– Я – бар, – сказал он пожилой китаянке, которая пригвоздила его взглядом к стене. – Где бар? – спросил он у пышногрудой девушки в белой униформе.

Она неопределенно указала в направлении двери.

Он выполнил указание – и оказался в доме, как таковом. Ничего себе домик. Полы из мрамора. Немыслимые диваны. Шикарные комнаты, переходившие в другие шикарные комнаты. И наконец стеклянная стена, выходившая на бассейн с черным дном, увенчанный искривленным баром из черного мрамора.

Ему яростно махал Рокки.

– Фу, старик, слава Богу, ты здесь, – пропыхтел он, разгружая ящики с выпивкой. – Где так застрял?

– Найти не мог, – пожаловался Уэс. – Этот Бель-Эйр, чтоб он пропал, – как лабиринт в парке с аттракционами. Ты мне что сказал: Белладжио. А это Белладжио расползается во все стороны. Тебе еще повезло, что я вообще сюда добрался.

– Ну ты и кадр, – презрительно фыркнул Рокки, напоминавший Сильвестра Сталлоне в варианте для бедных – отсюда и имя. – Заблудиться в Бель-Эйр – это же надо уметь.

– Объяснять надо уметь, – парировал Уэс. – Хрен знает сколько бензина из-за тебя спалил.

– Ладно, сделай одолжение – займись делом, – сказал Рокки, пихая в его сторону тяжелый ящик с вином. – До взрыва бомбы остался всего час. – Он понизил голос. – Тут я кое-что в ящичек сложил. Как только улучишь минутку – оттащи в свою тачку. Завтра я к тебе подскочу, и все разделим.

– Почему в мою? – возмутился Уэс.

– Потому что присматривать будут за мной. Конечно. Кого еще могут застукать на краже бухла?

Никого, кроме старины Уэса Мани.

Этот Рокки – скотина. За кого он Уэса держит? Да какая разница! Спереть ящик бухла – почему нет? Жизнь – это риск, а рисковать, щекотать себе нервишки – это ему нравилось.


Силвер перебрала пять вариантов, прежде чем остановилась на фиолетовых шифоновых брючках а-ля гарем, текучем верхе с золотым шитьем и длинном парике под Клеопатру. Вид получился экзотический – эдакая египетская королева. Особенно когда она дополнила туалет массивными – в такие заковывали рабов – золотыми браслетами, гигантскими кольцами-серьгами и несколькими бриллиантовыми кольцами впечатляющих размеров.

Спиртного она не брала в рот уже несколько месяцев, но вовсе не потому, что была алкоголичкой и держала себя в руках. Бокал шампанского со льдом перед вечерним выходом будет в самый раз. Она решительно сняла трубку внутреннего переговорного устройства и позвонила на кухню.

Ее управляющий, Владимир, оттолкнул локтем китаянку, чтобы откликнуться на зов хозяйки. Бедная женщина чуть не упала и выругалась по-китайски – дескать, до чего же эти американцы свиньи. Владимир, немного понимавший по-китайски (у него был пятилетний роман с китайской официанткой, которой не повезло – в Санта-Монике она упала с пирса в воду и утонула), не обратил внимания на эти оскорбления и закурлыкал в трубку.

– Слушаю, мадам? – Его английский был почти безупречен, если не считать легкого оглушения согласных. – Што мадам угодно?

– Шампанское, Владимир. Очень холодное. И очень быстро.

– Конешно, мадам. – Он схватил Уэса, который как раз шел к задней двери с ящиком контрабанды, тщательно отобранной Рокки. – Ты! – резко выкрикнул он.

– Кто, я? – невинно откликнулся Уэс, думая: ну, мать честная, вот меня и зацапали.

– Шампанское. Для мадам. Pronto. (Pronto он унаследовал от итальянского официанта, с которым две ночи делил любовь, и тот всякий раз в минуты оргазма – довольно частые – кричал «Pronto! Pronto!»)

– Для какой мадам? – терпеливо спросил Уэс: может быть, этот русский гомосек имеет в виду мадам Вонг, которая в данную минуту пыталась испепелить их взглядом? Только чем таким она могла заслужить шампанское?

– Мадам Силвер, – пояснил Владимир, презрительно поднимая бровь – есть же необразованные кретины на свете! – «Кристалл». В бокале «Баккара». И штобы очень холодное. Шевелись, шевелись!

– Уже, – повеселел Уэс, поняв, что игра совсем не проиграна. Он поспешил к своей машине и погрузил ящик в багажник.

Когда он вернулся на кухню, Владимир заголосил:

– Ну, где?

– Что?

– Шампанское для мадам.

– А-а, это. Несу.

– Мигом! – Владимир даже подпрыгнул от возмущения. В молодости он учился на танцора – задолго до того, как выбрал Запад и свободу.

Уэс шаловливо взял под козырек.

– Будет исполнено, сэр, капитан. Бокал с пузыречками уже наверху.


«Мустанг», образца 1965 года зачихал, закашлялся – и остановился на полдороге к каньону Колдуотер.

– Только этого кайфа не хватало! – взвизгнула Хевен.

– Ах, зараза! – простонал Эдди.

– Что за свинство! – завопила она и выпрыгнула из машины.

– Зараза! – повторил Эдди, вылезая следом. – Когда я ехал к тебе, она пела, как скрипочка.

