанию для линии «Барретт». Майкл склонялся к этому выбору еще до того, как совершил поездку в Палм-Бич. «Лямур» — более крупная, давно зарекомендовавшая себя фирма. Барретт раньше уже имел с ней дело… Майкл всецело перекладывал вину за этот промах на своего исполнительного секретаря, Рут Арноу. Если бы она не говорила взахлеб о новых кремах «Сарджент», которыми пользовалась, Майкл никогда бы не обратился к Мадди. Но Рут возбудила в нем любопытство. И тогда он попросил Мадди прислать сведения о компании и пригласил на деловую встречу. Это вторая ошибка, и ее сделал уже он сам. Ему следовало подождать, пока он не переговорит с Хелен Деннис, представлявшей «Лямур». Ну, а теперь было слишком поздно обсуждать что-то с Мадди. Он и Хелен Деннис уже, как говорится, ударили по рукам. Он позволил Мадди высвободить руку.

— Прекрасно. Понедельник, вечер. Попытаемся снова у «Симеони»? — Придется пойти на это. Он ее угостит обедом. И щадяще преподнесет новость. Как она раньше сказала, он ее должник.

Она усмехнулась.

— Вам не кажется, что мы искушаем судьбу? Он не мог не рассмеяться.

— Я хочу рискнуть, если вы не возражаете. — Его смех угас, он почувствовал непреодолимое желание снова заключить притягательную Мадди Сарджент в свои объятия. И только неожиданный пронзительный крик Тимми, прорезавший тишину, отвлек Майкла. — Успокоить его?

Мадди коротко вздохнула, решительный блеск вспыхнул в ее красивых карих глазах.

— Нет. Пора нам с Тимми наладить какое-то взаимопонимание. А вы пока позвоните в полицию по поводу вашей машины.

Решительность оставила Мадди, как только она минуту спустя подошла к кроватке Тимми. Казалось, он превзошел самого себя, выражая негодование. И вид ее совсем не действовал на него успокаивающе.

— Что это с нами, парень? Почему это мы всегда с трудом понимаем друг друга? Ты хочешь снова свою соску? — Мадди достала ее из-под края тонкого матраса. — Пожалуйста. — (Но Тимми не был настроен успокаиваться.) — Хорошо, хорошо. Я ошиблась. А как насчет твоего подгузника? Ты снова мокрый? — Она взяла малыша из кроватки. Едкий запах, ударивший ей в нос, не оставлял никаких сомнений в том, что надо сменить подгузник.

Мадди сжала зубы. Держа ребенка осторожно в руках, она вытащила из сумки чистый подгузник и несколько увлажненных салфеток.

— Прекрасно, Тимми. Это непростая процедура, но, если ты перестанешь плакать, я быстро справлюсь.

В то время как Мадди в спальне в очередной раз испытывала свои нервы, Майкл в гостиной вздохнул с облегчением, наконец дозвонившись в полицию.

— Да, господин полицейский, «ламборджини» 88-го года, нью-йоркский номер, припаркован на Коммонвэлс-авеню, 1349. Да, я понимаю, что снегоуборочные машины должны чистить улицы. Я предполагал остановиться всего на минуту-другую. Не скажете ли вы мне, каков штраф и где я могу найти свою машину?

Прежде чем он получил ответ, Майкл услышал громкое «Ох, нет», донесшееся из холла.

— Майкл, скорее сюда! — В голосе Мадди звучала паника.

— Секундочку, господин полицейский, я сейчас вернусь. Не… не вешайте, пожалуйста, трубку, — умолял он полицейского, прекрасно понимая, что просит немыслимого. — Только бы все было хорошо, — нашептывал он, пробегая через холл в направлении спальни. Мадди выглядела взволнованной, она стояла у кроватки и наблюдала за Тимми, чьи слезы сменились судорожной икотой.

— Ох, Майкл, что-то с Тимми.

— Мадди, Бога ради, это просто икота, ребенок ведь много плакал.

Мадди нетерпеливо покачала головой.

— Нет, Майкл. Я не про икоту. Это серьезно. У него ужасная сыпь.

Майкл вопросительно взглянул на нее и подошел ближе. Он нагнулся, чтобы осмотреть пухлое голенькое тельце ребенка, который, все еще икая, взглянул на Майкла с ангельской улыбкой.

— Ну… что вы думаете? — спросила Мадди. Майкл выпрямился, задумчиво потирая челюсть.

— Возможно, малярия. Скажите мне, этот парнишка случайно не ползал по джунглям на днях? Мадди уставилась на него, онемев.

— По джунглям?.. По каким… — Она бросила на него сердитый взгляд. — Майкл, сейчас не время для шуток. Я отвечаю за этого младенца, нравится мне это или нет. Когда Линда принесла его сюда, он выглядел совершенно здоровым. А теперь посмотрите на него. Он весь исполосованный. Будто его побили.

