— А это можно?

— Обычно так не делают, но сейчас это не религиозная церемония. Сейчас время возрождения. Вот почему ты здесь. Вот почему Ночная Птица кружит высоко над деревьями и приветствует тебя.

— Волк говорил тебе про сову, то есть, про Ночную Птицу?

Тита лишь улыбнулась.

— Говорить не было нужды. Ночная Птица и я… читаем друг у друга в мыслях. И в сердце.

Скай знала, что Тита говорит о своем муже. О Томасе Ночной Птице.

— Ты очень сильно его любила.

— Любовь не стареет и не умирает просто так. В сердце сохраняется то, чего уже не видят наши глаза, в том числе, лицо любимого, которого нет рядом.

Тита подняла голову и стала вглядываться в облака. Она хочет увидеть лицо Ночной Птицы, поняла Скай, следя за взглядом Титы.

Деревья изгибались, точно луки, направленные на подсвеченные солнцем облака. Мужчины и женщины из племени Осаге, одетые в ярко-красное, желтое и синее, расхаживали по лагерю, деля детей на группы из шести-семи человек.

— Скоро начнется учение. Ты будешь работать с Золотым Початком, — заявила Тита.

Паника разлилась внутри Скай, точно река в половодье.

— А чем я буду заниматься? Я же ничего не знаю про Осаге.

— Рисовать умеешь?

— Когда-то умела, но это было давным-давно. Когда я училась в колледже.

Тита похлопала Скай по руке.

— Смешаешь краски. Возьмешь кисточку. А потом сделаешь несколько снимков. Понятно?

Паника охватила Скай с еще большей силой. Снимки! Она почти позабыла, зачем сюда приехала. У нее работа. Просто трудно было вспомнить об этом в окружении Осаге.

Тита наклонилась поближе.

— Насчет красок не беспокойся. Золотой Початок покажет тебе, что надо нарисовать. Теперь о другом. Ты принесла мою трубку?

Паника исчезла.

— Да. — Скай сунула руку в задний карман и достала трубку.

Тита приняла ее, осторожно пряча в ладонь.

— Можно пойти к тебе в типи и зажечь маленького красного дьявола?

— Конечно.

— А теперь иди к нему. Стой тихо и жди. Он подойдет к тебе, как только будет готов, и сердце его возрадуется.

Скай забрала из типи камеру и отправилась в сторону деревьев, в указанном Титой направлении. Когда она вышла из рощицы, то очутилась в окружении плосковерхих скальных пригорков, не зная, куда идти.

И вдруг она услышала пение.

И пошла на голос Волка, как по компасу. Из-под ног летели куски известняка, но она шла вверх, подминая траву. А когда подъем стал круче, Скай стала нагибаться и цепляться за траву, чтобы облегчить себе подъем. Он, конечно, выбрал самое высокое место, подумала она.

Может быть, ей лучше вернуться в лагерь? Она стояла, выпрямившись и глядя вниз, на ту самую рощицу, что, как стена, отделяла ее от лагеря. И даже начала спускаться. Пение не прекращалось. Она обернулась на звук его голоса и стала глядеть прямо в сторону зовущего ее солнца.

«Тита дала тебе разрешение! — кричало сердце. — Теперь нельзя идти назад. Посмотри, как далеко ты уже прошла». Скай опять ухватилась за траву и подтянулась еще выше.

Вначале показалась верхняя часть его головы, и она увидала черные волосы, развевающиеся по ветру.

Она опустилась на колени и поползла вверх. Чтобы пристроиться в тени огромной, нависающей скалы. Там она улеглась ничком, посреди колышащейся травы, и стала наблюдать.

Он стоял, как распростершийся над землей бог, широко раскинув руки, повернувшись к ней спиной, полностью обнаженный. Она много раз видела его обнаженным, но никогда таким. Никогда раньше она не видела его обнаженного тела на фоне голубого неба. Он казался частью земли, стремящейся к солнцу, а его напрягшиеся мускулы лоснились от пота.

Он воздел кулаки, и кусочки земли посыпались вниз, точно коричневый дымок. Она схватила камеру и отщелкала два кадра. Не желая уходить, она положила фотоаппарат на траву. Ей хотелось понять слова его молитвы на языке Осаге. Молитвенное пение вдруг прекратилось, и он опустил руки и сам рухнул наземь.

Она хотела подбежать к нему, удостовериться, что с ним все в порядке, но не сделала этого. Через некоторое время он встал на колени, все еще спиной к ней, и влез в красные трусы.

— Скай? Ты давно здесь?

Она поднялась на ноги.

— Недавно.

Он встал во весь рост и повернулся к ней. Она не сводила с него глаз, пока поднималась по пологому склону к тому месту, где он находился.

По лбу и щекам текли черные разводы. Широкие его плечи, резко прочерчивающиеся на фоне неба, казалось, заслоняли весь горизонт.

— Я молился, чтобы ты пришла сюда, но не верил, что ты придешь, — прошептал он.

— Тита сказала мне, что можно.

Он протянул к ней руки.

— Не просто можно! — произнес он.

