Роберта Джеллис - Гобелены грез

— И это доставляет мне большое удовольствие, — ответил Хью, целуя ее еще раз, потом нежно отстранился от нее и оправил ей юбку.

Одрис вздохнула, — ей нравилось чувствовать близость его тела, даже тогда, когда страсть угасала, но она не задерживала Хью. Она знала, что поступили они безрассудно, и было бы опасно потворствовать себе самой, поэтому, пока Хью приводил в порядок свою одежду, она села, прислонившись к спинке скамейки. Хью кивнул ей, положил доспехи на самый край скамейки, усадил ее на другой конец, а сам сел рядом.

— Я никогда не пойму, почему ты выбрала меня, — продолжал он полусерьезно и полушутя. — Все произошло по воле Божьей и твоей. Знаешь, я так сильно нетерпелив, потому что очень хочу завоевать владения. Ты подумала, как я тебя просил, сможешь ли уехать из этой страны, Одрис?

— Я отвечаю, что об этом не требуется думать, — тихо сказала она, положив свою руку на его. — Я была бы согласна жить везде, где бы мы могли быть вместе, но не думай ехать в Нормандию — об этом не стоит и спрашивать.

Хью сердито свел брови:

— Почему? Если я готов оставить Джернейв, то чем может быть недоволен твой дядя?

Одрис обхватила руками его лицо, поцеловала его в нос и рассмеялась:

— Если бы он видел твой сердитый взгляд, он, возможно, испугался бы, что ты убьешь меня сразу же, как только я ослушаюсь тебя. — Она снова засмеялась, а Хью возмущенно вздохнул, и, не дав ему заговорить, она продолжала: — Нет, дорогой, это не относится к моему дяде. Я думала, что, возможно, ты слышал известия из Нормандии. Там нечего завоевывать.

— Я ничего об этом не слышал, — сказал Хью. — Я послал записку в Йорк, чтобы Тарстена не вызывали ни по какому делу, даже, если сгорит собор, и мой гонец, должно быть, вытряхнул мозги из секретаря Тарстена, который потом не присылал никаких известий. Я отрезан от всего и мне ничего неизвестно. Разве король умер?

— Нет, но его обвиняют в заговоре с целью убить или захватить Роберта Глостера, заманив того в засаду, и это привело в ярость нормандских баронов, хотя у этой истории есть и обратная сторона…

— Подожди, — перебил ее Хью. — расскажи все сначала. От кого ты это узнала?

— От Бруно. Ты помнишь, что он служит у короля.

Хью посмотрел на нее:

— Конечно, помню. Разве я тебе не говорил, что Стефан предлагал мне службу?

— Вероятно, ты не принял предложение, — сказала Одрис, нахмурившись, — потому что король или не так благороден, как должен быть, или — я не знаю, что хуже — не так уж решителен. Бруно, который так предан, что не видит недостатков, оправдывает Стефана во всем, но с какой бы стороны я ни посмотрела на эту историю — везде я могу найти, в чем обвинить короля.

— Если бы ты рассказала мне, что случилось, — настаивал Хью с долей нетерпения в голосе, — возможно, я смог бы и сам сделать вывод.

Услышав громкий мужской смех оба — и Одрис и Хью — удивленно встали и повернулись туда, где тропинка огибая слева клумбу с розами, переходила в травяной газон. Душа Хью ушла в пятки. Сэр Оливер пристально смотрел на них, все еще наполовину скрытый кустами роз. Как долго он там находился?

В следующий момент Хью понял, что только он виноват в том, что дядя Одрис что-то заподозрил. Казалось, что он остановился, лишь услышав последнее замечание его племянницы и ответ Хью, так как он шел навстречу, улыбаясь и тепло его приветствуя.

— Мой слуга спустился в поле и сказал, что ты прискакал, сэр Хью. И мне захотелось поблагодарить тебя за то, что ты сообщал нам новости о переговорах с шотландцами.

Его страхи и наихудшие предположения улеглись из-за теплых слов и дружеского приема. Хью еще находился под впечатлением встречи с дядей Одрис, и он не мог произнести ни слова и только кивнул в ответ, мысленно и искренне благодаря Деву Марию за то, что она проявила свою снисходительность и доброту к ним, глупым, и укрыла их, остановив сэра Оливера и не позволив ему появиться несколькими минутами раньше.

— Ты останешься на несколько дней? — продолжал сэр Оливер и добавил, сухо улыбаясь. — Я обещаю, что не оставлю тебя снова во власти Одрис. Она хорошая девушка, но поговорить с ней — можно с ума сойти.

— Я должен завтра возвратиться в аббатство Джерроу, — ответил Хью. К счастью, он все еще не пришел в себя, с трудом избежав опасности, и поэтому не был столь решителен, чтобы защитить Одрис от сухих насмешек сэра Оливера.

— Я не такая уж плохая, как ты меня представляешь, — вскрикнула Одрис, смеясь и одновременно жеманно надувая губы.

— Я еще никогда не имел возможности выслушать хоть одну складную историю от тебя, — проворчал сэр Оливер. — Если сэру Хью удается, то мне бы хотелось знать, как это у него получается.

— Он слушает более внимательно, — сказала, нахохлившись, Одрис. Ее глаза зло сверкали.

— Что Вы подразумеваете под складной историей? — быстро спросил Хью. Он был напуган выражением лица Одрис и ее замечанием, которое, как он понял, намекало на их отношения.

