Мы решили, что поедем в Лондон… всего на неделю. Мы поплывем вверх по реке до Хэмптона, посетим театр и остановимся в семейном особняке, который станет нам на время домом.

Я не могла не думать о Венеции и итальянских песнях о любви, которые поют гондольеры, проделывая свой путь по темным водам.

Однажды мы возвращались домой мимо Грассленда, который принадлежал миссис Трент, и как раз в это время она вышла и окликнула нас.

Она мне никогда не нравилась. В ней было какое-то коварство. Когда я посетила Эверсли в самый первый раз, а я тогда была маленькой, я думала, что она колдунья, и поэтому боялась ее.

Почему я это чувствовала, мне было не совсем понятно, так как в молодости она, должно быть, была довольно симпатичной; но к ней относились с некоторой осторожностью, что заставляло и меня быть настороже.

Она приветствовала нас и сказала:

— Вот наши молодые невеста и жених… Зайдите, выпейте по бокалу тернового джина… или, если предпочитаете, вина из бузины, которое в этом году получилось хорошим.

Я хотела отказаться, но Дэвид уже поблагодарил ее и принял приглашение. Думаю, ему хотелось идти не больше, чем мне, но он был слишком мягкосердечен, чтобы отказаться.

По сравнению с Эверсли Грассленд был очень маленьким поместьем. Здесь было всего две фермы, но я слышала, что у миссис Трент очень хороший управляющий.

Мы вошли в величественный, с несколькими внушительными дубовыми колоннами, но маленький по сравнению с нашим в Эверсли холл. Она провела нас в скромную гостиную и позвала служанку, чтобы та принесла вина из бузины и тернового джина.

Миссис Трент так и излучала довольство. Я знала, что у нее бывает немного гостей. Я сделала вывод, что по некоторым причинам ее никогда не принимали соседи. С ней была связана скандальная история. Ее мать служила экономкой у моего дальнего родственника Карла Эверсли, в действительности она была его любовницей и к тому же вовсю обворовывала его. Разразился скандал, который учинила моя бабушка Сепфора, и дама исчезла, но не прежде, чем ее дочь стала работать у Эндрю Мэйфера и так вошла в его жизнь, что он женился на ней, и, когда вскоре умер, оставив ее с сыном, она стала владелицей Грассленда.

Молва окрестила ее авантюристкой, и вскоре после смерти ее первого мужа она вышла замуж за Джека Трента, ее управляющего, который, как говорили, был ее возлюбленным, и с тех пор внешне жила почтенно, но такое прошлое не легко забывается.

— Все взволнованы предстоящей свадьбой, — сказала она. — Я думаю, что ваша мать действительно довольна и отчим тоже. Хорошо, когда события оборачиваются таким образом, как этого хотели, не так ли?

Дэвид сказал, что мы тоже довольны предстоящей свадьбой.

— Что ж, хорошенькая бы каша заварилась, если бы вы не были довольны, верно? Я представляю, что почувствует мистер Джонатан, когда вернется домой и обнаружит, что его брат натянул ему нос.

Я почувствовала, что краснею. Да, это подтверждало то, что я знала о миссис Трент. Казалось, она была в курсе всех сплетен и находила удовольствие в том, чтобы, обсуждая их, заставлять людей думать, откуда она все знает. Ведь это присуще только колдуньям.

Принесли вино, и она налила его.

— Хороши вина в этом году, как из бузины, так и из терна, — сказала она. — Теперь давайте выпьем за свадьбу.

Мы выпили. Затем она продолжила:

— И за благополучное возвращение мистера Джонатана.

Ее глаза заблестели, когда она взглянула на меня. Я почти почувствовала, как она проникает в мои мысли.

— Я люблю, когда что-то происходит, — сказала она. — Что касается провинции… в ней очень тихо. Вы знаете, я начинала свою жизнь в Лондоне. Какая разница! Потом моя мать приехала в Эверсли, и для меня началась жизнь провинциалки. Некоторые говорят, что я была счастлива. Несмотря ни на что, скажу: я очень благодарна судьбе за все.

Ее светлые глаза, казалось, вглядывались в прошлое, и она самодовольно улыбнулась воспоминаниям.

— Я как-то видела вашего отчима, он ехал верхом. Какой видный джентльмен! — Теперь в ее серых глазах был какой-то особенный блеск, как будто она знала что-то о Диконе и дорого заплатила бы за то, чтобы рассказать это.

Я подумала, а не приписываю ли я ей несуществующее коварство и знание чужих тайн только потому, что в детстве слышала о ней как о колдунье.

Когда она говорила о Джонатане и Диконе, то в ее голосе слышались такие нотки, которые позволяли предположить, что она их в действительности очень хорошо знает и забавляется на их счет.

У меня было сильное желание уйти, ее общество тяготило меня. Интересно, чувствует ли Дэвид то же самое. Я поймала его взгляд и пыталась показать ему, что мы должны допить вино и уйти. Что-то гнетущее витало в Грассленде.

Миссис Трент подняла голову, как бы прислушиваясь, и наконец позвала:

— Я вижу вас… не подглядывайте. Войдите и поприветствуйте счастливую пару.

