Когда приехал Ричард, Ксения читала с таким спокойным видом, что молодой человек не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Браво, Ксения Александровна! Я вижу, что мои советы не пропали даром. Но где же Иван? Иосиф сказал мне, что он дома.

— Он спит, — насмешливо ответила Ксения. — Мой муж еще ничего не знает о выходке своей красавицы. Он очень недоволен вашим подарком — собакой, и сделал мне строгий выговор.

— Правда? Но Жужу пользуется вашим расположением! Смотрите, как она спит у вас на коленях; я скажу моему братцу, что собака моя и что я только отдал вам ее на воспитание. В таких пустяках он не захочет отказать мне. А пока до свидания! Пойду смущать сон вашего мужа.

Иван Федорович, очевидно, только дремал, так как при входе старшего брата тотчас же приподнялся и спросил недовольным тоном, о каком деле он хочет говорить с ним. Тон и фигура его ясно доказывали, что он все еще находится в дурном расположении духа. Он употреблял все усилия, чтобы не показать этого Ричарду, но в эту минуту раздался визг собаки, и этот пустой случай дал выход его раздражению.

— Ах, Ричард! Что за мысль явилась у тебя привести это отвратительное животное? Оно вечно лежит на коленях Ксении, и кончится тем, что перепачкает мне мебель и портьеры.

— Не раздражайся из-за пустяков! Мебель и все остальное, касающееся меблировки дома, принадлежит твоей жене. Это мой свадебный подарок ей. А так как Жужу принадлежит мне, то я считаю себя ответственным за всякий вред, какой она может причинить моей невестке, и, конечно, исправлю его. Но я приехал поговорить с тобой о более важном деле. Скажи мне, тебе известно, где находится в настоящую минуту госпожа Брейтнагель? Видел ты ее после свадьбы?

Лицо Ивана Федоровича, слегка омрачившееся при заявлении, что все в доме принадлежит Ксении, при этом вопросе омрачилось еще больше.

— Я ее не видел, но знаю, что она приехала из Ялты, так как бомбардирует меня письмами и извещает, что родила мальчика, происхождение которого великодушно приписывает мне. Понятно, я ей ничего не отвечал.

— И ты поступил неосновательно. Каролина Карловна — женщина далеко не робкого десятка, сегодня утром приезжала сюда и устроила скандал твоей жене, третируя ее, как негодяйку, отнявшую у нее любовника. Я, право, удивляюсь, как ты до свадьбы не покончил с этой грязной историей!

Темный румянец залил лицо Ивана Федоровича, и он, вскочив с дивана, с гневом вскричал:

— Как! Эта каналья, эта посетительница всех кабаков осмелилась сделать это? Погоди же! Я научу ее быть сдержаннее и не повторять подобных вещей. Как же Ксения мне ничего не сказала?

— Я нахожу это вполне естественным. По-моему, тоже не совсем удобно молодой жене говорить мужу: в твое отсутствие ко мне приезжала твоя любовница и сделала мне скандал.

Дрожа от ярости, Иван Федорович стал поспешно одеваться.

— Я сейчас же поеду к этой дряни и укажу ей ее место! — проворчал он.

Ричард покачал головой.

— К чему ехать сегодня и притом еще под влиянием гнева? Ты должен хладнокровно и серьезно объясниться с этой женщиной и выдать ей известную сумму.

— Ничего я ей не дам! У меня нет лишних денег, чтобы платить всем негодяйкам, цепляющимся за меня. Пусть она докажет, что я отец этих детей! Ее одновременно со мной посещало немало мужчин, так что этот вопрос остается весьма сомнительным.

— Неужели ты хочешь довести до суда такое грязное дело? Ты, право, не думаешь о том, что говоришь! Но если ты уже решил ехать сейчас, то я поеду с тобой. Мое присутствие удержит госпожу Брейтнагель от чрезмерных претензий.

Иван Федорович, ни минуты не колеблясь, принял это предложение. Он предчувствовал, что присутствие брата при его свидании с Каролиной повлечет за собой то, что Ричард возьмет на себя вознаграждение его любовницы, что могло только доставить ему удовольствие.

В одну минуту он был одет и прошел в будуар проститься с Ксенией.

С легким смущением он подошел к молодой женщине и поцеловал ее, обещая скоро вернуться. Ксения не ответила ни слова, не возвратила поцелуя и даже не взглянула на мужа. Зато она так сильно пожала руку Ричарда и наградила его таким теплым и полным признательности взглядом, что в сердце Ивана Федоровича шевельнулась было ревность, но он тотчас же убедил себя, что Ксения хотела только посердить его из ревности.

По отъезде обоих мужчин, Ксения переоделась в пеньюар, причесалась на ночь и хотела заняться чтением. Но ее мучило какое-то смутное беспокойство. Отбросив книгу, она позвала Дашу и при ее помощи стала разбирать большой ящик с хрусталем, который получила накануне от своего приемного отца в дополнение к своему приданому.

Когда все было разобрано и убрано, Ксения немного успокоилась. Она села к бюро и начала писать письмо Леону Леоновичу, в котором благодарила его и описывала все случившееся с ней.

