Джеки Коллинз - Голливудские мужья

Беверли усмехнулась.

– Наверное, запал на твою музыку. Идем, девочка, он ждет.

– Я тоже? – с надеждой в голосе спросил Рокки.

– Нет. Но ты, детка, не теряйся из виду – если попадешься на глаза какому-нибудь помрежу по подбору актеров, считай, что на всю оставшуюся жизнь ты в полном порядке!

Едва она уволокла Хевен, появился Уэс.

– А ты что здесь делаешь? – спросил он Рокки.

– Минуточку, минуточку. Думаешь, попасть на звездное небо может только мистер Андерсон? Девочку нашел я. Можно сказать, я ее открыл.

Уэс не смог сдержать изумления.

– Ты?

– Ну, да. По-твоему, я ни на что путное не гожусь? Я тоже вышел в люди, так-то. – Рокки разгладил лацканы своего белого смокинга, взятого напрокат, под тканью поигрывали мускулы. – Могу тебе заодно сказать: если не выплатишь должок, порубают на котлеты. Сам слышал.

– Да вот хрена! – взвился Уэс. – Я никому не должен ни доллара. Меня подставили – сам прекрасно знаешь. Хорош дружок, нечего сказать.

– Я же тебе говорил – будь осторожен, – угрюмо возразил Рокки.

– Я и осторожен. Поэтому я сегодня здесь. И из тех денег, что они мне подкинули, они не увидят и десяти центов. Пусть катятся в задницу. Посмотрим, что они со мной сделают.

– Башку оторвут, – пробормотал Рокки.

– Пусть попробуют. Я готов.

– Я могу приезжать в Лос-Анджелес раз в месяц, – сообщил сенатор Ричмонд, пожирая восхитительную плоть Уитни алчущими глазами. – Без проблем.

– Из-за чего? – с наигранной скромностью спросила Уитни, а грудь ее при этом вздымалась и падала, грозя вырваться за пределы распластанного по телу платья.

– Из-за того, что я встретил вас, – признался он очень искренне. – А такие женщины, как вы, встречаются не часто.

Опустив глаза, она пробормотала:

– Какой прелестный комплимент.

– Может быть, спустимся в один из люксов, где можно спокойно поговорить? – предложил он. – Здесь так много народу, то и дело отвлекают. Я бы так хотел познакомиться с вами поближе.

– Ну… мне бы не хотелось пропустить фейерверк. Говорят, зрелище будет необыкновенное. Я всегда обожала, фейерверки. А вы?

– Это просто моя страсть, – сказал он и глянул на часы. – Но раньше полуночи это не начнется. У нас в запасе – целый час.

Несколько часов подряд находиться на яхте, в замкнутом пространстве, – Мэннону это не нравилось. Ему казалось, что он попал в ловушку – и он действительно был в ловушке. Кругом – все те же знакомые лица, те же стандартные вопросы.

Какой будет ваш следующий фильм?

Кто продюсер?

Кто режиссер?

Кто играет главную женскую роль?

Откровенно говоря, кино его последнее время здорово достало. Надо взять Мелани-Шанну и малыша и куда-нибудь надолго уехать. Куда-нибудь, где люди вообще не знают, что такое кино.

Он увидел, что навстречу идет Хауэрд. Безумный Хауэрд Соломен, о его оголтелом увлечении кокаином уже говорил весь Голливуд.

– Мне нужно перекинуться с тобой парой слов – наедине, – попросил Хауэрд.

– Где же нам здесь уединиться? – саркастически вопросил Мэннон. – Разве что прыгнуть за борт и поплыть рядом с яхтой?

Хауэрд даже не расщедрился на улыбку.

– Дело серьезное.

– Я на минутку, радость моя, – сказал Мэннон Мелани-Шанне.

Хауэрд отвел его в укромное местечко на главной палубе.

– Плохие новости, – сказал он отрезвляюще. – Вокруг да около ходить не буду. Сегодня умер Норман Гусбергер.

– Что?

– Осложнения. Внутреннее кровоизлияние. Не знаю…

– Господи! И виноват в его смерти я?

– Фактически – да. В реальном мире – нет. Я уже этим занимаюсь. Покупаю нужных людей. Все будет шито-крыто.

– А я на веки веков – твой должник. Ты это хочешь сказать?

Хауэрд философски пожал плечами.

– Для чего вообще существуют друзья?

Мэннон сердито уставился вниз, на темные и холодные струи воды из-под киля.

– Я дал тебе уговорить себя и скрыть правду, – с горечью произнес он. – Ты обещал мне, что все будет тип-топ, комар носа не подточит.

– Слушай, дружище, я же не Бог. Этого несчастного убил не я – его убил ты. Хочешь, чтобы это стало достоянием гласности? Да? Хочешь сыграть в правдолюбца и отдать себя на растерзание газетчикам? Что ж, милости просим.

Перегнувшись через борт, Мэннон зарыдал. Хауэрд в смущении отвернулся.

– Рад познакомиться с тобой, Хевен.

– Я тоже, мистер Клингер.

Он внимательно смотрел на нее, надеясь отыскать хоть что-то общее. Диковинные грим, прическа, туалет – она все равно была хорошенькой. Но никакого сходства он не находил.

– Я слышал, твоя пластинка идет очень хорошо.

– Просто прет вверх. Уже на втором месте! Представляете! Значит, на следующей неделе она может быть… – Хевен даже затаила дыхание, – …первой!

– Будем надеяться.

– Ух! Везет же некоторым!

– Хевен.

– Да, мистер Клингер?

– Я должен тебе кое-что сообщить.

– Да, сэр?

