— А теперь ты на самом деле моя. Сделай же меня твоим. Раскрась меня. Раскрась меня своими цветами, Скай. Потрись о меня. Преврати свое тело в живую кисть.

— Голубизна от твоего Неба. — Она подползла на коленях совсем-совсем близко, пока ее груди не уперлись в его грудь. Стон наслаждения сделал ее более решительной и отчаянной. Как соблазнительная распутница, она опустила плечи и отодвинулась.

Потом воздела руки высоко к небесам, вообразив себя раскрашенным исполнителем танцев племени Осаге. Раскачиваясь, она уселась у него меж бедер, пододвигая груди все ближе и ближе, пока его обнаженная грудь не оказалась от них на расстоянии шепота.

Где-то далеко бой барабана Осаге накладывался на звуки любовной флейты. Тело ее подхватило примитивный ритм.

Двигаясь в такт барабанному бою, она пользовалась телом, как тонкой колонковой кистью, и ее груди выписывали липкие завитушки на его груди. Чувственные прикосновения ее грудей охватывали всего его, дразня в одинаковой степени их обоих.

Чувствуя необходимость не отрываться от реальности, она запустила пальцы в ночной шелк его волос. Она подтянула его лицо к своему, потерлась щеками о его щеки, раскрашивая его солнечным сиянием. Пылающий огонь его тела слился с ее солнцем. Бледная кожа с голубыми подтеками прижалась к его бронзовой груди.

— Мой дикий, дикий Волк! Наконец-то ты меня нагнал!

Он откинул ее, расстегнул ей джинсы, а затем сделал так, что от них и от ее штанишек осталось одно воспоминание. Теперь она была такой, какой, как он осознавал, она и должна быть: нагой, лежащей перед ним, как экзотическая радуга. Он занял свое место, сверкая над ней, радуясь чуду зовущей его женщины.

Когда он понял, что больше не вынесет радостной боли желания, то сказал:

— Ты вошла в мой мир. Скажи, что останешься. Скажи, что мы вместе построим свою жизнь.

— Я готова попробовать, если ты готов.

— Скажи, что ты после пау-вау едешь со мной домой.

— Да. Да.

Он подтянулся поближе, коснувшись грудью ее грудей. Рот его обжег ее рот, губы раскрылись. Язык его заплясал и встретился с ее языком.

— Без тебя нет ничего, одна лишь пустота. Я люблю тебя, Скай. И нуждаюсь в тебе.

Она подтянулась к нему, упиваясь могучей его силой, готовностью и жаром. Он улегся меж ее бедер, она же плотно зажимала его ноги своими ногами.

Он позволил своему телу всем весом вдавить ее бедра в лежащий под ними мех.

— Дай мне ощутить тебя. Ощутить, как глубоко я вошел в тебя. — Он как бы втерся своими бедрами в ее бедра и замер.

— Я так глубоко проник в тебя, Скай. А ты такая влажная от желания!

Она туго сжала свое женское лоно, взяв его в плен. Еще туже. Свободнее. Снова туже.

— Господи, да ты там все сжимаешь и разжимаешь, как кулачок! Ты же выдавливаешь из меня жизнь! Не могу… То есть… Прости меня, любовь моя. Я хотел сделать это медленно.

— Не надо медленно. Пожа-а-алуйста!

Он привстал над ней.

Она приподняла бедра.

Он резко вдавился вглубь.

Она раскрылась.

Он заработал, словно поршнем.

Она не просто пошла ему навстречу.

Он взял ее и стал обладать ею как-то по-новому. Первобытно. С полной самоотдачей. Бедра ее колыхались, словно волны. Губы ее искали его губы, переполненные бешеным, ненасытным желанием слить с ним каждую точечку. Рот прильнул и присосался. Языки сплетались так же, как сплелись их тела.

— Крадущийся За Добычей Волк! — выкрикнула Скай. Точно взвыла одинокая, жаждущая пра-волчица, напевая имя возлюбленного, исполняя любовную мантру, но зато, когда его голос стал вторить ее голосу, ускорилось биение их сердец, а дух их воспарил к солнцу.

Они не отрывались друг от друга, переполненные экстазом. Тишину нарушал лишь стук бьющихся сердец. Первой зашевелилась Скай.

— Не надо. Хочу, чтобы ты никогда не отрывался от меня. — Руками он притянул ее за плечи. — Здесь твое место. Здесь ты и должна быть.

Чувствуя себя совершенно сытой, она уткнулась лицом ему под подбородок.

— Хочешь пить?

— Хочешь есть?

— Нет. Я сыт везде и весь. Совершенно сыт. — Он закатился набок, увлекая ее за собой. — А ты?

— Со мной то же самое.

Она пристроила голову поближе к его бьющемуся сердцу и прислушалась к тому, как неровные толчки сменяются размеренным ритмом.

— Я так много узнала о твоем народе…

Он быстро поцеловал ее в щеку.

— О нашем народе.

— О нашем народе, — повторила вслед за ним Скай, радуясь поправке. Именно так она стала ощущать себя в племени Осаге. Оно стало и ее народом. Отныне и вовеки, оно всегда будет ее народом. — Но я хочу узнать больше. Узнать все. Особенно, о том, что происходит между мужчиной и женщиной племени. Расскажи, как бы ты ухаживал за мной, если бы я была невестой из племени Осаге.

