— Арчер? — позвала я. Меня охватило странное чувство. Я тряхнула головой и снова позвала: — Арчер?

Тишина.

И тогда я увидела на столе за диваном письмо. Сверху на листе было написано мое имя.

Я взяла его трясущимися руками, развернула, пока страх обволакивал все мое тело.

Бри,

не вини себя. То, что случилось на параде, не твоя вина. Это моя вина. Моя.

Я уезжаю, Бри. Я возьму грузовик дяди. Пока не знаю, куда поеду. Но мне нужно куда-нибудь уехать. Мне нужно все обдумать и понять, кем я могу быть в этом мире. Если я вообще способен быть кем-то. Одна мысль об этом наводит на меня страх. Но остаться здесь, испытывать те чувства, которые я испытываю, — еще более пугающая альтернатива. Я знаю, это сложно понять. Я и сам не до конца понимаю.

Я дважды думал, что потерял тебя. Уже одна возможность этого превращает меня в развалину, разрушает меня. Ты знаешь, что я чувствовал, когда ты опаздывала хотя бы на пару минут? Или что со мной было тогда, когда я услышал вой сирены «скорой помощи», которая ехала к твоему дому? Я испугался до смерти. Я хочу сказать, что всегда будет что-то, не обязательно «скорая». Наступит день, когда ты опоздаешь домой с работы или с тобой будет флиртовать парень, или… миллион других ситуаций, которые я даже не могу представить. Всегда будет что-то, что может забрать тебя у меня, даже что-то несущественное, может, существующее только у меня в голове. В конце концов что-нибудь разрушит наши отношения. Я стану обижать тебя, потому что ты не сможешь исправить меня — ты никогда не сможешь полностью переубедить меня насчет моей неполноценности. Ты просто станешь меня ненавидеть, потому что тебе придется тянуть нас обоих. Я не могу позволить этому случиться. Я просил тебя помочь мне не разрушить то, что мы имеем, но сейчас я не способен на что-то другое.

Прошлой ночью, когда ты уснула, я не мог перестать думать об истории, которую ты мне рассказала о вышивке твоей мамы. Сегодня я тоже думал о ней. Я так сильно хотел поверить, что ты говорила правду. Как что-то страшное и уродливое может обернуться красотой. Даже боль, даже все неприятности, которые со мной произошли. Я хочу увидеть, что по ту сторону. Но, думаю, чтобы это сделать, я должен сам перевернуть свою жизнь. Должен сам предпринять какие-то шаги. Я должен сам понять, как жить с собой в ладу, как выглядит моя картина.

Я не прошу тебя ждать меня. Я никогда не был настолько эгоистичным. Но, пожалуйста, не надо меня ненавидеть. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Но я не подхожу тебе сейчас. Сейчас я не подхожу никому. И мне нужно узнать, смогу ли я когда-нибудь стать тем, кого ты сможешь любить.

Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, знай, что я тебя люблю. Пожалуйста, прости меня.

Арчер.

Мои руки тряслись, как листья на ветру, и слезы лились по щекам. Из самой глубины моей души вырвались рыдания. Я выронила письмо и закрыла руками рот, пытаясь остановить их.

Под письмом была связка ключей, его телефон и чек на корм для собак на неопределенное время. Мои ноги вдруг стали ватными, и я упала на диван, на тот самый диван, где Арчер укачивал меня на коленях, когда спас меня из капкана дяди; на тот самый диван, где он впервые поцеловал меня… Я в голос рыдала в подушку. Я хотела, чтобы он вернулся; отчаянно хотела услышать его шаги. Я чувствовала желание каждой клеточкой своего тела. Но в доме царила тишина, которую нарушали только мои рыдания.

31 глава

Бри

День шел за днем, а у меня ничего не менялось. Мне как будто вскрыли грудную клетку, и так и оставили сердце биться обнаженным. Мне постоянно хотелось плакать. Я скучала по нему так сильно, что большую часть времени чувствовала себя как в аквариуме — смотрела на мир вокруг и задавалась вопросом, почему не могу очнуться, почему всё такое мутное и далекое, недоступное.

И, конечно, я ужасно переживала за Арчера. Что он делает? Где он спит? Как он общается с теми, кто обращается к нему? Он напуган? Я пыталась остановиться и не думать об этом, ведь мои переживания о нем были одной из причин, по которой он уехал. Он не мог чувствовать себя полноценным человеком, потому что слишком сильно зависел от меня во внешнем мире. Он не говорил этого, но я знала, что это правда. Он не хотел видеть во мне того, кто заботиться о нем, как мама. Он хотел быть моим партнером, моим защитником, на которого бы я могла положиться.

Я это понимала. И это разбивало мне сердце. Уход от меня был решением его проблем. Вернется ли он? Когда? И если он вернется, будет ли любить меня?

Я не знала. Но я буду ждать. Я готова ждать вечно, если придется. Я сказала ему, что никогда не оставлю его, и я это сделаю. Я буду здесь, когда он вернется.

Я работала, навещала Энни, которая быстро восстанавливалась после болезни. Я гуляла вдоль озера, держала дом Арчера в чистоте и порядке... и скучала по нему. Мои дни медленно шли вперед, один тупо переходил в следующий.

