— Я понимаю, что вы чувствуете.

— Она не могла признаться. Она боялась посмотреть мне в глаза. Я никогда не думала, что такое может случиться. Она должна была прийти ко мне со своей бедой.

— Вы не должны так говорить, миссис Трент.

Я знаю, вы всегда бы помогли ей.

— Я помогла бы… Я учила ее, как правильно жить, и где-то допустила промашку.

— Вы делали, что могли, миссис Трент. Никто не может винить вас. Вы не должны казнить себя.

— Я виню его, — яростно сказала она. — Грязная свинья! Он обманул ее, он… обещал жениться на ней и, когда все произошло, бросил ее и решил жениться на настоящей леди.

Но она и была настоящая леди, моя Эви.

— Да, конечно, миссис Трент.

Она сложила руки вместе, и я поняла, что она представляет, будто схватила за горло Гарри Фаррингдона.

— И теперь… преподобный викарий. Он не хочет взять мою Эви. Он говорит, что таких, как она, нельзя хоронить вместе с истинными христианами.

— Не может быть, миссис Трент!

— Да. Он сказал, что самоубийц не хоронят в освященной земле. Они похоронят ее на перекрестке, в могиле для самоубийц.

Я не могу допустить это, только не мою маленькую Эви.

— С этим что-то надо делать.

Она посмотрела на меня с надеждой.

— Я пойду и поговорю с преподобным Мэннингом. Или это сделает мой муж.

Не беспокойтесь об этом, миссис Трент. Эви, конечно же, похоронят, как подобает.

— Как вы добры… Ради нее. Вы знаете, кто она. Это отличает ее. я полагаю, от прочих.

Но никто и не думает хоронить их не на кладбище.

Я была рада, что смогу что-нибудь сделать, что воскресит ее, хотя ничто уже не сможет вернуть ей Эви. Я сказала:

— Я пойду сейчас к викарию и поговорю с ним. Не волнуйтесь, миссис Трент. Я уверена, что все будет в порядке.

— Спасибо, — сказала она, и в ее глазах блеснула решительность, которую я замечала у нее раньше, до того, как беда обрушилась на нее и превратила в тень былой миссис Трент. — Ради нее, — повторила она твердо.

Долли проводила меня до двери.

— До свидания, — сказала я. — Я сделаю все, что смогу.

Я пошла прямо к викарию. Но все было не так-то просто, как я думала.

Преподобный Ричард Мэннинг был мужчиной, которого я невзлюбила с первого взгляда: напыщенный, самовлюбленный и, я уверена, лишенный всякого сострадания и воображения.

Мы редко видели его, ведь он жил не в Эверсли. У нашей семьи была своя часовня, и до сих пор у нас не было священника при доме. Он жил неподалеку, и в случае необходимости мы приглашали его. Обычно он приходил каждое утро, чтобы прочесть молитвы за здравие домашних.

Юрисдикция нашей семьи не распространялась на Ричарда Мэннинга.

Я сказала ему, что хочу поговорить о погребении Эви Мэйфер.

— Самоубийцы… — произнес он, и я почувствовала жестокость в его холодном и педантичном голосе, когда он говорил об Эви.

— Ее бабушка очень страдает от того, что вы отказались похоронить ее, как всех.

— Я сказал, что в соответствии с законами церкви она не может быть похоронена в освященной земле.

— Почему?

Он удивленно посмотрел на меня:

— Потому что она поступила против законов Божьих.

Она совершила грех, убив живое существо.

— Себя, — сказала я.

— Это грех в глазах церкви.

— Значит, все похороненные в этой земле абсолютно безгрешны?

— Здесь не похоронено ни одного самоубийцы.

— Но ведь есть большие грехи, чем тот, когда человек находит свою жизнь невыносимой и лишает себя ее.

— Это грех против законов Божьих, — самодовольно повторил он.

— Я хочу, чтобы вы поняли, что это ужасный удар для ее семьи. Неужели вы не можете один раз преступить закон и похоронить ее, как остальных смертных?

Это столько для них значит!

— Вы не можете меня просить преступить святые законы!

— Это разве святой закон? Неужели Бог хочет причинить еще большую боль людям, которые и так очень страдают?

— Вы не понимаете в чем дело, миссис Френшоу.

— Наоборот, это вы не понимаете. Но пожалуйста, сделайте это из чувства человечности, хотя бы просто из сострадания.

— Вы не можете просить меня идти против правил церкви.

— Если таковы законы церкви, то я скажу, что они жестокие, злые и безнравственные. Я ничего не хочу иметь с ними общего.

— Вы богохульствуете, миссис Френшоу.

— Я поговорю со своим отчимом.

— Я не подвластен Эверсли, — заявил он. — Это против моих правил, и я не пойду на сделку с совестью.

— Тогда ваша совесть, если в ней есть хоть капля человечности, будет всегда мучить вас.

— Миссис Френшоу, оставьте меня. Я сказал все.

— Но я могу еще много, что сказать.

Я вышла из дома в ярости. Мама удивилась, увидев меня в таком состоянии.