С полной откровенностью она описывала невероятный прием, устроенный ей матерью мужа, свое разочарование в муже и горькое сожаление, что она не послушалась мудрых советов своего покровителя.

«Я до такой степени наказана, что надеюсь, что вы сжалитесь надо мной и позволите мне укрыться под вашей кровлей, если мне понадобится убежище, пока мне удастся трудом создать себе независимое положение», — так закончила она письмо.

Молодая женщина готовилась заклеить конверт и надписать адрес, когда ее внимание было привлечено грохотом нескольких экипажей в обыкновенно такой пустынной и молчаливой улице. Экипажи, казалось, остановились у подъезда их дома.

Минуту спустя, раздался звонок в дворницкую, а затем послышался смутный гул голосов. Даша, бледная, как смерть, стремительно пробежала через столовую в переднюю и открыла входную дверь.

Обеспокоенная и взволнованная Ксения направилась в гостиную, но, как парализованная, остановилась на пороге столовой. В подъезде показалась группа мужчин, несших какой-то длинный сверток. Их сопровождал Ричард, не перестававший повторять:

— Тише, тише!.. Здесь порог… Идите осторожнее и несите прямо в спальню!

Когда все вошли в переднюю, Ксения увидала, что несли человека, завернутого в плащ; голова его была бессильно откинута назад. Минуту спустя она узнала Ивана Федоровича и заметила, что из-под плаща свешивалось окровавленное белье.

Ксения почувствовала, что ноги ее подкашиваются. Темное облако застлало ей глаза, а из сдавленного горла не выходило ни звука. Она зашаталась и инстинктивно ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

В эту минуту вошел Ричард. Он позвал Дашу и приказал ей поддерживать голову раненого. Затем, подойдя к Ксении, он поддержал ее и усадил в кресло.

— Он умер? — пробормотала Ксения.

— Нет, он только в обмороке вследствие потери крови. Мы надеемся, что его состояние не представляет никакой опасности. Те два господина — доктора, которых я привез с собой. Все подробности я сообщу вам после; теперь же мне необходимо идти к больному.

Ксения машинально последовала за ним и стала в ногах постели, на которую положили Ивана Федоровича, все еще не приходившего в сознание. Темная голова молодого человека отчетливо вырисовывалась на белых подушках, резко выделяя смертельную бледность его лица.

Один из докторов начал при помощи Иосифа разрезать его одежду.

— Уходите, дорогая сестрица! Сейчас приступят к перевязке, а это зрелище вовсе не для вас, — дружеским голосом сказал Ричард.

Ксения послушно позволила себя увести. Она бессильно опустилась в кресло и слышала, как крикнули:

— Даша! Принесите теплой воды и белье!

Затем послышался крик и глухие стоны. Ксения закрыла глаза и заткнула уши. Каждый нерв трепетал в ней.

Через полчаса, которые показались молодой женщине вечностью, дверь открылась и из спальни вышел Ричард. Он был немного разгорячен.

— Я приношу вам добрые вести, Ксения Александровна! — сказал он, садясь рядом с ней и потирая лоб. — Обе пули извлечены: одна засела в боку, другая в плече. Но так как ни один из внутренних органов не поврежден, то доктора обещают нам быстрое выздоровление. Но вот и доктора! Как только они напишут рецепты и уедут, я явлюсь к вам и сделаю подробное донесение обо всем случившемся.

— А могу я пока навестить его? — спросила молодая женщина.

— Без сомнения, сударыня, — сказал хирург, которого Ричард представил невестке. — Ваш супруг в настоящую минуту находится в полном сознании. Только не говорите с ним: тишина и молчание необходимы раненому.

Нерешительным шагом Ксения вошла в спальню, погруженную теперь в полумрак, и склонилась над кроватью.

Иван Федорович лежал с открытыми глазами. Узнав жену, он пробормотал:

— Ксения… дорогая… прости меня!

— Молчи! Тебе запрещено говорить, — ответила молодая женщина, целуя мужа в лоб.

Иван Федорович, действительно, был страшно слаб. Он закрыл глаза и через несколько минут заснул. Ксения тихо вышла из комнаты. Она горела нетерпением узнать подробности рокового происшествия.

Ричард провожал докторов, и было слышно, как он разговаривал с ними в прихожей.

Ксения села в гостиной на маленький диван, откинула голову на спинку и закрыла глаза. В своем возбуждении она совершенно забыла, что была не одета. Ричард тоже был слишком озабочен, чтобы обратить на что-нибудь внимание. Когда же он вернулся в гостиную, он замер на месте, и его взгляд с нескрываемым восхищением остановился на белой фигуре женщины, такой нежной и грациозной, в свободном пеньюаре, широкие рукава которого открывали чудные руки. Толстые и тяжелые косы падали ниже колен.

Невольный вздох вырвался из груди молодого человека, и снова чувство жалости и участия к этому молодому созданию, так мало подготовленному к ожидающему ее бурному будущему, наполнило его сердце. Он сел на диван рядом с Ксенией и дружески сказал: