– Джо, сядь. Пожалуйста! Вопросы любви и смерти… Я много думал об этом в последнее время. Да, Аннетта любила меня весь этот год, когда мы были вместе. Забавно, что, высказывая тогда все маме, я назвал тот год „годом девственников". Да, мы оба были девственниками. Но любовь всегда остается любовью, даже приобретая другие формы. Аннетта все еще любит меня, но по-другому. Она моя сиделка, мой товарищ, даже, может, заменяет мне мать, хотя у нее скоро будет собственный ребенок. Из-за того, что она его ждет, мне кажется, она немного от меня отдалилась. Я думаю, что, если бы не авария, я научился бы понимать: ее будущий ребенок заставляет ее жить отдельной жизнью, надеяться только на себя. Ребенок занимает все ее мысли. Каждая женщина, должно быть, чувствует подобное. И, знаешь, лежа здесь и размышляя, я понял, что любовь сильно меняется после того, как у женщины рождается ребенок. Потому что она выносила его в своем теле. С его рождением мужчина теряет часть ее. Удивительно это! – Дон устало улыбнулся. – Рассуждая таким образом, я могу понять даже маму, хотя… Боже, как я не хочу видеть ее снова, никогда, Джо. – Дон повернулся и нащупал руку брата. – Может, это звучит ужасно, но я страшусь даже мысли, что она может сюда вернуться.

– По-моему, тебе не стоит так об этом беспокоиться. Судя по рассказам папы и Фло, одно упоминание об отце выводит ее из себя.

– Ну, после лечения она, вероятно, избавится от этого. Но надеюсь, что я умру раньше, чем это произойдет.

– Ты не собираешься умирать! Прекратишь ты или нет?

– Нет, не прекращу. Дай мне сказать, Джо. Я не боюсь смерти. Я боялся ее несколько месяцев назад, но больше не боюсь. Здоровые и сильные люди вроде тебя – вот кто боится смерти. А когда теряешь свое тело и у тебя остается только разум, ты ясно видишь, что тебя ожидает. Единственное, для чего я хочу жить, – я хочу увидеть своего ребенка. И тогда я уже буду рад уйти отсюда, потому что, – голос Дона надломился, – меня одолели боли, Джо, очень сильные боли. Таблетки не уничтожают их полностью. Уколы снимают боль, но я не хочу, чтобы их было слишком много.

Джо не знал, что и сказать. И почувствовал облегчение, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался Стивен. В руках он нес большую деревянную коробку.

– Еле нашел ее. Она лежала на верху буфета. Помнишь, Мэгги спрятала ее там, потому что она ужасно гремела во время игры.

– Вовсе не поэтому, – возразил Джо. – А потому, что ты жульничал.

– Никогда, Джо! Скажи же, Дон.

– Конечно, нет, Стивен. Ты никогда не жульничал.

– Джо, ты ведь просто пошутил, правда?

– Да, дружок, я просто пошутил. – Джо взъерошил волосы на голове Стивена и уже тише сказал: – По-моему, сейчас не следует играть с Доном. Он немного устал.

– Ты устал, Дон?

– Да, Стивен, немного.

– Ничего, мы поиграем завтра. А! – Стивен посмотрел на дверь. – Вот и хозяйка! Аннетта не разрешит нам играть на чистом одеяле.

– Что это вы там говорите об игре на чистом одеяле?

– Я… я принес эту игру с шашечками.

– А, эту гремучую штуковину…

– Вот так-то. – Джо кивнул Стивену. – Держу пари, с ней ты особо не поспоришь.

– Ну, ты! – Стивен пихнул Джо в грудь. – Ты хочешь устроить мне неприятности?

– Да, если бы я только мог. Но тебя так трудно поймать на чем-нибудь в эти дни…

„Все-таки Стивен еще такой ребенок", – подумал Джо.

– Ты дразнишь меня, да? Водишь меня за нос?

– Да я никогда даже не дотрагивался до твоего носа. Он такой грязный, зачем мне его трогать?

Стивен засмеялся, а Джо вспомнил их разговор с Доном и подумал, что шутить после него было бестактно. Но сам Дон весело улыбался.

– Ну давайте уже уходите оба. А то у меня не бывает ни минутки, чтобы побыть наедине с женой. Вечно кто-нибудь из вас здесь торчит. Ладно, ладно, – Дон погрозил Стивену пальцем, – мы сыграем с тобой завтра.

– Пошли, дружок. – Джо увел Стивена из комнаты.

Аннетта, взяв освободившийся стул, села и спросила:

– Ты не думаешь, что Стивен как-то переменился? Я имею в виду – к лучшему.

– Да, да. Я считал, что мне это только кажется, но раз ты тоже заметила, то конечно. – Дон посмотрел на Аннетту, на секунду замолчал, а потом спросил: – Ну а как ты себя чувствуешь на самом деле? Только скажи правду. Не говори просто „все в порядке".

– Если говорить правду, дорогой, я не знаю, как я себя чувствую. Мне раньше не приходилось бывать в таком состоянии. – Она щелкнула его по носу. – Я думаю, естественно так себя чувствовать… – Аннетта наморщилась: – Иногда мне кажется, что он или она появится уже завтра, но ведь есть еще несколько недель.

– Ты чувствуешь себя больной? То есть…

– Нет, нет, не больной. Прекрати волноваться. И дай мне поправить твои подушки.