Я рассказала, что случилось.

— О нет! — вскричала она. — Только не это!

— Бедная миссис Трент!

Она так переживает.

— Я понимаю, — сказала мама.

— Что мы можем сделать? Он непреклонен.

— К сожалению, он не подчиняется нам.

— Я знаю. Он дал это понять. Но надо что-то сделать.

У меня есть план.

Я выбрала момент, когда Дикон был один. У нас с отчимом всегда были теплые отношения. Я полагала, что в душе он испытывал обиду, что не он мой отец, ведь он любил маму даже тогда, когда она была замужем за моим отцом.

— Клодина, — сказал он, — вот неожиданная честь!

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.

— Хорошо, если только в моей власти услужить молодой прекрасной леди, будь уверена, я все сделаю. Чего же ты хочешь?

— Я хочу, чтобы Эви Мэйфер похоронили на кладбище.

— Этот старый идиот Мэннинг отказывается?

— Категорически.

— Да, конечно. Я не могу припугнуть его потерей места, потому что это не в моей власти.

Тем не менее, ты можешь что-то сделать. Он тряхнул головой:

— Нет.

Если он сказал нет, то так и будет.

— Бедная миссис Трент лишилась рассудка!

— Это ужасно. Что за глупышка! Девушки и раньше имели внебрачных детей.

— Гарри Фаррингдон проявил себя с плохой стороны.

Дикон пожал плечами:

— Такие вещи случаются. Она должна была знать, что этот брак едва ли возможен.

— Думаю, он обещал жениться на ней.

— Ей следовало убедиться в этом. Ты очень бесчувственный.

— Нет… я понимаю.

Я просто думаю, она была глупа, вот и все. Если бы она пришла к твоей матери, та помогла бы ей, и ты бы, несомненно, тоже помогла.

— Неужели ты не понимаешь, как чувствует себя девушка в таком положении? И ее бабушка, ты хорошо ее знаешь… Ты должен понять, как она хотела внучке добра и всего того, что сама не получила от жизни.

Он кивнул.

— Мы должны помочь ей, — сказала я.

— Обращаться к старому Мэннингу бесполезно.

— Я знаю, но есть другие пути.

— Какие?

— У нас есть свое собственное кладбище, в Эверсли.

Я имею в виду семейное кладбище.

— Да.

— Я хочу, чтобы Эви похоронили там.

— Среди наших предков?!

— Дикон, — сказала я, — неужели Эви не одна из нас?

Он не выказал и тени удивления:

— Ты, должно быть, имеешь в виду небольшую связь между мной и ее бабушкой Эвелиной в далеком прошлом?

— Да.

— Хм.

Это было.

Тогда Эви — твоя внучка.

Возможно.

Эвелина была несколько сварлива.

— Если Ричард Мэйфер твой сын… тогда Эви имеет право лежать в нашей земле.

Я увидела улыбку на его лице.

— Ты мне нравишься, Клодина, — сказал он. — Ты похожа на свою маму.

— Дикон, ты разрешишь?

— Ты знаешь, как мне всегда было сложно отказать молодой красивой девушке в любой просьбе.

— Дикон, спасибо.

Большое спасибо.

Я заплакала. Он снисходительно посмотрел на меня. Вошла мама.

— Что вы здесь делаете? — спросила она.

— Твоя дочь только что сделала предложение, которое я принял.

— Предложение… и она плачет.

Почему ты плачешь, Клодина? Это не похоже на тебя.

Я подошла и поцеловала ее:

— Дикон только что осчастливил меня.

— О? — сказала она в удивлении, глядя то на одного, то на другого.

— Этот старый лицемер Мэннинг, — сказал Дикон, — хотел положить Эви Мэйфер в могилу для самоубийц. Требование церкви!

Старый ханжа!

— И… — начала мама.

— Дикон обещал мне похоронить ее на нашей земле… в Эверсли. О, я так счастлива! Я хочу сообщить миссис Трент сейчас же.

Мама улыбалась.

— О, Дикон, — сказала она. — Спасибо. Ты так великодушен!

Не теряя времени, я отправилась в Грассленд. Меня немедленно провели к миссис Трент, на которой все еще была серая мрачная одежда.

— Не беспокойтесь, миссис Трент. Все будет в порядке, — сказала я.

— Ты видела его… этого викария?

— Не беспокойтесь о нем. Я говорила с отчимом. Эви будет похоронена в Эверсли.

— Освященная земля Эверсли! — воскликнула она, удивление отразилось на ее опустошенном лице.

— Да, — подтвердила я. — Он обещал это.

— О, спасибо, миссис Френшоу. О таком я и не мечтала.

— Хорошо, этот маленький инцидент закончен.

Она кивнула.

— Спасибо, спасибо, — сказала она. Она замолчала на несколько секунд и затем продолжила:

— Я беспокоюсь… я так беспокоюсь о Долли.

— С Долли все будет в порядке, — заверила я ее.

— Если со мной что-либо случится, что станет с ней? Я считала, что, когда Эви выйдет замуж, Долли будет жить с ней.