Наконец, после трехмесячного отсутствия, он приехал в Москву и застал любимую женщину в трауре. Приемный отец ее умер от апоплексического удара, оставив ей довольно значительное состояние.

— Мне нечего спрашивать вас о результатах предпринятых вами розысков. По вашему лицу я вижу, что они были напрасны, — грустно сказала Ксения, как только осталась одна с Ричардом Федоровичем.

В черном траурном платье молодая женщина казалась еще бледнее и печальнее. Ричард Федорович крепко поцеловал ее руку.

— Нет, Ксения, мои поиски не были совершенно бесплодными; Господь не дал еще мне радости вернуть вам Ольгу, но я напал на ее след…

Молодая женщина вздрогнула и выпрямилась.

— След!.. Вы напали на ее след?! Следовательно, она жива!.. О, говорите же скорее!.. — вскричала она прерывающимся голосом.

Испуганный ее волнением Ричард Федорович поспешил передать ей историю своих поисков и рассказал, как неожиданный случай помог открыть ему истину.

Невозможно описать чувство Ксении Александровны, когда она узнала, что Ольгу похитила бывшая любовница ее мужа. Ричард, правда, умолчал, о позорном намерении Каролины и о ее дурном обращении с ребенком; но сердце матери одарено вторым, духовным зрением, а потому Ксения и так поняла все.

— Эта ужасная женщина похитила мою Ольгу, чтобы отомстить мне, чтобы сильнее поразить меня в самое сердце. Она развратит ее, а потом, может быть, вернет мне ее сама, — вскричала она, заливаясь слезами.

— Нет, Господь не допустит свершиться подобной несправедливости, — с волнением ответил Ричард Федорович.

В тот же вечер они еще раз подробнее обсудили все случившееся. Несмотря на все, самое ужасное — неизвестность была уничтожена. Если ребенок еще жив, то оставалась надежда найти его. Поэтому благодарность молодой женщины к ее великодушному и верному другу, поддерживавшему ее в трудные минуты, была так глубока и велика, что она почти граничила с любовью, которую только одно несчастье заглушало в ее сердце.

Когда Ксения Александровна высказала ему свои чувства, Ричард Федорович быстро привлек ее к себе.

— Ксения! Если в вас сохранилось хоть немного любви ко мне, то дайте мне право открыто любить и защищать вас: согласитесь сделаться подругой моей жизни! Вы теперь свободны! Оба мы одиноки на свете, и будем взаимно поддерживать друг друга на жизненном пути.

— Для меня, Ричард, без сомнения, было бы счастьем сделаться вашей женой. Все, что я видела радостного в жизни, исходило от вас. Только вы-то сами будете ли счастливы с женой с разбитой душою? — ответила молодая женщина, устремляя на Ричарда взгляд, затуманенный слезами.

— Я вас излечу, Ксения, силой моей любви.

Доверьтесь мне смело; чувство мое к вам прочно и испытано. Я твердо убежден, что оба мы будем счастливы.

Вечер закончился веселее, чем можно было ожидать. Мысли Ксении Александровны невольно приняли другое направление. Молодые люди говорили о будущем.

Когда Ксения Александровна спросила Ричарда Федоровича, думает ли он снова поступить на службу, тот, весело ответил:

— Сохрани меня Бог! Я привык к свободе и, кроме того, у меня теперь только одна цель: сделать мою жену счастливою и найти бедную Ольгу. Никто не должен мне мешать в исполнении такого важного дела.

Молодая женщина покраснела, и прежняя милая улыбка бегло осветила ее очаровательное бледное личико.

Три месяца спустя, тихо, без всякой помпы, состоялось бракосочетание Ксении Александровны с Ричардом Федоровичем в присутствии только необходимых свидетелей. Затем молодые уехали в Волынскую губернию, где решили провести несколько месяцев.

XIII

В обширной, роскошно меблированной столовой собралось вокруг чайного стола небольшое общество. Яркий огонь, пылавший в сером мраморном камине, и электрический свет, весело игравший на серебре и хрустале, придавали всему оттенок приятного благосостояния, представлявшего такой резкий контраст с ледяным ветром, бушевавшим снаружи, со снежными хлопьями, бившими в стекла.

Здесь мы встречаем всех старых знакомых. Хозяева дома, Ричард Федорович и Ксения Александровна, скорее помолодели, чем постарели за те восемь лет, которые прошли со времени их свадьбы. Все их существо дышало тем спокойствием и гармонией, какие дает счастье.

Рядом с Ксенией сидела молодая, очень красивая и изящная особа, лицо которой отличалось слегка восточным типом.

Общество уже кончало пить чай. Разговор шел о новостях дня, когда Ричард Федорович спросил:

— Анастаси, давно ты не получала писем от матери?

— Последнее письмо я получила от нее три недели назад. Она писала, что живет в окрестностях Нью-Йорка; папа не выносит городского воздуха. Со времени ужасного случая на железной дороге, когда он был серьезно ранен, он страдает грудью и не может поправиться. Мать пишет, что его здоровье внушает серьезные опасения.

— А ты не думаешь сама навестить родителей? — спросила Ксения Александровна.