Слушая, что он говорит, Одрис поднялась со скамейки и села на траву, уступив место дяде. Он кивнул ей и сел. Одрис небрежно прислонилась плечом к ногам Хью, делая вид, что так ей удобнее смотреть на сэра Оливера и слушать, как он отвечает на вопрос Хью. Хью нервно напрягся, чувствуя ее прикосновение, и одновременно его одолевало сильное желание «задушить» ее за озорство.

— Одрис, ты заставляешь сэра Хью чувствовать себя неловко, — возразил сэр Оливер, отстраняя ее.

— Нет, нет, — заверил его Хью. — Она легкая. Если Вы позволите, то я был бы рад оказать услугу демуазель и послужить ей опорой, чтобы ей было удобно. Но что за беда приключилась с Робертом Глостером, о чем пишет Бруно? — поспешно спросил он, чтобы сменить предмет разговора, потому что Одрис радостно хихикнула, и он испугался, догадываясь, что она может дальше сказать.

— Ты знаешь, что король Генрих отдал Кайе в распоряжение Роберта Глостера? — спросил сэр Оливер. Хью кивнул, и сэр Оливер продолжал:

— Бруно думает, что муж Матильды, Жоффрей Анжуйский, выбрал для атаки Мейзидон главным образом потому, что он находится не далее как в трех милях от Кайе: он ожидал, что Глостер откроет перед ним ворота Кайе. Но Жоффрей был разочарован, потому что, как оказалось, Глостер связан клятвой со Стефаном и даже посылал Стефану подкрепления, и король смог вернуть Мейзидон.

— Но это…

— Подожди, — перебил сэр Оливер. — На этом дело не закончилось. К тому времени Стефан довел до конца все, что наметил сделать. Он вынудил короля Франции Людовика признать его герцогом Нормандским и королем Англии. Он также заключил мир со своим братом, который знал, что тоже может претендовать на английскую корону, и так как он старше, то был очень недоволен, что Стефан так быстро принял корону. Намереваясь закончить свое дело, Стефан вызвал в Нормандию своих подданных и собрал огромную армию в Лизье, намереваясь выдворить Жоффрея из Нормандии.

— Именно тогда все и произошло, — сказала Одрис, видя, что лицо Хью загорелось страстью.

Оливер неодобрительно посмотрел на нее, но согласно кивнул. — Бруно сказал, что виной всему были ревность и подозрительность, которые испытывали нормандские бароны к фламандским наемникам Стефана и их предводителю Вильяму Ипрскому.

— Я могу понять это, — заметил Хью.

— Против него были настроены и в Эксетере. Вильям получил не одно владение в качестве награды, а ему и его фламандцам еще и платят за службу. В то же время бароны не только должны служить без денежного вознаграждения, но и оплачивать расходы как свои, так и своих людей.

— Да, — продолжал сэр Оливер, — если люди злы, то для начала ссоры достаточно и мельчайшей капли. А случилось то, что бароны напали на наемников. Бруно говорит, что с обеих сторон были значительные потери, потому что наемники не были разбиты и дрались насмерть. И бароны — то ли потому что поняли, что не правы, то ли боялись, что король не будет на их стороне, но они собрали своих людей и покинули лагерь короля без предупреждения или без разрешения Стефана.

— Это восстание! — воскликнул Хью.

— Можно было бы назвать это восстанием, если бы король был силен и смог разбить повстанцев и извлечь из этого выгоду, забрав их земли, — сухо прокомментировал сэр Оливер. — И это было бы настоящим восстанием, если бы повод не был так ничтожен и постыден. Но насчет повода я сильно сомневаюсь. Бруно говорит, что повод действительно незначителен: что-то вроде бочки вина, отобранной фламандским кавалером у нормандского рыцаря. Рыцарь выхватил оружие и позвал на помощь своих друзей, и вскоре эта стычка превратилась в настоящее сражение. Тогда нормандским баронам пришлось спасаться бегством, потому что они посчитали ниже своего достоинства объясниться и возместить убытки или боялись гнева короля.

Хью пожал плечами.

— Я никогда не видел, чтобы люди нападали друг на друга из-за такой мелкой причины.

— И я тоже, — согласился Оливер, — но Бруно добавляет еще в своем письме, что по слухам, есть другое объяснение этой стычке, и он полагает, что должен рассказать мне об этом, чтобы я не был удивлен, услышав это, или не подумал, что он хотел от меня скрыть. А другая причина случившегося заключается в мелочной злобе. Говорят, пишет Бруно, бароны напали на наемников, чтобы уничтожить засаду, устроенную для убийства Роберта Глостера, когда он приедет в лагерь. И баронам пришлось ретироваться, когда они узнали, что сам король согласился ее устроить, сговорившись с Вильямом Ипрским против Глостера, несмотря на то что Глостер был верен королю и поддержал его против мужа Матильды.

— Если это правда, то это не красит Стефана, — сказал Хью. — Я во многом не был согласен с последним королем, но я не помню, чтобы Генрих когда-нибудь потворствовал убийству.

Сэру Оливеру было известно другое, но Одрис сказала:

— Это болезнь, а не преднамеренное зло. В конце правления Генрих мог отдать любой приказ и был уверен, что ему беспрекословно подчинятся, а человек, который не повинуется, будет наказан. Стефан должен многое сделать, чтобы быть таким же. — Потом она покачала головой и прикрыла глаза, вспоминая короля таким, каким она его видела: — Но я думаю, что Стефан не будет таким, как Генрих. Я вижу, что он будет метаться туда-сюда, и последнее…