– И что ты собираешься делать? – прошипела она со злобой в голосе.

– Что мы собираемся делать, – поправил он.

– Виноват ты, – настаивала она. – Эта дурацкая тачка – твоя. – Она пнула старый «Мустанг» заостренным носком своей туфельки.

– Не пинай машину! – крикнул он.

– Захочу и буду, – ответила она нараспев – капризный ребенок – и, подтверждая свои слова, пнула машину еще раз.

Он вскипел.

– Эй, завязывай! Разошлась!

– Я в отпаде, – проныла она. – В полном отпаде.

– А я, по-твоему, от этого балдею, да?

Они уставились друг на друга – глаза метали молнии. У Хевен не прическа, а разноцветные химические сосульки. Черные волосы Эдди зализаны наверх под шестидесятые годы.

– Бестолковка всех времен и народов, – объявила она усталым голосом.

Эдди подошел к капоту машины.

– Не боись. Сейчас починим, – сказал он бодро, хотя совсем не был в себе уверен.

Тягостно вздохнув, она опустилась на траву, пробурчав:

– Как же. Интересно, с чьей помощью.


Силвер не любила, когда ее заставляли ждать. Если ей что-то требовалось, это требовалось немедленно. Она попросила шампанское десять минут назад, и организм пребывал в ожидании. Раздраженно фыркнув, она позвонила на кухню вторично, и Владимир, по колено завязший в шедеврах китайской кулинарии, схватил трубку.

– Ты заставляешь меня ждать, Владимир? – ледяным тоном произнесла Силвер.

– Никогда, мадам.

– Тогда почему ты еще в кухне?

– Бармен поднимается к вам в эту самую минуту, – солгал он.

– Надеюсь, что это так. – И она швырнула трубку на рычаг.

Владимир смачно выругался по-русски себе под нос. Он всегда прибегал к родному языку, когда требовалась разрядка.

– Бар! – прогремел он.

Через пять минут Уэса нашли. Владимир оснастил его серебряным подносом, бокалом «Баккара», доверху наполненным охлажденным шампанским, и отрядил наверх предстать пред гневные очи мадам. Владимир прекрасно знал, когда надо не высовываться и вместо себя подставить другого.

Поднимаясь по широченной лестнице и насвистывая что-то из «Битлз», Уэс размышлял о превратностях жизни. Этим самым утром он проснулся в каком-то домишке в Вэлли с дешевой крашеной блондинкой. А сейчас он с подносом в руках идет к спальне одной из крупнейших телезвезд Америки, хозяйке этой хоромины. Вот бы с кем потрахаться! Хотя, если на то пошло, уж лучше с Уитни Валентайн Кейбл. Вот уж баба так баба! Не то, что он обожал глазеть в ящик – так, иногда спорт да кинишко вечером, если было настроение. Если честно, он плохо представляет, как эта Силвер Андерсон выглядит. Видел, конечно, на обложках журналов – кажется, крупная такая, темноволосая.

Уэтса ждал сюрприз. Силвер Андерсон и вправду была темноволосой, с длинными смоляными локонами и миндалевидными сильно подведенными глазами. Но крупной – вовсе нет. Маленькая, изящная, почти миниатюрная. И как-то яростно и эффектно красивая. Он уставился на нее, когда она распахнула дверь, едва он постучался в ее спальню.

Она окинула его ледяным взглядом и холодно произнесла:

– Интересно, сколько времени требуется на то, чтобы налить один бокал шампанского и пронести его через один лестничный пролет?

Он прошел мимо нее в фиолетовый рай ее спальни, высматривая, куда бы поставить поднос.

– Без понятия, – весело ответил он. – В следующий раз включу секундомер.

– Простите? – сказала она, ошарашенная подобной наглостью.

Он обнаружил туалетный столик с зеркалом – поднос вполне можно бухнуть туда. Ставя поднос, он на долю секунды поймал ее взгляд в зеркале. Их глаза встретились.

Силвер увидела привлекательного сорви-голову, слегка взвинченного и готового плевать на все на свете.

Уэс увидел слегка стареющую, но очень интересную женщину и – хотя особой чувствительностью не отличался – нутром учуял исходившие от нее волнами одиночество и жажду подлинной близости. Эти волны, в сочетании с ее зрелой красотой, взволновали бы любого.

В воздухе сильно запахло химической реакцией – секс!

Он знал – нужно ловить момент, но ловить его должен был не он, а она. Если она не сделает первого шага, он ни за что не станет подставляться – не хватало ему получить подзатыльник от телезвезды, да еще такой яркой. И вообще, может, это он просто размечтался.

Все же он подбросил пробный шар, на всякий случай.

– Вам нужно что-нибудь еще? – спросил он, с едва уловимым намеком.

Силвер не была дурой. Интрижка с каким-то бесшабашным барменом менее всего входила в ее планы. Она окинула его ледяным взглядом и холодно отрезала:

– Нет.

Момент был упущен. Оставив покои звезды, он вернулся вниз.

На него накинулся Владимир.

– Ну, што, мадам довольна? – взволнованно спросил он.

– Да, – беззаботно ответил Уэс. Русский гомосек наверняка ожидал, что она даст ему нагоняй. Крутая дамочка, ничего не скажешь. А ему что – как с гуся вода.

Или не совсем?

17

Правило первое: улыбайся для фотографов. Правило второе: перед телекамерами будь само очарование.