Нина Филипповна улыбнулась, бросила короткий взгляд на дверь кабинета, быстро оценила ситуацию, взяла Шелаева под руку и ровно произнесла:

– Клим, пожалуйста, проводи меня к мужу. И расскажи, как поживаешь, я не видела тебя дней десять. Или больше?

Если бы Эдита Павловна вышла из кабинета в эту секунду, то лечить, наверное, потом пришлось бы всех… Но бабушка появилась спустя пять минут, когда уже простыл след и ее злейшего и одновременно любимого врага, и «беглой, непокорной» дочери.

– Ты почему такая бледная? – сухо спросила Эдита Павловна, внимательно посмотрев на меня.

– Волновалась за вас, – соврала я, не моргнув глазом. – Все в порядке?

– Да, но теперь нужно идти в триста восемнадцатый кабинет. Не удивлюсь, если окажется, что Бриль специально гоняет меня по этажам. – Бабушка негодующе фыркнула, однако по тону голоса я поняла, что она вовсе так не считает.

Поднимаясь на третий этаж, я думала о Шелаеве и пыталась объяснить необъяснимое. Мне очень хотелось знать, случайно он оказался сегодня в клинике Бриля или нет. С одной стороны, слово «случайно» не может существовать рядом с Климом, с другой – в жизни бывают всякие совпадения… Мог ли Шелаев приехать специально ради встречи со мной (ну, чтобы выбить меня из колеи в очередной раз)? «Достаточно. Сколько можно о нем думать?» Но передо мной постоянно маячил образ Клима, и отмахнуться, превратить его в черные клубы дыма не получалось. Пожалуй, я должна была признать, что уже давно так не нервничала. Приблизительно три месяца… «Здравствуй, Анастасия. Здравствуй, душа моя».

Я не успела хорошенько разозлиться. Выйдя из лифта, Эдита Павловна резко остановилась, что нарушило плавность нашей торжественной процессии и через секунду повергло меня в холодный шок.

Около окна стояла Нина Филипповна, сосредоточенно изучая какую-то бумагу, пестрящую мелким текстом. Чтение явно увлекало тетю, но она все же заметила нас, опустила листок и выпрямилась, точно желала сказать: «Да, это я, и я по-прежнему счастлива».

Вот они и встретились…

Не увидев поблизости Шелаева, я вздохнула с облегчением и замерла, гадая, что будет дальше.

Эдита Павловна могла кивнуть, поздороваться, подойти, сделать хотя бы знак Нине Филипповне, но, увы, приподняв голову, она важно продолжила путь, показывая тем самым, что прощать свою дочь не намерена. Или что той для прощения нужно сделать очень много первых шагов, и, вероятно, тогда…

Я поймала взгляд Нины Филипповны и увидела, как ее рука плавно легла на живот, точно защищала малыша от любого огорчения. «Ничего, ничего…» – будто говорила моя тетя, оставаясь внешне спокойной.

* * *

С Тимом мы договорились встретиться в семь, но я специально приехала к метро на полчаса раньше и спряталась за рекламный щит. Ноябрь вступал в свои права, к вечеру значительно похолодало, и непреодолимо хотелось промерзнуть до костей…

Я намеренно не стала одеваться тепло, давая возможность ветру и холоду почти беспрепятственно добраться до моего тощего тела и сжать его в ледяных тисках. Казалось, только так я смогу перечеркнуть мучительное волнение в душе. Каким же счастьем потом будет забраться в теплую машину и утонуть в объятиях Тима! Почувствовать себя уютно и легко, позабыть собственную фамилию Ланье, распрощаться с вечной мерзлотой и расслабленно улыбнуться. Мне наконец-то станет хорошо и не придется ни с кем воевать…

Я прочла все объявления, наклеенные поверх афиши, прогулялась до маленького продуктового магазинчика, позвонила Симке и рассказала о Шелаеве, а затем вернулась к метро.

Что будет дальше?

Чего мне ждать и к чему готовиться?

«Вряд ли он опять пропадет на долгое время, ты же сама говорила, что Клим никогда не повторяется. И я уверена на двести процентов: тебя в покое Шелаев не оставит. Ты… ну-у-у… Ты – это ты! – весело сообщила Симка и добавила: – Мужайся».

Я и мужалась. Практически из последних сил. И думала о портрете своей мамы, находящемся в руках Шелаева… Украсть бы как-нибудь… Стащить под покровом ночи или нагло днем… Пожалуй, в возвращении Клима есть один большой плюс: у меня появляется шанс (весьма бледный и худосочный) заполучить портрет. Да. Точно. Непременно. Во что бы то ни стало!

«Я не просто соскучился, я почти уже умер без тебя. Кто бы знал, как я устал смотреть на тебя издалека…»

– Рассказывайте о своих скучаниях Лизе Акимовой, – едко усмехнулась я, – она обязательно вам поверит.

Холод наконец-то добрался до костей, и я испытала короткий приступ радости. Поправив на плече ремешок сумки, скрестив руки на груди, я улыбнулась – сейчас приедет Тим, и мы опять своруем у судьбы несколько часов… любви. И пусть Эдита Павловна строит свои многоуровневые планы, и пусть надо мной кружат вороны, и пусть впереди сплошная неизвестность! Собственно, мне не привыкать, последние годы моя жизнь выглядит именно так. И я знаю, как важно, когда рядом есть близкий человек, перед которым не нужно притворяться, который принимает тебя такой, какая ты есть. С отмороженным носом и с гремящими ребрами!