Анастаси слегка пожала плечами.

— Нет, тетя! Для этого мне пришлось бы отказаться от ангажемента, что было бы очень неприятно. Откровенно говоря, я не думаю, чтобы им было бы особенно приятно мое присутствие: они отлично живут и без меня. Кроме того, в настоящую минуту я занята изучением новой роли. Это первая серьезная роль, которую мне дали, и я хочу добиться полного успеха. Кстати, слышали вы о новой звезде театра Буфф, Виолете Верни? — вдруг перебила она сама себя.

— Нет, не слыхали. Ведь ты знаешь, что Ксения не любит опереток с их, большей частью, глупыми сюжетами и гривуазной музыкой, — ответил Ричард Федорович.

— О, тетя, вы слишком требовательны! Но на этот раз я, положительно, советую вам съездить в театр, Виолета Верни очаровательна. Это диво примо картелло. Она молода, красива, обладает чудным голосом и, при всем этом, прекрасная девушка. Я познакомилась с ней летом в Висбадене, и она очень понравилась мне.

Увидя, что Ксения Александровна сделала отрицательный жест, она прибавила с лукавым взглядом:

— Знаешь, тетя, кто сходит с ума по Виолете? Дядя Ваня. Он не пропускает ни одного представления, осыпает ее цветами и конфетами, а она, неблагодарная, держит себя с ним недотрогой.

— О! Иван неисправим. Но в этих увлечениях есть та хорошая сторона, что они никогда не бывают продолжительны. Если эта барышня сторонится его, то это доказывает, что она умна, — насмешливо заметил Ричард Федорович, вставая из-за стола.

— Дорогая моя Анастаси! Вам следовало бы избегать знакомства с опереточными актрисами, так как они вообще пользуются сомнительной репутацией, — заметила Ксения.

— Ах, тетя! Истинная или только показная добродетель зависит от нас самих. Будучи сама актрисой, я не могу гордо отворачиваться от моих сотоварок, к какой бы труппе они ни принадлежали. Моя мать никогда не имела никакого отношения к театру, — молодая девушка пожала плечами, — а между тем, не она ведь подавала мне примеры добродетели! Я уже не ребенок и отлично понимаю какого рода жизнь вела она, когда таскала меня с собой летом заграницу, несмотря на протесты тети Клеопатры. О! Маленькая Верни в тысячу раз лучше ее! Посмотри ее, тетя, и ты останешься довольна. У нее своя особенная оригинальная манера исполнять пикантные роли, которая исключает всякую пошлость. Кроме того, ты от души посмеешься, как безумствует дядя Ваня; ведь должен же он хоть чуть-чуть интересовать тебя!

— О! Очень мало! Но прости меня, я на минуту уйду взглянуть, как укладывают спать детей.

— Возьми меня с собою, тетя! Я обожаю Леона и Лили, я очень люблю сама раздевать их.

Когда Анастаси уехала домой, Ксения Александровна прошла в кабинет мужа.

Ричард оттолкнул пачку счетов, которые он просматривал, и обнял за талию жену, присевшую на ручку его кресла.

— Ну что, дорогая моя? — спросил он с лукавой улыбкой. — Хочешь ты съездить в оперетку посмотреть новую звезду, воспламенившую сердце Ивана, этого бессмертного Селадона? Если да, то я прикажу взять ложу на послезавтра.

— Да, да, я с удовольствием поеду, — весело ответила Ксения Александровна. — Иван, говорят, тонкий ценитель красоты. Пока я была его женой, я не имела случая видеть нравящихся ему дам, так как он тщательно скрывал их от меня; теперь же я могу свободно судить о его вкусах.

— Итак, решено! Послезавтра мы едем в театр и подвергнем критическому экзамену настоящий вкус Ивана.

Скажем теперь несколько слов о том, что случилось в течение прошедших лет.

После свадьбы и кратковременного пребывания в Волынской губернии, Ксения с мужем уехали в Париж, где они снова посвятили себя поискам Ольги. Но все розыски оставались тщетными. Желая устроить жену в новой среде, где ничто не напоминало бы ей прошлое, Ричард Федорович увез ее в Волынь, где они и поселились. Там у них родился сын, и появление этого ребенка дало Ксении Александровне новую цель к жизни. С боязливым обожанием ухаживала молодая женщина за ребенком, и, под влиянием его невинной улыбки, мало-помалу стала заживать ее старая рана. Правда, по временам она еще иногда открывалась, но время, этот могущественный целитель, делало свое дело, чему во многом способствовало и полное, спокойное счастье.

Любимая и окруженная постоянными заботами мужа, молодая женщина мало-помалу возрождалась к жизни, и к ней вернулась ее нежная красота и отчасти прежняя веселость.

Четыре года спустя после свадьбы, уже будучи матерью своего ребенка, Ксения Александровна вернулась с мужем в Петербург, где они поселились на Сергиевской улице в собственном доме. Только тогда оба брата свиделись. Иван Федорович с язвительной иронией поздравил брата.

— Старая французская пословица оказывается справедливой, и моя прежняя ревность была вовсе уж не так безумна, как ты уверял меня, — заметил он.