Что касается Хью, то тот испытывал огромное наслаждение. Он одержал убедительные победы в нескольких вылазках и атаках, оживившие скучные недели осады, и вскоре стало ясно: Хью прирожденный воин. Сэр Вальтер получал удовольствие от посланий своего старшего вассала, в которых рассказывалось об успехах Хью то тут, то там, и от души хохотал над тем, как сам его питомец описывал свои деяния в более небрежной форме и зачастую в игривом тоне. Но в остальных выдержках из длинных и подробных писем Хью не было ничего забавного. Они касались событий, о которых Бруно писал сэру Оливеру, но при этом чаще употреблял более мрачные выражения. Хью, которому чувства преданности и благодарности Стефану не закрывали глаза на все происходящее, видел в недружелюбии Роберта Глостера и его приверженцев скорее политическую опасность, чем оскорбление, нанесенное королю. Поэтому его еще сильнее поразило плохо продуманное милосердие короля.

Реакция сэра Вальтера на эти события была в отличие от реакции Хью не такой однозначной. За время пребывания с королем он понял, что Стефана можно было легко пере убедить. Однако эта черта характера имела не только преимущества, но и недостатки. Взять хотя бы присягу Роберта Глостерского, которая, как пластырь на гноящейся ране ничего не дала королю. У сэра Вальтера и прежде были на этот счет сомнения, но теперь, когда его подозрения подтвердились, он не испытывал бурной радости: раз королю некогда было следить за юго-западными баронами, то ему вообще нечего было совать свой нос на север. Больше всего сэр Вальтер беспокоился, чтобы мятеж не охватил все королевство, надо было стремиться локализовать его в одном месте. Поэтому, когда Стефан преследовал Редверса до острова Уайт, сэр Вальтер разрешил своему отряду сопровождать короля, но, когда те возвратились, не сумев схватить Редверса, он отозвал их домой.

Отметить Рождество и Крещение в Хелмсли собралась вся семья. Это было время общей великой радости, но для Хью — время тяжких испытаний. Для сэра Вальтера ревность его семьи, считал Хью, не была большой неожиданностью, однако он не смог удержаться, чтобы не похвалить своего протеже за превосходящую службу в Эксетере: ведь это он учил Хью воинскому искусству и именно благодаря его доверию Хью так здорово сражался. Естественно, что в результате на несчастного посыпались мелкие шпильки, уколы, угрозы и нотации, стоило только кому-нибудь из членов семьи застать его в одиночестве. Поэтому Хью чуть не плакал, когда сэр Вальтер решил откупиться налогом и не посылать свой отряд с королем в Нормандию.

— Но мне бы хотелось отправиться, — говорил он, стараясь сдержать нотки отчаяния в голосе, — не понимаю, почему вы должны платить…

— Надеюсь, не придется. Я считаю, ты понадобишься здесь, — ответил сэр Вальтер. — Мои друзья при шотландском дворе сообщили: ходят слухи, будто король Дэвид лишь выжидает, пока корабли унесут Стефана подальше, после чего шотландцы соберут людей на войну. Похоже, тебе с лихвой хватит дела и здесь.

Хью отвлекся от своих переживаний. Война была увлекательным занятием, но только, когда велась на чужой территории. Ему не хотелось бы увидеть йоменов своего хозяина убитыми или разоренными, а их хозяйства сожженными и разворованными.

— Надо ли ждать, пока капля переполнит чашу? — спросил Хью.

— Не думаешь ли ты, что я нарушу перемирие с королем Дэвидом? — возразил сэр Вальтер.

— Нет, милорд, — ответил Хью, — но вы могли бы послать предупреждение другим баронам, чтобы те не сокращали численности своих отрядов, а наоборот, увеличивали их…

— Это я уже сделал, — сказал сэр Вальтер и погрозил ему пальцем. — Яйца курицу не учат.

Хью засмеялся.

— Похоже я таков только благодаря вашим урокам. Но вы не дали мне договорить, милорд. Я хотел добавить вот что: королю Дэвиду надо дать знать, что мы готовы.

— Если у меня есть друзья при его дворе, то неужели ты считаешь будто у него на севере нет осведомителей?

— Конечно, есть, — согласился Хью, — но одно дело узнавать урывками, что делается, например, при дворе, и совсем другое — собирать сведения на местах. Дэвид определенно слышал, что королю Стефану требуются воины, и некоторые северные бароны предпочтут не платить налога, а пошлют к нему своих людей. Он также будет предупрежден о подготовке к отражению его нашествия, но догадается ли о спланированном повсеместном отпоре. Если его предварительно уведомить о том, что север будет объединяться для создания войска…

— Клянусь душой, это идея! — воскликнул сэр Вальтер. — Но поверит ли он в это?

— Если эти вести он услышит от человека, в чьих словах не сомневается, то поверит, — предположил Хью.

В глубине души он хотел знать: не отправится ли сам сэр Вальтер на переговоры с королем Дэвидом, а если отправится, то не возьмет ли его с собой или, что еще лучше, не пошлет ли его как гонца от своего имени?

Сэр Вальтер долгое время пристально смотрел на него столь понимающим взглядом, что Хью уже исполнился надежды, но затем тот отрицательно покачал головой.