Поднявшись со стула, Аннетта спросила себя: „А правда: чувствую ли я себя больной?" И сама ответила: „Да, хотя вернее будет сказать, что я чувствую себя странно. Настолько странно, что в понедельник мне придется сходить к врачу".

6

Последняя неделя марта 1961 года оказалась очень холодной. Некоторые утверждали даже, что вот-вот выпадет снег. Другие говорили, что смешно делать такие выводы из двух морозных ночей.

Уже пробило семь часов, и дом стоял, погруженный в обычную вечернюю тишину, как вдруг у входной двери зазвонил звонок. Мэгги как раз проходила по коридору и тут же открыла гостю, говоря:

– Добрый вечер, святой отец.

– Добрый вечер, Мэгги. Ну и холод! Не удивлюсь, если скоро выпадет снег. Совсем не удивлюсь.

– Сколько раз я уже слышала это за сегодняшний день. А между тем почти наступил апрель и показались нарциссы. Как бы там ни было, вам-то уже лучше? Я слышала, вы скверно себя чувствовали.

Мэгги помогала отцу Рэмшоу снимать пальто, а он тем временем шутил:

– Знаешь, кто придумал словечко „симулировать"? Я! Тебе скажут, что оно существует испокон веку, но ты не верь. Я поднял их всех на ноги, все бегали и суетились целых две недели, а сам я смотрел на все это и наслаждался каждой минутой.

Тут священник громогласно закашлялся, и Мэгги кивнула.

– Да уж, да уж, могу вам поверить. Слыша этот кашель, я уже не сомневаюсь в ваших словах. – Она рассмеялась, взяла его пальто и повесила на спинку стула. – Еще больше я верю в то, что вы очень странный человек, святой отец.

– Да, Мэгги, я такой. И если кто-нибудь будет спорить, я назову его лгуном. Нет никого страннее меня. „Странный парень" – вот еще одно словечко, появившееся с моим рождением. Так, а где же все?

– Кто где, святой отец.

– Надеюсь, я найду их. – Отец Рэмшоу уже было пошел, но обернувшись, спросил: – Мэгги, можешь уделить мне еще минутку? – Мэгги вопросительно посмотрела на него и подошла поближе. – Пост почти закончился, и мы должны сделать какой-нибудь подарок Господу, совершить что-нибудь дорогое нашему сердцу. И знаешь, Мэгги, о чем я всегда мечтал? Обратить кого-нибудь в свою веру. Мне никогда не удавалось никого обратить в мою веру за все годы службы. Не хочешь ли ты доставить удовольствие старику? Перешагнуть через свои принципы?

Мэгги оттолкнула его и расхохоталась:

– Да ну вас, святой отец. Если бы кому-нибудь и удалось заманить меня в свою веру, то это, конечно, были бы вы. Но ни вы, ни все сокровища мира не заставят меня сделать это.

– Ты суровая женщина, Мэгги. Я всегда знал, что ты суровая женщина, – проговорил священник, улыбкой смягчая свои слова. Затем, понизив голос, он наклонился к ней: – Когда приготовишь бутылку, принеси немного горячей воды и сахара, хорошо?

Мэгги захихикала:

– Так точно, странный парень. Именно – горячая вода и сахар.

Смеясь, священник отвернулся от Мэгги и заметил Аннетту, проходящую по коридору. Она приветствовала его:

– Здравствуйте, святой отец. Вы уже встали?

– Нет, наверное, это я гуляю во сне, одетый. Как ты, моя дорогая? – Он положил ей руку на плечо. – Последнее, что я слышал, – это то, что тебе на время прописали постельный режим.

– Да, но я чувствую себя отлично.

– Уверена в этом?

– Почти уверена.

– Точно?

– Стопудово, святой отец!

– А ты не преувеличиваешь?

– Нет, вовсе нет. Просто… – Аннетта улыбнулась, – я не привыкла к таким вещам.

Она положила руку на свой большой живот, и отец Рэмшоу сказал уже серьезно:

– Нет, дитя, я бы на твоем месте был осторожнее. Критическое время. Слушайся рекомендаций врача. Я на днях разговаривал с ним, когда он пытался выяснить, что не в порядке с моим здоровьем. Ведь так и не выяснил, а сказал только: „Вставай немедленно, и больше я к тебе не приду". Так вот, потом он пожаловался мне, что ты очень устаешь. И это неудивительно. А значит, – голос его снова стал серьезным, – будь осторожна. Ты же знаешь, как Дон хочет увидеть своего ребенка.

Он не добавил, что это, может быть, единственное, из-за чего Дон еще держится. Но Аннетта все равно ответила:

– Да, я знаю, святой отец.

– А знаешь ли ты, что его могут опять положить в больницу?

– И это я знаю, святой отец.

– Ну вот, мы все реально смотрим на вещи. – Священник повысил голос: – Где же глава семьи?

– Когда я в последний раз его видела, он шел в свой кабинет.

– Ну что ж, пойду найду его, а потом поговорю с Доном.

– Он будет рад, святой отец. Он скучал без вас эти недели.

– Приятно слышать. Приятно, когда по тебе скучают. Знаешь, что я тебе скажу? Есть один человек, который не скучал по мне. Наконец-то он дорвался до кафедры проповедника. Догадываешься, кто это?

– Догадываюсь, догадываюсь, святой отец. В церкви в последнее воскресенье было очень жарко.

Священник залился смехом:

– Хорошая шутка. Он что, поставил столько печей, что все там раскалилось? Дай мне вернуться, и все остынет, даю тебе слово.