Вошли две девушки. Они были одеты в платья для верховой езды. Эви выглядела очень привлекательно, что составляло разительный контраст с ее сестрой.

— Вы знаете моих Эви и Долли, — сказала миссис Трент. Она с гордостью посмотрела на Эви, и я тотчас почувствовала жалость к Долли, которая держалась немного позади. Полагаю, она была слишком хорошо осведомлена о своем уродстве. — Девушки сделали реверанс, и миссис Трент продолжала:

— Они считают, что это замечательно… Вы, мисс Клодина, и вы, мистер Дэвид, не так ли, девушки?

Они кивнули.

— Где ваши языки? — требовательно спросила миссис Трент. — Вы что, не можете ничего сказать?

— Поздравляем, мисс де Турвиль и мистер Френшоу, — сказала Эви.

— Спасибо, — ответили мы одновременно, и Дэвид продолжил:

— Я иногда вижу вас верхом и должен сказать, что вы хорошо управляетесь с лошадьми.

— О да, — сказала миссис Трент. — Я специально воспитываю их. Я хочу, чтобы мои девушки были так же хороши, как все.

— Уверена, вы достигнете цели, миссис Трент, — сказала я. — Должна признать, что вино особенно удалось в этом году. Спасибо, что дали нам его попробовать, а теперь, я думаю, мы действительно должны идти, не так ли, Дэвид?

— Боюсь, ты права, — сказал он. — Так много дел в поместье.

— Как будто я не знаю, — сказала миссис Трент. — Конечно, по своему небольшому опыту. Грассленд не Эверсли, но и его достаточно для того, чтобы мы были постоянно заняты по хозяйству. Было очень благородно с вашей стороны пригласить нас. Мы ценим это, не так ли, девушки?

— О да, мы ценим, — подтвердила Эви.

— И я приду и потанцую на вашей свадьбе. Вам, девушки, придется немного подождать до ваших свадеб. Но у меня есть предчувствие, что Эви не придется долго ждать. Что ж, посмотрим.

Мы поднялись и поблагодарили ее за вино, и она вышла с нами к лошадям. Эви и Долли последовали за ней и стояли, глядя на нас, пока мы садились на лошадей.

Миссис Трент нежно похлопала мою лошадь по бокам.

— Я буду на свадьбе, — сказала она. — У меня особый интерес к вашей семье.

Я не знаю, почему, возможно, из-за того чувства, которое она вызывала во мне, но мне показалось, что ее слова прозвучали зловеще.

Когда мы возвращались, Дэвид сказал:

— Она плохо воспитана, но думаю, она не имела в виду ничего плохого.

Итак, он почувствовал то же, что и я. Я согласилась, что она невоспитанна, но насчет плохого не была уверена; и все же моя тревога казалась необоснованной, поэтому я пустила лошадь галопом. Я чувствовала, что мне хотелось оказаться подальше от Грассленд а.

Когда мы выехали на дорогу, то поехали медленнее.

— Они, должно быть, живут в Грассленде давно, — сказала я.

— Да, миссис Трент появилась здесь как экономка и вышла замуж за старого Эндрю Мэйфера. Отец девушек появился от этого брака, и, когда Эндрю умер, миссис Трент вышла замуж за управляющего поместьем, Джека Трента. Теперь он мертв, но у нее довольно хороший управляющий.

— Грассленд очень отличается от другого дома… Эндерби.

— Очень. Так было всегда. Есть что-то странное в Эндерби.

Ты веришь, что дома могут оказывать влияние на людей?

Говорят, Эндерби — несчастливое место. Дэвид рассмеялся:

— Как дом может быть несчастливым? Это всего лишь кирпичи или камни.

Они не могут влиять на судьбу, разве не так?

— Давай поедем и посмотрим на это старое место. Только взглянем…

Это вверх по этой дороге, а?

Свернув с дороги, мы увидели старый дом. Должна признаться, что даже при ярком дневном свете он вызвал дрожь во всем моем теле. Он выглядел темным и угрожающим, как иногда выглядят заброшенные дома. Кусты вокруг него были густыми и неухоженными.

— Он выглядит очень удручающе, — сказал Дэвид.

— И в то же самое время открыто, — ответила я. Он рассмеялся.

— Как может дом казаться таким?

— Эндерби может. Пойдем. Я хочу посмотреть поближе.

Как ты думаешь, его когда-нибудь купят?

— Не в таком состоянии, в каком он находится. Он пустует уже многие годы из-за его репутации.

— Дэвид, я хочу посмотреть поближе.

— Не достаточно ли Грассленда для одного утра?

— Может быть, именно из-за Грассленда.

Он удивленно посмотрел на меня. Затем улыбнулся и сказал:

— Хорошо. Пошли.

Мы привязали лошадей к столбу, поставленному здесь для удобства посетителей, и подошли к входной двери. Дом был безмолвный, мрачный. У двери был ржавый звонок, за который я дернула, и мы стояли, слушая звон, который эхом отдавался по всему дому.

— Звонить бесполезно, — сказал Давид. — Кто может отозваться?

— Привидения, — ответила я. — Люди, которые жили в доме и не могут найти покоя из-за своих грехов. Разве здесь не было когда-то убийства?