На подоконнике сидел Том Харт.

– Ну, наконец-то вернулась… – протянул он.

У Элен перехватило горло, она чуть не задохнулась. Ей предстало живое воплощение итальянского сна. Лицо его было в тени, но она все равно знала его вдоль и поперек, каждую черточку. И эти гибкие руки и ноги, и перекатывающиеся на плечах мускулы, и удлиненный торс – все ей было знакомо…

Он смотрел на нее в упор, и под пристальным взглядом этих темных глаз она, как и во сне, почувствовала себя голой. Ей даже показалось, что она краем глаза увидела, как лениво колышется тонкая белая занавеска.

– Почему ты так покраснела? – спросил Том. Легкий, ироничный голос был непереносимо знакомым. – Я мог бы сидеть на лестнице, но поскольку дверь была открыта, мне это показалось довольно глупым. А тебя не было целую вечность…

Том оглядел комнату. Голова его оказалась на свету, и Элен уже не в мечтах, а наяву смогла разглядеть смуглое, красивое лицо, скептически опущенные вниз углы чувственного рта…

– Что ж, у тебя тут вполне респектабельно, – подразнил он. – Детали дамского туалета не валяются, где попало… Да, и уверяю тебя, что я не листал твой дневник и не просматривал твои письма.

Том улыбнулся, и в его лице появилось очаровательное лукавство, в который раз изменившее знакомые черты.

– Вряд ли тебе это показалось бы интересным, даже если бы ты и просмотрел их, – Элен чувствовала себя очень скованной. – Я веду тихую, мирную жизнь.

Инстинкт приказывал ей защищаться, вновь отгородиться стеной отчуждения, которая рухнула во время ее сна.

Том насмешливо поднял брови.

– Тихую, мирную? И при этом не больше и не меньше, как только что обручилась с виконтом? Что же тогда, по-твоему, бурная жизнь?

Элен села как можно дальше от Тома.

– Кто тебе рассказал? – спросила она.

– Пэнси.

Наступила минутная пауза. У Элен возникло неприятное чувство, будто она насквозь прозрачная и Том может заглянуть прямо в ее душу, увидеть все гораздо яснее, чем это видно ей самой.

– Элен, ты счастлива? – спросил Том.

Она знала, что как бы страстно она ни уверяла его в своем счастье, он непременно поймет, что это ложь. Элен посмотрела на Тома, готовая к самообороне, однако сознавая, что ему ничего не стоит уязвить ее.

– Я очень счастлива, – слова прозвучали пискляво и вызывающе.

На лице Тома появилось явное разочарование. Элен вдруг ощутила, что ей хочется убежать от него и в то же время она мечтает припасть к нему и сказать: «Нет, я не счастлива!»

Возможность была упущена.

Том встал и протянул ей прямоугольный предмет, аккуратно завернутый в коричневую бумагу и перевязанный шнуром. Когда он снова заговорил, голос его звучал легкомысленно.

– Поздравляю. Вот, мы называем это подарком на обручение.

Конечно, сама идея обручения была для него забавным анахронизмом. В душе Элен вскипело прежнее раздражение, которое всегда вызывал у нее Том, но она молча взяла сверток и повертела его в руках.

– Ну, посмотри же! – велел Том.

Элен потянула за шнур и развернула бумагу. Сначала она увидела молоток, потом завернутый в бумажку гвоздик и петельку. Нахмурившись, Элен отбросила еще один сдой обертки и увидела на заднем плане бирюзовое море, а на переднем – вазу с букетом летних цветов. Это была маленькая картина, та самая, которая висела у Тома над камином.

Элен подняла ее повыше и снова поразилась тому, как можно скупыми мазками так точно передать игру света и теней.

Затем она повернулась к Тому. Углы его рта опять были опущены вниз, он хмуро смотрел на нее.

– Я не могу это взять, – пролепетала Элен. – Ты не должен расставаться с такой прекрасной вещью.

Том плотно прижал ее руки к раме картины.

– Это теперь твое, – заявил он. – Я же хотел подарить тебе… и Дарси… что-нибудь… хотел отблагодарить вас за то, как вы помогли мне вытянуть спектакль… за Оливера. Я заметил, что во время банкета ты любовалась этой картиной, и понял, что ты будешь любить ее так же, как я. А разве может быть лучший повод для подарка, чем помолвка? Тем более, что ты выходишь замуж за Дарси! Все сходится просто идеально, – в его голосе снова зазвучала насмешка. – Так что давай сейчас повесим картинку и выясним, как она будет тут смотреться.

Том подошел к камину, огороженному маленькой железной решеткой, и молча убрал разбросанные конспекты и приглашения на давно прошедшие факультетские вечера. Он прижал картину к дымоходу, наклонил голову набок, оценивая впечатление, и вбил гвоздик.

Они стояли рядом, плечом к плечу, и смотрели на картину.

Она смотрелась прекрасно на голой стене. Комната, казалось, стала светлее, и в ней запахло цветами и соленым морским воздухом.

– Спасибо, – еле слышно проговорила Элен.

Испугавшись, что он ее не услышал, она протянула руку, дотронулась до мягкого рукава его ярко-голубой кожаной куртки и хотела поцеловать Тома в щеку. Однако он повернул голову, и ее губы слегка уколола щетина на его подбородке. Она ткнулась в уголок его рта и отпрянула, словно ее ударило током.