Она ощутила, как сердце у него в груди дало сбой.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Раз ты так хочешь, закрой глаза. И слушай флейту.

Он мысленно представил себе те времена, когда могущественные Осаге носились на пространствах от Канзаса до Миссури. Времена, когда еще не было белых с их обещаниями, ломавшимися, словно сухие кедровые палочки. Он вспомнил предания, рассказанные Ночной Птицей, устную историю былого образа жизни племени Осаге.

Впервые он расскажет ей, как жил род Волка. Он отведет ее в потаенные места своего сердца. Места, где он хранит память о незабвенном прошлом. Места, куда вход будет разрешен только ей.

— Трава в прериях очень высокая, — начал он рассказ о далеких временах. — Такая высокая, что я вынужден встать на спину пони, чтобы увидеть свой лагерь. Я могу различить дым от твоего типи. Ты дочь вождя, хотя и иного племени. Я вижу тебя всегда издалека. Холостой мужчина не имеет права подходить к незамужней женщине.

Глаза у Скай широко раскрылись.

— А почему?

— Племя Осаге свирепо оберегает молодых женщин. Но, как и большинство влюбленных, мы встречаемся почти каждый день, естественно, случайно.

— Естественно.

— В первый раз мы увиделись возле ручья, где ты брала воду. Я глядел на тебя из лесной чащи и заметил, как грациозно ты ходишь. Как раскачиваются из стороны в сторону твои бедра.

— Тебе нравится, как я хожу?

— Очень. Очень. Затем я иду за тобой следом, когда ты собираешь дикую черную смородину, и мы опять встречаемся совершенно случайно. Случайность тут самое главное.

— И я скромно опускаю глаза.

— Совершенно верно.

— Ибо если я погляжу прямо в это красивое лицо, я пропала.

— Ни одна девственница из племени Осаге не сумела бы устоять.

— А я девственница?

— Сегодня ночью — да. Сегодня наша первая ночь.

Да, сегодня, когда они занимались любовью, она почувствовала себя точно так же> как тогда, когда он в первый раз дотронулся до нее.

— И я ощутила то же самое.

— Я люблю тебя, Скай. Люблю так, как счел бы невозможным. — Поцелуй не дал ей возможности ответить.

Пальцы его затерялись в золоте ее волос. Он забирал их в руки, сколько мог ухватить, сжимал в кулаке, как золотоискатель — первую добычу.

— Я люблю, когда волосы у тебя распущены. Не так, как у тебя было, когда ты ходила на симфонический концерт. Ты выглядела тогда по-другому…

Она резко оторвала голову и подперла ее ладонями.

— А откуда ты знаешь, что я ходила на симфонический концерт и как я тогда выглядела?

— Видел фотографию в газете.

Волк накручивал ее локон на палец. Он вовсе не хотел, чтобы она знала, что он видел ее фотографию в разделе светской хроники газеты «Пост диспэтч». Он попал в ловушку. Расставленную его же собственным длинным языком. Черт!

— Волк, я знаю Уолтера Морганфорда с двенадцатилетнего возраста. У него была пара билетов на симфонический концерт, середина четвертого ряда, и я пошла.

— Ты страстная женщина, Скай. Год без мужчины — это очень долго. — Он поглядел ей прямо в глаза. — Неважно, с кем ты была и что случилось. Важно лишь то, что ты здесь.

— Волк…

— Не надо. Объяснять ничего не требуется.

Она дотронулась до его щеки, обняла ее ладонью, наслаждаясь тем, как реагировала на нее умиротворенная кожа точеного подбородка.

— Была всего-навсего середина четвертого ряда, обед в «Биво-Милл» и проводы до дома. Никаких объятий. Никакого прощального поцелуя, даже в щечку.

В груди у него встал ком, мешающий дыханию, притоку воздуха в легкие, в чем он отчаянно нуждался. Она не была ни с кем. Эти влажные сексуальные губы не касались никого, кроме него.

— Спасибо тебе за это. — Он стиснул ее в объятиях. — Что до меня, то у меня тоже никого не было. Никого, кроме тебя.

Мысли в голове у Скай рассыпались, как хрупкий известняк. Они жили врозь наполненные отчаянием двенадцать месяцев. Дневные часы она умудрялась заполнять журнальной работой. Но оставались ночи. Он хотя бы имеет понятие, что такое ночи? Ночи, переполненные одиночеством.

— Прошло столько ночей!

— Я знаю. — Голос его стал хриплым. — Но они уже прошли. Мы больше никогда не расстанемся. Никогда.

— Никогда. — Она устроилась в прочном кольце его рук. В священном круге, существующем только для мужа и жены, подумала она, прежде, чем ее сморил сон.


Еще задолго до того, как Скай раскрыла глаза, она почувствовала, что он смотрит на нее. Он лежал рядом, обхватив руками ее голову, точно подушку.

— Пора вставать? — спросила она, все еще пытаясь сфокусировать свой взгляд на его красивом лице. Картина прояснилась: просто черты его лица смазывал неверный свет, а глаза его еще не отошли ото сна. По щекам текли полосы желтой и синей краски. На груди голубое и канареечно-желтое дали в смеси зеленую краску леса.