Она вся превратилась в ожидание, благоговейно трепеща в присутствии такого важного и могущественного человека.

– М-мм… понимаешь, есть вероятность – пока только вероятность, – что я – твой отец…

Свежий ветер овевал ее лицо. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что собирается сделать, и не испытывала ни капли жалости. Все они этого заслуживают. Все до одного.

ПОЗДНО ВЕРШИТЬ ПРАВОСУДИЕ.

Неужели, Хауэрд? Ты и вправду так думаешь?

КЛАРИССА БРАУНИНГ – ЭТО ПАДЛА ВЫСШЕЙ МАРКИ, МОЖЕШЬ МНЕ ПОВЕРИТЬ.

Спасибо, Уитни. Рыбак рыбака видит издалека.

КОНЧИШЬ ТЕМ, ЧТО БУДЕШЬ СНИМАТЬСЯ В ЛЮБИТЕЛЬСКИХ ФИЛЬМАХ В СИБИРИ.

Уж лучше там, Хауэрд, чем у тебя.

ГОВОРИТ, ЧТО КЛАРИССА БРАУНИНГ – ЭТО БЫЛ КАКОЙ-ТО КОШМАРНЫЙ СОН.

Это сказал Мэннон? Бедняга, он не знает, что такое кошмар. Пока не знает.

ОДНО СЛОВО ПРАВДЫ – И ДЛЯ ТЕБЯ ВСЕ КОНЧЕНО

И для тебя, Хауэрд. И для всех твоих голливудских друзей.

ОНА БЫ ВИЛА ИЗ НЕГО ВЕРЕВКИ, КАК ПИТЬ

Уж кому знать, Уитни, как не тебе. Ты в этом деле преуспела. Но больше ты ни из кого веревок вить не будешь.

ЭТО ТЕБЕ ОБЕЩАЮ ЛИЧНО Я, И МЕНЯ ПОДДЕРЖИТ ЗАХАРИЯ КЛИНГЕР, ДА И ВСЕ, КТО СЕГОДНЯ ГУЛЯЕТ НА ЭТОЙ ЯХТЕ.

Ой ли, Хауэрд? Ой ли?

Чиркнуть спичкой оказалось очень просто…

В холодный февральский день 1986 года в Голливуде произошли два заметных события. Во-первых, похороны. Во-вторых, бракосочетание.

Многие сочли своим долгом побывать там и там. Хотя, разумеется, пришлось переодеваться, подбирая наряд сообразно случаю.

События, происшедшие на яхте «Клингер-2» 31 декабря 1985 года, существенно снизили эффект от публикации в журнале «Скандал», который появился на прилавках несколько дней спустя. Кому было дело до опрометчивых поступков Силвер Андерсон – ведь целая яхта с голливудскими знаменитостями запылала, как факел! И когда? Во время суперсветской вечеринки в канун Нового Года, устроенной Захарией Клингером!

С этим сценарием, написанным жизнью, не могло сравниться никакое кино – отчаянная борьба за спасение в холодном ночном море, шикарная яхта трясется на волнах от взрывов, огонь бушует от носа до кормы, а обезумевший фейерверк выстреливает в темное небо ракеты, звезды, светящиеся круги и прыгающие хлопушки.

Газеты о таком сюжете не могли и мечтать – это была драма с самым дорогостоящим составом действующих лиц. И со всеми необходимыми компонентами. И мир долго не мог пресытиться.

Жуткая катастрофа не была несчастным случаем – тому нашлись веские доказательства. Детективы, облазившие исковерканное судно вдоль и поперек, около каждой установки для фейерверка и во многих других местах яхты нашли остатки ветоши, вымоченной в бензине.

Трагедия произошла не из-за одного, а из-за нескольких возгораний, из чего со всей очевидностью следовало: неизвестное лицо или лица пытались причинить яхте максимальный ущерб. Поджог устройств для фейерверка привел к взрывам, а дальше – хаос, паника, бедлам. К счастью, удалось вовремя спустить на воду спасательные шлюпки, иначе последствия могли быть куда более страшными.

Прошло семь недель, и наконец-то страсти улеглись. Может быть, после сегодняшних свадьбы и похорон Голливуд – на время – перестанет быть центром всеобщего внимания, и его обитатели смогут вернуться к своей обычной жизни.

Похороны были назначены на одиннадцать часов, свадьба – на три. При желании можно было попасть и туда, и туда.

Кладбище Форест-Лоун. Поппи Соломен, задрапированная в черное платье от Ива Сен-Лорана, встревоженно поглядывала на стоящего рядом Хауэрда. Выглядел он неплохо, лицо чуть бледнее обычного. Видеть его без парика было непривычно, но, по крайней мере, он был здоров.

В ту злосчастную ночь у Хауэрда случился инфаркт. В спасательной шлюпке он, сидевший в неловкой позе, вдруг схватился за грудь и застонал. Пока их вызволяли спасатели, он уже потерял сознание. Поппи решила, что он скончался.

Следующий месяц ей пришлось нелегко. Его прямиком отвезли в больницу, и Поппи осталась одна – перепуганная и совсем к такому повороту событий не готовая.

Врачи были с ней бессовестно откровенны – рассказывали о его пристрастии к кокаину, будто ей было прекрасно об этом известно.

А она и понятия не имела, что ее муж – наркоман. Боже, какой стыд!

Когда Хауэрд поправился, он сказал ей, что полномочия директора «Орфея» он с себя слагает.

Поппи показалось, что весь ее мир рушится.

– Почему? – взвыла она.

Он окинул ее долгим взглядом, потом сказал:

– Если тебя это не устраивает, мы можем развестись. Жить под таким стрессом я больше не могу.