В городе какое-то время пылко судачили о случившемся, и до меня дошел слух, что никто не был слишком удивлен, что Арчер — сын Коннора. Люди размышляли о том, вернется ли Арчер и потребует ли то, что принадлежит ему по праву, или же не вернется вообще. Но мне было наплевать на его собственность. Я просто хотела быть с ним рядом.

Удивительно, но после дня парада ничего не было слышно о Виктории Хейл. У меня были мысли о том, что она что-то затевает — она не была похожа на человека, который спокойно смирится с потерей чего-то, но мне было слишком больно, слишком плохо, чтобы предпринимать что-нибудь. Возможно, она просто считала, что Арчер не является угрозой для нее. И, возможно, так и было. Мое сердце разрывалось.

Трэвис пытался поговорить со мной несколько раз после парада, но я была очень немногословна с ним, и, к счастью, он бросил свои попытки общаться со мной. Я перестала его ненавидеть, но он упустил так много возможностей, чтобы проявить свои лучшие качества, когда дело доходило до Арчера. Вместо этого он выбрал линию унижения того, кто и так уже много страдал. Я никогда не буду уважать его. Он был братом Арчера только по фамилии.

Осень сменилась зимой. Ярко окрашенные листья увяли и опали с деревьев, температура резко упала, и озеро замерзло.

Однажды, в конце ноября, через несколько недель после того как Арчер ушел, Мэгги подошла ко мне, когда я пополняла запасы приправ за стойкой, и положила руку на мое плечо.

— Ты собираешься домой на День благодарения, Бри, дорогая?

Я встала и покачала головой.

— Нет, я остаюсь здесь.

Мэгги с грустью посмотрела меня.

— Дорогая, если он вернется, когда тебя не будет, я позвоню тебе.

Я решительнее покачала головой.

— Нет, мне нужно быть здесь, если он вернется.

— Ладно, милая, — сказала она. — Ну, тогда ты идешь к нам домой на День благодарения. Наша дочь и ее семья будет в городе. Энни и ее сестра тоже придут. Мы хорошо проведем время.

Я улыбнулась Мэгги.

— Хорошо, Мэгги. Спасибо.

— Отлично. — Она улыбнулась в ответ, но глаза оставались грустными.

Позже, в тот же день, когда мы закрывались и все клиенты ушли, Норм подсел ко мне за стойку. Мой фирменный тыквенный пирог лежал перед ним на тарелке, и он откусил от него немаленький кусок.

— Ты делаешь лучший тыквенный пирог, который я когда-либо ел, — сказал он, и я начала плакать прямо за стойкой, потому что знала, что таким способом Норм хотел сказать мне, что он любит меня.

— Я тоже люблю вас! — зарыдала я, а Норм встал, нахмурившись.

— Вот черт. Мэгги! — окликнул он. — Ты нужна Бри.

Несомненно, я была слишком эмоциональной.

***

Ноябрь сменился декабрем, и в Пелионе прошел первый легкий снегопад. Снег покрывал все, придавая городу волшебный вид, и город становился еще более старомодным, похожим на город с картин Томаса Кинкейда.

Второго декабря был день рождения Арчера. В этот день я взяла выходной и провела его перед камином в его доме, читая «Итан Фром». Это был не самый лучший выбор, он был прав — это была самая депрессивная книга, когда-либо написанная. Но это был его день, и я хотела бы чувствовать себя рядом с ним.

— С днем рождения, Арчер,— прошептала я в ту ночь, загадывая свое собственное желание. — Вернись ко мне.

Одним холодным субботним днем, неделю или около того, спустя, я сидела на диване в обнимку с Фиби, под одеялом и с книгой в руках, когда услышала стук в дверь. Мое сердце подпрыгнуло в груди, и я быстро встала и посмотрела в окно. Как вспышка молнии, видение мужчины, стоящего под дверью, всего промокшего от дождя, промелькнуло в моей голове.

Но на крыльце стояла Мелани, одетая в огромный пуховик и ярко-розовый шарф и шапку. У меня сжалось сердце. Я любила Мелани, но на одну секунду я позволила себе надеяться, что это Арчер вернулся ко мне. Я впустила ее.

— Привет. — Мелани улыбнулась.

— Заходи, — сказала я, дрожа от порыва ледяного холода, который проникал в открытую дверь

Мелани вошла внутрь и закрыла за собой дверь.

— Я здесь, чтобы забрать тебя на зажигание огней на рождественской елке Пелиона. Давай же. Одевайся, — командовала она.

— Мелани…— вздохнула я.

Она покачала головой.

— Э-э. Я не принимаю ответ «нет» и не позволю тебе стать кошатницей Пелиона.

Неожиданно для себя я рассмеялась.

— Кошатница Пелиона?

— Хм-м-м, — печаль захлестнула ее красивые черты, — его нет уже больше двух месяцев, Бри. И я знаю, ты скучаешь по нему. Но я не позволю тебе сидеть в коттедже и страдать по нему круглосуточно. Это ненормально. — Ее голос погрустнел еще больше. — Он решил уйти, дорогая. И я знаю, что у него были причины. Но у тебя еще есть жизнь. И все еще есть друзья. Ты скучаешь по нему, но, пожалуйста, не переставай жить.

Слеза тихо скатилась по моей щеке, я вытерла ее и всхлипнула.