Оливия не сопротивлялась. От Сэмюэля исходила сила и уверенность, хотелось скорее согреться от жара мускулистого тела, и она жадно отвечала на его страстные поцелуи. Он легко поднял ее на руки, перенес на сухое возвышение, усыпанное мягкой стружкой, и низко склонился под крутым изгибом свода хатки, осыпал поцелуями грудь, живот и зарылся головой между бедер. Оливия ожидала, что он переменит позу и войдет в нее, как прежде, но Сэмюэль раздвинул ей ноги, припал губами к заветному месту и внезапно коснулся языком. Никогда в жизни Оливия не могла себе представить более сладкого удовольствия.

Услышав, как она застонала от удовольствия, Сэмюэль порадовался, что может возместить девушке причиненную им ранее боль, и продолжал любовную игру языком медленно, терпеливо, чутко следя за ее реакцией, а она разводила ноги все шире и шире, выгнув спину и натянувшись, как тетива лука. Наступил момент, когда Оливия с криком приподнялась на ложе, по всему ее телу прошла судорога мучительно блаженного наслаждения. Тогда он вошел в нее, и на этот раз ничто им не мешало, боли не было — только восторг слияния жаждущих друг друга тел. Теперь Оливия уже знала, чего хочет и как доставить удовольствие мужу, они были единым целым.

— Ливи, — прошептал ей на ухо Сэмюэль.

Или это ей почудилось? Почему-то это ласковое обращение больше не казалось неуместным, и позднее, когда Сэмюэль лег рядом, она заснула со счастливой улыбкой на устах.

19

— Черт возьми! Похоже, Буян, мы их настигаем, — размышлял вслух Микайя. Он сидел на корточках возле трупа индейца и обращался к огромному псу, нетерпеливо скулившему, как бы подгоняя хозяина. — Должен тебе сказать, что Искорка точно знает, как нужно поступать с врагами. А теперь пошли дальше, только след не потеряй. — Великан встал и последовал за собакой, тотчас рванувшейся вперед.

Микайя внимательно прочитал следы на опушке и в лесу и заключил, что после побега девушка повстречала полковника и ей, конечно, крупно повезло. Потом, правда, они потеряли лошадь, но зато у них теперь два ружья и больше шансов остаться в живых. Главное сейчас — найти беглецов до того, как на них выйдет Парди с его бандой свирепых воинов.

Внезапно Буян остановился и зарычал, вздыбив шерсть на загривке. Микайя припал к земле за кустом в тот самый момент, когда над головой просвистела пуля. Он пытался определить, откуда стреляли, наблюдая за псом, который делал круги, не издавая ни звука. Через несколько минут послышалось грозное рычание и вслед за тем душераздирающий вопль человека.

Великан бросился в ту сторону, но, когда взбежал на пригорок, услышал жалобный стон собаки, затем последовало гробовое молчание. Неподалеку на траве валялся Буян, возле его головы расплывалось пятно крови. Из-за куста медленно поднимался изрядно помятый краснокожий с томагавком в руке. Микайя вскинул ружье, прицелился, но прежде чем успел нажать на курок, слева раздался выстрел, и великана отбросило к дереву. Он сполз вниз, цепляясь одеждой за шершавую кору, и потерял сознание. Последним, что он увидел, был индеец, который приближался к нему с ножом, чтобы снять скальп.

Краснокожий, сразивший великана в спину, добежал до него раньше своего товарища, пнул поверженного врага в бок, убедился, что тот не дышит, отставил ружье и сам полез за ножом. Он скорее почувствовал, чем услышал надвигающуюся сзади угрозу, резко обернулся, но было поздно, и жуткий предсмертный вопль застыл в его глотке. Другой индеец пустился бежать, напрочь забыв о скальпе, который только что был почти в его руках.

Микайя Джонстон лежал возле дерева, и из раны в спине вместе с кровью медленно вытекала жизнь. Буян, тоже весь в крови, подполз к хозяину и принялся лизать бородатое лицо горячим языком, жалобно повизгивая. Но Микайя не отзывался.


Сэмюэль открыл глаза и услышал, как река просыпается: плещет вода о бревна, журчит быстрое течение, воркуют голуби в плакучих ивах. Он хотел повернуться и тотчас ощутил тепло лежавшей рядом Оливии. На пряди огненно-рыжих волос, упавшей на грудь Шелби, сверкал солнечный луч, пробившийся сквозь щель в своде бобровой хатки.

Полковник попытался осторожно высвободить руку из-под головы жены, и Оливия разомкнула веки, моргнула и непонимающе посмотрела на Сэмюэля, уже натягивавшего брюки, приподнялась на локтях, хотела что-то сказать, но передумала. Первым нарушил молчание полковник, как только надел не просохшие за ночь сапоги и встал на ноги.

— Пока ты одеваешься, я принесу еще что-нибудь из запасов бобров. Пора завтракать.

— А что потом? — Вопрос напрашивался сам собой и явно имел подтекст.

— Потом будем есть, — улыбнулся Шелби.

Оливия влезла в еще мокрые брюки и рубаху, подпоясалась и решила посмотреть, в каком состоянии ноги. Целебная трава сделала свое дело, и царапины побледнели, но по-прежнему ощущалась боль, а впереди был долгий путь. Пока она обдумывала, как с этим быть, вернулся Сэмюэль, и они жадно набросились на ягоды, грибы и съедобные корни, припасенные бобрами.