Она с ходу вошла в его объятия. Его прогретая солнцем кожа была ей рада. А ее кожа жаждала прижаться к его обнаженной коже. Руки ее обвились вокруг него, плотно притягивая его к себе, как это было ночью. Его раздувшееся мужское естество дало о себе знать. Ее тело тотчас же ответило, увлажнившись, проникнувшись желанием… потребовав своего.

Он прижался к ней подбородком.

— Поцелуй меня, Скай. Поцелуй меня один раз, а потом мы пойдем отсюда. — На нее смотрели умоляющие глаза.

Без колебаний она подтянула его лицо к себе.

— А как насчет клятвы мужчины из племени Осаге воздержаться от…

— Поцелуй лишь мою англосаксонскую половину.

— А какая это часть тела?

Глаза его затуманились и стали дымчато-серыми.

— Я бы сказал, что тебя ждет одна дрожащая деталь, но мое англосаксонское сердце удовольствуется прикосновением твоих губ вот сюда. — Он прижал два пальца к губам, облизнул их, а затем прижал их к ее губам. Язык ее ощутил его вкус, насладился им и втянул эти пальцы в рот, чтобы они с ним стали единым целым.

— Скай! — простонал он хриплым от желания голосом.

Она вдавилась в него, ощущая исходящий от его тела жар, и поцеловала. Она таяла, как лучи солнца, на его широкой груди и слушала биение его сердца, напоминавшее бой барабана племени Осаге.

Женская суть ее ответила на барабанный зов, посылая свои первобытные песнопения движениями тела. Ей хотелось сорвать с себя одежду и ощутить своей кожей его кожу. Через миг они бы очутились на земле, приветствуя, наподобие древним, наступления дня.

— Я думала, ты не имеешь права позволять себе «наслаждения даже со своей собственной женой».

— А я и не позволяю. Это ты их мне предлагаешь. — Он отступил в сторону и стал натягивать штаны. — И думаю, что ты дала мне все, что я в состоянии сейчас принять.

В профиль было недвусмысленно видно, сколько она принесла ему радости.

— Видишь, что ты со мной сделала? — стал поддразнивать он.

— Ты прекрасный живой компас, Крадущийся За Добычей Волк!

Он с улыбкой глядел на нее, залезая в кожаные штаны.

— Ты бы не сказала этого, если бы тебе пришлось застегивать ширинку. Этот пони жаждет пуститься вскачь.

— Бедный пони!

Они рассмеялись, когда он стал картинно засовывать деликатные детали своего тела в штаны. Даже после того, как ему, наконец, удалось застегнуть ширинку, было отчетливо видно, как его восставшая плоть прижимается к бедру.

— Пойдем лучше длинной дорогой к лагерю, чтобы мое тело успело остыть.

Его тело? А как насчет ее тела? Она дважды глубоко вздохнула и лишь потом кивнула.

— Сколько снимков ты сделала? — спросил он, поравнявшись с ней.

Конечно, он слышал щелчки затвора. Ухо индейца из племени Осаге ничего не пропустит. Судя по тому, как он глядел на нее набухшие соски, нельзя было скрыть от его взора, что поцелуй подействовал и на нее.

— Снимки, Скай, те самые, для календаря. Ведь ты за этим сюда приехала, верно?

Она не позволила себе воспользоваться моментом истины, побоявшись, что если она расскажет Волку правду, он никогда не даст разрешения на публикацию материала о пау-вау.

К лагерю они шли медленно. Очень медленно. Она заверила его, что снятые ею два снимка давали лишь общие его очертания. Он, похоже, не принял близко к сердцу, что она сняла его в натуральном виде. Ему это, похоже, даже польстило. А когда она сказала, что, возможно, использует эти фотографии для журнального календаря, он и глазом не моргнул. Он обошел необходимость высказать вслух свое априорное одобрение так же ловко, как она сама ушла от рассказа относительно подготовки ею тематического материала для журнала.

— Когда ты будешь исполнять танец? — спросила она уже у подножья холма.

— Вскоре.

— Ты возбужден?

Черные полосы на щеках расплылись, когда он улыбнулся и бросил взгляд на ширинку.

— Не так, как был минуту назад.

Попытка отвлечь ее внимание не удалась. Он нервничал в ожидании танца. Почему? Не связано ли это с ее пребыванием здесь? Конечно, ведь, наверное, именно поэтому он не хотел, чтобы она сюда приезжала.

— Ты не возражал против того, чтобы я была рядом, когда ты кончишь возносить молитву. Но когда ты сегодня будешь исполнять танец… все должно быть по-другому, верно?

Он ускорил шаг.

Она схватила его за руку.

— Поговори со мною, Волк. Расскажи, что у тебя на уме… на сердце.

Он старался не смотреть на нее. Рука его напряглась. Она позволила своей руке скользнуть в его ладонь и сильно стиснула ему пальцы.

— Ты видела меня обнаженным множество раз, но перед ужином…

— Я увижу настоящего Крадущегося За Добычей Волка.

— Да.

Она бежала рядом, стараясь удержать его руку в своей руке, но он все равно вырвался и обогнал ее и из рощицы выскочил уже один.

— Крадущийся За Добычей Волк! — закричали дети.

Они неслись по направлению к нему. Он раскрыл объятия и поднял с земли двоих, подкинув на бедра, как вертящихся обезьянок.