– Что вы хотите сказать мистеру Ричардсону? Сестра Прингл посмотрела на Уинифред и спокойно ответила:

– Хочу доложить о моем больном.

– Вы можете передать мне, и я сама с ним поговорю.

– Извините, миссис Кулсон, но это входит в мои обязанности. Я подчиняюсь распоряжениям мистера Ричардсона.

– Да вы просто нахалка!

– Мне очень жаль, если вы так думаете. Может, у вас есть какие-нибудь жалобы…

– Сестра! – Аннетта стояла по другую сторону кровати и расставляла цветы на столике около окна, но ей пришлось оторваться от своего занятия. – Делайте, что считаете нужным. И я ни в коей мере не считаю вас нахалкой. Мой муж очень благодарен вам за внимание. Правда, Дон?

Нижняя губа Дона задергалась, и он пробормотал:

– Да, да, я очень благодарен… А… а ты должна простить маму. Она не знает заведенного порядка. – Дон выдавил из себя слабую улыбку. – Ей не приходилось застревать в больнице на долгие недели.

Сиделка вышла, оставив всех троих в атмосфере полной враждебности.

– Надо что-то делать. Я больше не хозяйка в собственном доме! – возмущалась Уинифред. Слова ее подкреплялись урчанием в животе.

– Мама! Ради Бога, прекрати это! Если ты опять начнешь, я попрошу, чтобы меня положили обратно в больницу. Нет, не в больницу. – Дон тряс головой так же, как Стивен, когда у того начиналась истерика. – Нет, мы переедем в коттедж. Так мы и сделаем. – Он вытянул руку и, чуть не плача, обнял Аннетту. – Я не могу выносить эти споры и пререкания. Мы наймем сиделку и на день, и на ночь, и еще подручного вроде Джона. Точно! – он повысил голос. – Мужчину-сиделку. Именно мужчину.

– Извини! Пожалуйста, не нервничай. Такого… такого больше не повторится.

Эти слова стоили Уинифред немалого, и оба – Дон и Аннетта – поняли это. Теперь уже Аннетта заговорила в примирительном тоне:

– Пожалуйста, мама, попытайтесь принять жизнь такой, как она есть. Ведь все же может идти гладко. И Дон… Дон хочет вас видеть. Не правда ли, дорогой? – Она посмотрела на мужа и, когда он кивнул, продолжила: – Вот увидите, стоит вам только постараться…

Выражение лица Уинифред сделало бессмысленными все дальнейшие слова. Аннетта только проследила взглядом, как та развернулась и поспешно вышла из комнаты.

– Это не поможет, Аннетта. Не поможет.

– Нет, поможет, дорогой. Она пойдет нам навстречу. Просто это займет некоторое время. В каком-то смысле я даже понимаю, что она чувствует. Я украла тебя у нее. Если бы кто-нибудь попытался забрать тебя от меня, я чувствовала бы то же самое.

– Никогда!

Конечно, Дон был прав. Она никогда не смогла бы чувствовать то же, что и эта женщина. В ней было что-то такое… Аннетта не могла подобрать нужного слова и просто сказала:

– Ты не должен волноваться. Это главное. Ведь в любой день мы готовы переехать в коттедж, ты прав. В любой день, дорогой. Ты же знаешь, что я с самого начала хотела отвезти тебя прямо туда.

– Жалко, что ты не настояла тогда на своем, дорогая. Очень жалко.

Она тоже жалела об этом… Но пока они находились здесь, хоть и ненадолго. И Аннетта знала, что сцена, которая только что произошла, была лишь комариным укусом по сравнению с тем, что им еще предстояло пережить.

И это случилось в тот же вечер, ровно в половине десятого.


Мысли Уинифред смешались. Вот и еще один человек в доме настроен против нее – сиделка.

Теперь только слуги разговаривали с ней вежливо, да и то лишь потому, что им платили за эту вежливость. Даже Джо целиком встал на сторону этой девицы. А почему бы ему, собственно, не поддержать ее?

Уинифред ощутила голод. Прошло уже три часа с тех пор, как она последний раз ела. Уже пора.

Она направилась вниз. В доме было очень тихо. Только в подвале, пронизывая тишину, шумел паровой котел. Кухня оказалась пуста. Мэгги, конечно, в своей комнате. И Лили обычно в это время уже у себя, ведь ее рабочий день заканчивается в восемь. Пэгги Дэниш, должно быть, тоже еще не легла. Она, наверное, наверху, занимается со Стивеном и, уж конечно, ждет, что и Джо вот-вот поднимется туда же. Придется последить за этой девушкой, слишком уж она дерзко себя ведет.

Уинифред подошла к холодильнику. Из того, что можно было съесть немедленно, нашелся только пирог с телятиной, купленный в магазине, да еще немного сыра.

Уинифред колебалась, стоит ли есть этот сыр. После сыра ей всегда было трудно заснуть. Поэтому она отрезала себе кусок пирога и положила на тарелку. В задумчивости она постояла минутку с тарелкой в руках. Очень уж она всегда не любила есть на кухне. Она было направилась в столовую, но передумала. На улице светила луна. В такую погоду хорошо посидеть на веранде. Там она и поест. А затем на секунду заглянет к больному.

Веранда была залита нежным лунным светом. Уинифред опустилась в кресло и, чавкая, принялась за пирог. Доев, она облизала кончики пальцев и аккуратно вытерла их платком. Затем просто посидела, размышляя о чем-то своем, выглянула в сад. Все было покрыто таким слоем инея, что казалось, выпал снег.