— Я не смогу отправиться сам, — медленно произнес он, — так как должен встретиться с лордами и все объяснить им. Не сомневаюсь в их согласии, но наше взаимопонимание должно быть полным, прежде чем мы пошлем к Дэвиду своего человека. Нецелесообразнее ли мне сейчас заняться объединением лордов, а уже потом ехать в Шотландию. Если войско Дэвида собрано и находится в пути, остановить его уже невозможно.

— Посол от вас… — начал Хью.

— Нет, отправлять посла бесполезно, — сразу же сказал сэр Вальтер. — С ним не захотят ничего обсуждать, более того, он может вызвать у Дэвида подозрение. Не решит ли тот, что мы просто пытаемся таким образом выиграть время? Нет, должен отправиться уважаемый человек, такой, который как посчитает Дэвид, может держать свое слово и заставит держать его других. Тут нужен человек способный не терять самообладания… гм-м-м.

— Это дело мира, а не войны, — сказал Хью. — Не могли бы вы обратиться за помощью к архиепископу? Может быть, он отправит одного из своих епископов?

Сэр Вальтер кивнул.

— Ты абсолютно прав, Хью, именно об этом я и думал. Поезжай к Тарстену и объясни ему наши опасения. Я отправлю послания к шерифам и кое-кому еще, чтобы узнать их мнения.

Хью испытывал двойной восторг. Ему представилась возможность не только убраться из Хелмсли, где, как он чувствовал, за ним шпионят даже после отъезда родственников сэра Вальтера, но также увидеть Тарстена. Хью давно не посещал его высокопреосвященство — он не был у него с тех пор, как уехал в Уорк в прошлом году, да и до того в его посещениях был трехлетний перерыв. По мере того как сэр Вальтер возлагал на него все больше ответственности по службе, у Хью оставалось все меньше времени, хотя свободы и прибавлялось. Все труднее становилось ему согласовывать свой визит с теми моментами, когда Тарстен не был занят. Время единения бесследно прошло, однако разлука не отдалила их друг от друга: они реже виделись, но чаще переписывались.

Когда в предыдущем году сэр Вальтер уехал на юг, получив известие о прибытии в Англию Стефана, собирающегося заявить о своих правах на корону, Хью обнаружил, что ему совсем нечего делать. Поэтому по дороге в Уорк для сбора там налогов он остановился в Йорке навестить архиепископа Тарстена. В глубине души он намеревался получить у того совет по поводу все возрастающих трений с семьей сэра Вальтера, но, когда он увидел и обнял старика, все мысли о собственных заботах вылетели у него из головы. Держа в объятиях хрупкое тело Тарстена, он внезапно осознал, насколько состарился и одряхлел архиепископ. И Хью не захотел добавлять к заботам Тарстена свои. Собственная неустроенность показалась лишь мелким затруднением по сравнению с возлагаемыми на архиепископа обязанностями.

Озабоченный физической слабостью старика, стараясь скрыть истинную цель своего визита, Хью не заметил, что в глазах Тарстена как всегда светился живой огонек. Архиепископ забросал Хью пытливыми вопросами, ответы на которые потребовали от него определенной изворотливости, в противном случае он мог потревожить Тарстена. Однако это было лишним: архиепископ был достаточно обо всем наслышан и понял, что причины тревоги Хью — не его душевные раны. Безоговорочно уповая на то, что мирские трудности могут обеспокоить его любимое дитя, но не навредить ему всерьез, Тарстен воздержался от дальнейших расспросов.

И все же Хью со страхом осознал, что долго скрывать свои тревоги он не сможет. Ведь теперь к его неустроенности прибавилось еще стремление к Одрис. Было бы легче не беспокоить Тарстена, оставаясь вдали от него и посылая вполне веселые письма. Но существовала еще одна причина почему их разлука вызывала беспокойство: Хью вскоре не без изумления стал сознавать, что его личное присутствие оказывает благотворное влияние на опекуна. Может быть, заверения Тарстена в ответ на вопросы Хью о его здоровье были вызваны тем же нежеланием потревожить другого, как и веселые письма?

Итак, Хью был вне себя от радости из-за новой возможности посетить Тарстена, предоставленной сэром Вальтером, и имея гораздо более важные новости. Он был уверен, что обсуждение вопроса о возможном вторжении шотландцев, в решении которого он был по-настоящему заинтересован, скроет личные трудности и позволит ему провести некоторое время с опекуном, обращавшимся с ним по-отцовски нежно в младенческом возрасте, и который, как он сильно опасался, может вскоре умереть. В точности уяснив для себя все пожелания сэра Вальтера, Хью написал письмо Тарстену, где четко указал, что просьба уделить ему время — чисто деловая, хотя и доставит искреннюю радость. Также постарался не очень вдаваться в подробности своей жизни. Ответ не замедлил себя ждать, в нем говорилось, что Хью может приезжать сейчас же, до подготовки к празднованию Пасхи, которая поглотит все внимание и время Тарстена.

Вспоминая посты и покаяния, неизменно навязываемые ему Тарстеном перед этим наиболее радостным из церковных праздников, Хью отправился в путь в тот же полдень. Он ужасался, что Тарстен, как всегда слабый, мог скончаться до его приезда, и когда его проводили в резиденцию архиепископа, то бросился на колени, страстно целуя руки опекуна, это заставило старика высвободить их. Обняв ладонями лицо Хью, он повернул его к себе.