— Мадди. — Он слегка прикоснулся рукой к ее плечу. — Вы действительно находитесь в счастливом неведении в отношении младенцев, да?

— Пока Тимми не появился на моем пороге, я всего-то раза два держала младенца на руках. Майкл усмехнулся.

— А если считать на пальцах одной руки, то нашлись бы лишние, верно? Мадди нахмурилась.

— Вы неисправимый остряк. Пожалуйста, будьте серьезным, Майкл. Вы знаете, что случилось с Тимми?

Он нежно улыбнулся.

— С Тимми все прекрасно, Мадди. Это раздражение от подгузников. У младенцев оно постоянно бывает. Вы бы видели моего брата Алана в младенчестве. Он перенес все это гораздо хуже. Очень чувствительная кожа. Но время от времени у всех детей такое случается. Здесь не о чем беспокоиться.

— Но выглядит так ужасно!.. И это, должно быть, болезненно.

Майкл подмигнул Тимми, который, вместо того чтобы оплакивать свое положение, казалось, был вполне доволен завоеванным вниманием. Майкл нагнулся и пощекотал животик ребенка. Тимми взвизгнул от восторга.

— Вы удивительный с детьми, — сказала Мадди; тень зависти закралась в ее голос. — Вы знаете, как заставить их смеяться, как успокоить, и даже знаете, что может расстроить их.

По лицу Майкла пробежала загадочная тень.

— На самом деле я не по своей воле учился ухаживать за детьми. Мне было четырнадцать, когда умер папа, и мама пошла работать в вечернюю смену. Моей сестре Келли было шесть месяцев, Алану — чуть больше полутора лет, Джесси — около трех, но она упорно не хотела проситься на горшок. Мы с мамой разрывались на части. И у нас не было соседей, которые могли бы помочь. Не было и денег, чтобы приглашать приходящую няню. Я был за нее. В то время когда мама работала по вечерам в местном баре, я брал на себя замену подгузников, мытье бутылочек, вытирание носов и роль арбитра, если спорили старшие из ребятишек. У меня хватит опыта по уходу за детьми до конца жизни.

Он внезапно замолчал и смущенно улыбнулся Мадди.

— Извините, я совсем не собирался рассказывать вам душещипательную историю.

В голосе Майкла слышалась печаль, и Мадди захотелось, чтобы он рассказал ей о себе больше — о том, как он рос, неся тяжелый груз ответственности. У Мадди было все иначе. В отличие от Майкла, который имел много обязанностей, у нее их не было вообще. Ее единственная забота в детстве сводилась к тому, чтобы не быть обузой для матери, не лишать мать свободы. На какое-то мгновение Мадди почувствовала зависть ко всем его братьям и сестрам: у них такой замечательный брат, он за ними ухаживал…

Майкл неверно истолковал вспышку в ее глазах.

— Не поймите меня не правильно. Было и много забавного. Они были очень дружны между собой, несмотря на все ссоры. Просто я не планирую осложнять себе жизнь новым… опытом, если вы понимаете, что я имею в виду.

Мадди усмехнулась.

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. — Выражение ее лица стало серьезным, когда она посмотрела на Тимми. — Ничего удивительного нет в том, что моя мама поспешила оставить гнездо. Просто взгляните на меня. Я провела с ребенком всего один вечер — и уже полная развалина. А ведь всегда считала себя женщиной, которая может со всем, что наметила, успешно справиться. Я начала свое собственное дело с нуля. Не хватило бы пальцев на ваших руках, моих и Тимми, вместе взятых, чтобы сосчитать, сколько дней я провела на фабрике, работая по двадцать четыре часа в сутки. Мне двадцать восемь лет, а я уже руководитель сплоченного коллектива, где больше тридцати человек…

Ее глаза слегка увлажнились, ведь она продолжала смотреть на Тимми.

— Дети — такие хрупкие, ранимые, беспомощные. Я не могу представить себе, как моя мама справлялась со мной, когда я была в возрасте Тимми. К тому времени мой отец уже ушел от нее. Фелисити однажды сказала мне, что он оставался с ней какое-то время после родов, пока она не встала на ноги.

— Это, должно быть, тяжело.

— Фелисити никогда особенно много не говорила об этом.

Майкл посмотрел на нее с сочувствием и нежностью.

— Тяжело и для вас — расти без отца.

Мадди отвела взгляд. В ее голосе появилась желчь.

— Я твердила себе, что не могу сильно скучать по кому-то, кого никогда не знала. Пока я была ребенком, то ни разу не видела своего отца. Он написал мне несколько писем, но я не ответила на них. Я ненавидела его из-за того, что он бросил меня. А позднее, когда чувство ненависти сменилось болью, я думала, что предам Фелисити, вступая с ним в какие-то отношения.