Сдержав очередную улыбку, я отругала себя за то, что не надела свитер, и принялась пританцовывать на месте. Этот бодрый ритуальный танец можно было смело посвятить Климу Шелаеву и всем его помощникам-чертям.

– Замерзла? – спросил Тим, когда я юркнула в машину Коры.

– Совсем чуть-чуть.

– Пожалуй, я теперь буду проверять, в чем ты выходишь из дома. У тебя же есть теплая куртка.

Забота Тима приятной щекоткой отозвалась в груди, я виновато заерзала в кресле, выдала глубокомысленное «э-э» и вновь расплылась в улыбке.

– У меня нет слов, чтобы объяснить тебе, как я счастлива!

– Ты сейчас умело ушла от моего праведного гнева, – Тим тоже улыбнулся, притянул меня к себе и поцеловал. Мир начал стремительно уменьшаться, пока не свернулся до размеров машины Коры. Мир с этой секунды принадлежал только нам… – Куда поедем, замороженная принцесса? – спросил Тим, убирая с моего лица прядь волос.

– Все равно. Абсолютно все равно. Но я не хочу в кино и кафе. Может, просто покатаемся по улицам, а потом где-нибудь притормозим и поболтаем?

– Слушаюсь и повинуюсь.

Но кататься по городу мы быстро передумали, уже около парка я попросила остановиться, и Тим притормозил возле высокой кованой ограды и утопающих в свете фонаря деревьев. Он сбегал в кофейню, принес два больших стаканчика с кофе и два золотистых круассана, накормил меня, напоил, сказал тысячу ласковых слов, а потом опять отправился в кофейню и принес мороженое (я уже согрелась и, как капризная принцесса, попросила чего-нибудь ванильного и клубничного). Мы устроились на заднем сиденье и разговаривали о всякой ерунде, без сомнения, это было одно из лучших наших свиданий. Впрочем, я так думала после каждой встречи.

– Невозможно скучаю по тебе. Всегда, – сказал Тим и поцеловал меня в висок.

Он обнимал меня, гладил по плечу, то прижимал, то отпускал… Вот оно – счастье! Рядом.

– Ты бессовестно украл мои слова.

– Вообще-то хорошо, что под ветровку ты надела только футболку, так добраться до тебя гораздо проще. – Его рука забралась под мою футболку, и я засмеялась, прижимаясь к нему еще теснее.

Коснувшись щеки Тима, я мысленно попросила судьбу дать нам побольше времени, чтобы накопить сил и чувств, а уж потом… Да, мы остро нуждались во времени, в мире, сжатом лишь до «ты и я», и во многом-многом другом. Большом и светлом. Тихом и нежном. Уверенном и постоянном. Да!

Мои щеки порозовели, и я закрыла глаза, вспоминая наши редкие часы близости – все подряд. В жизни всегда есть место чему-то прекрасному и волшебному, даже если кругом натянуты красные ленты «запрещено, запрещено, запрещено…», даже если над головой висит огромная лупа, следящая за каждым движением и взглядом, даже если «нельзя» в миллион раз больше, чем «можно»…

– Я приду к тебе ночью, – уткнувшись мне в шею, сказал Тим.

– Нет! – воскликнула я, немедленно возвращаясь с небес на землю. – Мы же договаривались…

– Обещаю быть самым осторожным привидением на свете и не обращать внимания на твои трясущиеся заячьи уши. На самые лучшие заячьи уши на свете.

– Очень смешно, – нарочно фыркнула я и надулась.

– Тогда приходи ты ко мне в гости. – Тим улыбнулся и добавил: – Почитаем книги, посмотрим телевизор, обсудим последние политические события… Если хочешь, польем цветы на подоконнике. Я еще успею их купить и расставить.

Через секунду мы уже смеялись вдвоем. Я вовсе не собиралась трусить, искренне желая подняться по ступенькам на третий этаж и открыть дверь комнаты Тима… Но мне так нравилось, когда он звал меня, шутил, делал все, чтобы я успокоилась и расслабилась, и я с удовольствием тянула время до своего непременного «да».

– Ладно. Завтра, – решительно пообещала я, когда мы перестали хохотать.

Глава 4,

в которой случается то, что и должно было когда-то произойти…

Симка смотрела на меня иронично и пытливо. Она, видимо, уже устала задавать вопросы и теперь с удовольствием наблюдала за моим смятением. С одной стороны, я бы еще поговорила о Тиме, с другой – душа требовала томительной тишины и нескольких протяжных вздохов.

– Я бы тоже хотела влюбиться, – наконец сказала Симка. – Но, думаю, серьезного чувства в моей жизни не будет. Я слишком разборчивая и независимая.

– Будет, никуда ты не денешься, – весело пообещала я.

Мы опять застряли около библиотеки, но на этот раз не из-за книг – просто за выходные соскучились по болтовне и теперь наверстывали упущенное. В узких джинсах, широком «мужском» свитере, с зачесанными назад короткими волосами и с легким макияжем Симка выглядела очень стильно, мне казалось, что каждый мужчина, пройдя мимо, должен обязательно обернуться, а затем либо споткнуться, потерять равновесие и грохнуться на пол, либо врезаться в какую-нибудь колонну или дверь.