Уинифред редко мерзла, но сейчас ей стало холодно, она дрожала. Кутаясь в халат, она встала и направилась к двери, но, дойдя до нее, остановилась и посмотрела в сторону комнаты Аннетты. Почему бы ей не пойти этим путем? Удивить их, разузнать, что они собираются делать… По крайней мере, что эта Аннетта собирается делать, ведь она не упустит случая лечь с ним на ночь. Вот почему невестка была против ночной сиделки. И это в то время, когда Дон в таком состоянии… Отвратительно!

Уинифред быстро подошла к другой двери, бесшумно открыла ее. Остановилась на пороге. В комнате было темно, лишь из-под двери в спальню виднелась узкая полоска света. На пути не было никаких препятствий, диван стоял в стороне. Уинифред на ощупь двинулась к этой полоске света и, нащупав ручку двери, распахнула ее. При виде открывшейся ей картины она остолбенела.

Она увидела эту девушку… женщину… потаскуху… Та лежала на кровати совершенно голая! А рядом с ней – ее сын, и рука его гладила ее живот!

Услышав звук открываемой двери, Аннетта вскочила и схватила халат. Но тут же раздался крик Дона:

– Не надо! Не надо! Оставайся на месте!

Аннетта с халатом в руке на мгновение замерла.

Уинифред не верила своим глазам. „Этого не может быть! Этого не может быть!" – кричал ее разум. Авария случилась на спуске дороги, невероятно, чтобы они… Размышления ее были прерваны новой, еще более страшной мыслью, которая словно вырвалась из потаенных глубин ее сознания, пронзая мозг и рассылая свои сигналы по всем возможным направлениям. Она могла сформулировать эту мысль, но поверить в нее не могла. Тут она заверещала:

– Ты, грязная шлюха! Грязная тварь! Ты беременна и хочешь свалить это на моего сына! Какая низость…

– Прекрати! – Дон уперся локтями в кровать, плечи его приподнялись. – Заткнись!

Уинифред шагнула к кровати и закричала в ответ:

– Никогда! Никогда! Я тебя знаю! Я ведь твоя мать, помнишь это? Ты был таким хорошим, чистым, непорочным…

– Непорочным? Черта с два!

– Дон, Дон, ложись. Я все улажу.

Аннетта уже натянула халат, но Дон не обратил на ее слова никакого внимания и, подтягиваясь повыше на кровати, заорал на мать так же громко:

– Слушай, ты! Хоть раз же меня послушай! Этот ребенок наш… мой. Мы были вместе год, целый год. И знаешь, что я имею в виду, – „были вместе"? А то, что мы занимались этим прямо у тебя под носом. Да, да, занимались этим. Ты не ожидала? Ее мать всегда относилась к ней, как к весталке, и ты все время пыталась завернуть меня в пеленки. А мы целый год были вместе. И когда это произошло, – Дон дернул головой, – это не было ошибкой. Я хотел этого – я хотел взрыва!

Слышишь, взрыва, который вышвырнет тебя прочь из моей жизни!

– Дон, Дон! Хватит! Ложись.

– Я уже достаточно долго лежал. Я хочу сказать и скажу. Это был чудесный год, время, которое я называю годом девственников.

Рассудок Уинифред отказывался видеть в этом мужчине, лежащем на кровати, своего любимого сына. Этот говорил вульгарные, грязные слова, прямо как ее муж, а тот ведь совсем не был похож на ее мужа. Но одно было совершенно ясно: эта тварь настолько очаровала его, что, видимо, он просто хотел спасти ее доброе имя.

– Я не верю ни единому твоему слову! – снова закричала Уинифред. – Меня не проведешь. Ты просто прикрываешь ее.

Где-то вдалеке хлопнула дверь. Это, должно быть, дверь в дальнем конце коридора, та, что вела в коттедж. Да, точно. Джо.

Уинифред завопила:

– Это был он, не правда ли? Это был Джо! Он всегда хотел тебя, и он всюду возил тебя. И даже когда вы уже должны были обручиться, он продолжал возить тебя. Это был Джо, скажи мне, девочка? Скажи мне правду. Но ты ведь все лжешь. Ты грязная, мерзкая шлюха. Ты…

Дверь открылась. На пороге стоял Джо. Однако его появление не остановило поток брани, а просто направило его в иное русло. Теперь Уинифред орала уже на него:

– Устроил так, чтобы мой сын прикрывал твои грязные делишки?

Лицо Джо перекосилось. Вид у него был озадаченный.

– Что это значит? – спросил он у Дона.

Уинифред не дала Дону ответить:

– Не спрашивай, что это значит. Лучше посмотри на ее живот. Хотя, конечно, ты и так все прекрасно знаешь. Сам незаконнорожденный, и еще одного ублюдка породил!

– О Боже! – Дон судорожно вздохнул и откинулся на подушки. Слова невнятно вырывались у него изо рта: – Она сумасшедшая… совершенно сумасшедшая. Она… она всегда была… Уведи ее отсюда, Джо… Уведи ее…

Джо не сдвинулся с места. Он лишь пристально смотрел на свою приемную мать, от всего сердца желая, чтобы то, что она говорила, было правдой. Наконец сквозь сжатые зубы он сказал ей:

– Когда-то ты была рада и незаконнорожденному ребенку. И знаешь, чтобы оказаться ублюдком, вовсе не обязательно быть незаконнорожденным. Подумай об этом. А сейчас пойдем, я отведу тебя спать.