Том слабо улыбнулся, то ли в ответ на ее «спасибо», то ли на что-то еще.

– А теперь, – сказал он, – я думаю, мы должны отпраздновать это событие и сходить куда-нибудь пообедать.

– Я не могу…

– Ты взяла мою картину, – холодно напомнил ей Том. – Так хотя бы дай мне возможность угостить тебя обедом, это будет мое прощание с любимым произведением искусства.

Элен поняла, что не может ему отказать.

Том повез ее в Вудсток, и они сидели с бокалами в саду, где стоял густой запах сирени и мокрой травы. Элен было не по себе, но она четко осознавала, что ее депрессия прошла. Вечерние запахи, ощущение травы под ногами или мостовой – все это воспринималось обостренно и казалось удивительно драгоценным. Самые обычные вещи становились значительными, будь то негромкое бормотанье у открытого окна или свет фар, мелькавший на дороге.

– Тебе тут не холодно? – его голос тоже, похоже, изменился.

– Нет, – тихо ответила она. – Здесь чудесно. Том наклонился и взял ее руку, лежавшую на колене. Он слегка покачивал ее и насмешливо глядел на Элен.

Первым ее желанием было отобрать руку, пусть лежит себе спокойно.

– Тут должно быть кольцо, – услышала она свои слова. – Кольцо виконтессы. Дарси взял его, чтобы уменьшить, оно для меня слишком большое. Там такой огромный рубин, примерно как шарик для гольфа, и штук десять бриллиантов. У меня такое ощущение, что я тут абсолютно ни при чем…

Ее голос повис в тишине. Том все еще держал ее за руку, но смотрел на сад, словно думая о чем-то другом.

– Ты помнишь, как мы встречали Новый год? – вдруг спросил он.

Теперь-то Элен отдернула руку, словно обожгла ее.

– Да, живо. Тогда столько всего случилось!

– Мне не давали пощечину за поцелуй с двенадцати лет, когда я пытался обнять Элен Лу Портер на утреннем воскресном киносеансе. Оправившись после шока, я даже нашел это волнующим.

– Я была расстроена, – попыталась оправдаться она. – Мы ведь только что видели Оливера…

– Я не желаю сейчас говорить об Оливере.

Элен болезненно сжалась под его мрачным взглядом, чувствуя, что он чего-то от нее ждет. Она принялась нагромождать новые слова, чтобы еще больше отдалиться от Тома.

– Я помню, как я побежала спрятаться в бильярдную, а оказалось, что и Дарси там прятался…

– А уж о Дарси я тем более не желаю сейчас говорить.

Наступила хрупкая тишина.

У Элен возникло ощущение, что, скажи она хоть что-нибудь, и все переменится к лучшему. На столик упала тень. Это был официант.

– Вы готовы сделать заказ, сэр?

Лицо Тома чуть заметно дрогнуло, когда он брал со стола меню.

– Да, пожалуй. С чего мы начнем, Элен? Здесь превосходно готовят утку…

Момент был упущен.

Когда Том вел ее по ресторану, с ним поздоровались две компании. Он театрально расцеловал одну женщину в обе щеки и обменялся шутками с другой компанией, в которой Элен заметила довольно известного актера, снимавшегося в телесериалах.

Наконец они подошли к своему столику, скромно стоявшему в углу. Том комически вздохнул, усаживаясь напротив Элен.

– Дела, дела…

За едой они старательно придерживались нейтральных тем. Том расспрашивал Элен о Венеции, она рассказывала ему – сперва довольно сдержанно – о картинах, фресках и дворцах эпохи Возрождения. Потом от вина и вкусной еды ее язык слегка развязался, и, вдохновляемая ласковыми наводящими вопросами Тома, она принялась описывать ему впечатление, которое на нее произвел этот странный, чувственный город.

– Это похоже на очень яркие сны, которые человек видит прямо перед пробуждением.

Слово «сны» резануло ее, но на сей раз Элен не покраснела.

– Да, на меня Венеция тоже так действует. Я начинаю казаться самому себе невыносимо грубым, – Том улыбнулся, явно довольный, что ее лицо оживилось. – Скажи, а ты не наткнулась на одну церковь на такой маленькой площади? По-моему, это храм Святого Захария. Там еще алтарь Беллини: мадонна и четыре евангелиста…

– Да! О да, я ее видела однажды днем, ближе к вечеру, привратник стоял в луче света и держал в руках массивный ключ: он собирался закрывать церковь и был похож на самого Беллини. Я все собиралась вернуться и еще раз осмотреть эту церквушку, но так и не собралась.

– Я тебя свожу туда. Больше всего на свете мне хочется осмотреть ее вместе с тобой, – Том сказал это очень тихо, но с таким видом, будто это было что-то само собой разумеющееся. Встретившись с ним взглядом, Элен заметила в его глазах вызов и прежнюю насмешку. Она не стала колебаться.

– Это невозможно.

– Из-за Дарси?

– Конечно, из-за Дарси. Я собираюсь за него замуж.

– Элен… – Том накрыл ее руки своей теплой ладонью. – Неужели ты действительно выходишь за виконта Дарси? Или это хорошо продуманный розыгрыш?