Подкрепившись, Сэмюэль сказал, отводя глаза от жены:

— Когда я шел по твоему следу, я молил Бога, чтобы Парди не причинил тебе вреда, чтобы мне удалось тебя найти, прежде чем…

— Он меня не тронул, — перебила его Оливия и, вспоминая, содрогнулась от отвращения, — хотя и собирался — потом. Я подслушала его разговор с индейцами — они не догадывались, что я знаю язык осагов, — и англичанин велел им меня не трогать… пока. Думаю, он просто боялся, что между ними завяжется драка из-за меня.

— Вполне возможно, он обещал Вескотту доставить тебя в Сент-Луис в целости и сохранности, — предположил Сэмюэль.

— Не знаю. Парди ничего не говорил о том, как поступит со мной, когда встретится со своими сподвижниками, и ни разу не упоминал имя Вескотта. Парди только дал мне ясно понять, что займется мной, когда мы останемся одни.

— Слава Богу, все обошлось. Он не тронул тебя и теперь уже никогда не тронет. Я убью его, прежде чем он тебя коснется.

Оливия бросила на него испытующий взгляд. Плотно сжав зубы и сверкая глазами, полковник кипел от сдерживаемой ярости.

— Тебе нет нужды вступаться за мою честь, — тихо проговорила Оливия.

Он ответил взглядом, в котором ничего нельзя было прочитать, и так же тихо спросил:

— Почему? Потому что я сам тебя обесчестил?

— Тебя женили насильно, но все равно ты мой муж.

— Почему ты убежала от меня в Сент-Луисе?

— А почему ты мне не сказал, что женат? — парировала Оливия.

Сэмюэль тяжело вздохнул, сознавая, что они, как не раз случалось в прошлом, снова вовлекаются в порочный круг, обмениваясь колкостями и обвинениями.

— Ты права, я обязан был тебе сказать… но в то время я уже подал на развод.

Оливия вспомнила, как Сэмюэль метался в горячечном бреду и с его уст срывались откровения насчет его семейной жизни. Летиция причинила много страданий этому гордому человеку, старавшемуся скрыть свое горе от чужих глаз; но об этом Оливии не следовало с ним говорить.

— Я стояла за дверью, когда мой опекун предложил тебе взять меня в любовницы. Так поступить мог только предатель и негодяй…

— И ты расценила мое согласие с его предложением как еще более страшное предательство, — закончил за нее фразу Сэмюэль. — Но если бы ты пришла в тот вечер, я бы не набросился на тебя как зверь. У меня уже тогда были серьезные сомнения относительно Вескотта, и я не очень ему доверял. Я намеревался спросить, не хочешь ли ты со мной остаться, а вовсе не принуждать тебя.

— Очень благородно, — усмехнулась Оливия. — В особенности принимая во внимание, что ты считал меня далеко не целомудренной и, возможно, действующей заодно с Вескоттом. Скажи честно, не из-за него ли тебя послали в Сент-Луис?

Полковник пожал плечами, признавая свое поражение и восхищаясь догадливостью Оливии, равно как и ее неукротимой гордыней.

— Да, меня послали, чтобы помешать английским агентам убедить осагов присоединиться к британской короне в будущей войне против нас. — Сэмюэль улыбнулся, глядя в глаза Оливии, и серьезно добавил: — Но я учусь доверять тебе, Оливия. Я больше не подозреваю, что ты английская шпионка и знала о махинациях Вескотта.

— Ты говорил ему, что никогда больше не женишься. А мне намеревался предложить роль содержанки, не более того. Но теперь я твоя жена. Что же дальше, Сэмюэль? — Собственная смелость ее немало удивила. Оливия никогда не думала, что решится задать столь прямой вопрос, как бы отчаянно ей ни хотелось получить на него ответ.

Но прежде чем Сэмюэль успел открыть рот, за стенами бобровой хатки послышались крики и улюлюканье, потянуло дымом.

— Кажется, нас выследили, хотя вряд ли у них есть твердая уверенность, что мы именно здесь. Они подожгли запруду просто на всякий случай, — сказал Сэмюэль. Он взял жену за руку, подвел к выходу из хатки, упиравшемуся в холодную мутную воду, и коротко приказал: — Что бы ни было, держись за меня.

Они нырнули в реку и плыли под водой до тех пор, пока хватило воздуха в легких, оставив позади оранжевое свечение на поверхности воды. Индейцы, видимо, подпалили бобровые хатки и стволы деревьев поверх запруды. Сэмюэль и Оливия вынырнули и огляделись. В ста ярдах впереди простиралась Миссури, слишком широкая и холодная, чтобы попытаться переплыть на другую сторону, а позади вовсю веселились краснокожие, поджигая одну бобровую хатку за другой. Перепрыгивая по стволам плавучих деревьев, один из индейцев на секунду промедлил, бревно под ним повернулось и прижало ногу. Несчастный завопил от дикой боли, и на помощь ринулись товарищи.

Воспользовавшись этим, беглецы энергично заработали руками и ногами, достигли противоположного берега притоки и выбрались на мелководье среди зарослей тростника. Оливия поскользнулась на камне и чуть не упала, но Сэмюэль удержал ее и помог выйти на сушу, где их ожидал неприятный сюрприз.