— Когда мы отправляемся в путь, сеньор Лиса? — с показным смирением осведомилась Оливия. Она уже приняла решение.


Два дня девушка втихомолку копила провиант и выпытывала у ветеранов речных походов информацию, после чего решила, что готова в путь. Если «ее полковник» мог позволить себе путешествие вверх по реке Осагов, она вполне способна одолеть путь вниз по Миссури до Сент-Луиса. В конце концов, ближайшее поселение Сент-Чарльз лодка миновала всего неделю назад. Да и в промежутке, помнится, попадались отдельные фермы и несколько небольших укрепленных фортов. К счастью, она не подалась первому порыву, не порвала в клочья письмо Сэмюэля и не швырнула его в лицо испанцу. На этот раз благоразумие — или это было чувство самосохранения — возобладало, и письмо осталось в целости и сохранности, а это означало, что у нее есть деньги. Значит, можно будет купить лошадь и достаточно продовольствия, чтобы хватило до конца пути.

«Я не намерена торчать здесь еще два или три месяца ради какого-то Сэмюэля Шелби, — убеждала себя Оливия. — В конце концов, по его вине я была вынуждена бежать из Сент-Луиса. Да, к сожалению, я ошиблась и отправилась в неверном направлении, но все можно исправить, чем и займусь сегодня же вечером». Как только все крепко заснут в палатках, девушка намеревалась потихоньку покинуть судно, где по настоянию Мануэля Лисы проводила ночи после отъезда Сэмюэля, который Оливия расценила как новое предательство.

Узел с одеялом, куда она засунула сухари и вяленое мясо, получился довольно тяжелым. Еда была, конечно, не самая вкусная, но когда основательно проголодаешься, все сойдет. Стояла полная луна, вахтенный находился у кормы. Следовало осторожно сползти в воду с носа лодки и пробраться к высокой раскидистой иве у берега — за ней беглянку не будет видно. Главное, не уронить узел и не потерять нож, который пришлось стащить из ящика в каюте. Оружие, правда, не ахти какое, и одно время Оливия подумывала украсть ружье, но она не имела не малейшего представления о том, как его заряжать и как стрелять, и решила не тащить на себе еще один тяжелый предмет, да к тому же бесполезный.

Подхватив узел, девушка вышла на палубу, ярко освещенную луной, и благополучно добралась до носа лодки. Но спуститься с нее оказалось не так просто, как представлялось раньше, потому что вода находилась в тени и надо было действовать вслепую. Когда ступни коснулись поверхности воды, Оливия непроизвольно тихо охнула. В это время года Миссури не балует купающихся теплом, и голые ноги обожгло холодом. Но сапоги были увязаны с прочими припасами, чтобы на намочить перед дальней дорогой.

У борта вода едва доходила до колен, поскольку нос лодки вытащили далеко на мягкий песок, но дно реки было усыпано камнями, крупными и мелкими, предательски скользкими или острыми как бритва. Оливия до крови закусила губу, шаг за шагом медленно продвигаясь к берегу. Одновременно приходилось балансировать с тяжелым узлом, тянувшим в сторону каждый раз, как девушка поскальзывалась или оступалась. Когда Оливия наконец выбралась на берег, ноги почти онемели от холода.

«Тем лучше. Зато теперь не почувствую, как изранены ноги о камни», — подбодрила себя Оливия, выходя на сухое и осторожно оглядываясь. Ближайший костер с разбросанными вокруг палатками находился всего в тридцати футах, но там все было тихо и спокойно. Огонь прогорел, и слабо тлели угли, звучный храп матросов перекликался с кваканьем лягушек. Оливия беззвучно пошла вдоль берега и, когда огни лагеря скрылись из вида, вскарабкалась футов на пятнадцать вверх.

Устроившись под сенью деревьев, девушка натянула сухие сапоги на холодные израненные ноги, встала и бросила прощальный взгляд на лежавший внизу лагерь. Конечно, жизнь среди матросов не сахар, но, по крайней мере, там Оливия была в относительной безопасности. А сейчас предстояло в полном одиночестве окунуться с головой в нечто неизведанное и враждебное. Способна ли она все это вынести и должна ли оставить позади мир знакомый, хотя и не всегда гостеприимный?

Впереди лежали неизвестные опасности, но нельзя же обрекать себя на два или даже три месяца постоянного унижения и стыда! Такую долю уготовил ей Сэмюэль, когда ушел своей дорогой, передав девушку Мануэлю Лисе, как передают не слишком нужное имущество, и лишь позаботился о том, чтобы «имущество» сохранили до его возвращения. «Нет, ни за что не вернусь!» — окончательно решилась Оливия и, отвернувшись от лагеря, пошла вдоль берега вниз по течению реки.

«Через неделю я вернусь в цивилизованный мир и буду плыть на судне в Новый Орлеан», — пообещала себе Оливия.


Через двое суток она была вынуждена признать, что заблудилась. В первую ночь она брела по лесу, темному, как душа грешника, ориентируясь на реку по бликам лунного света на поверхности воды. К утру, видимо, заплутала, следуя вдоль берега уже не Миссури, а одного из ее трех притоков, которые, помнится, миновала лодка, и прошагала больше десятка миль на северо-запад, а не юго-восток. Она поняла это по положению солнца, да и река казалась не такой широкой, как Миссури, и вода в ней была значительно чище.

Положение было безнадежное. На мили окрест ни единой живой души, и не видно даже дикарей. Ступни покрылись волдырями, а ноги и руки были иссечены колючим кустарником, когда она продиралась сквозь густые прибрежные заросли. Девушка шла всю ночь и большую часть дня с краткими привалами, чтобы перекусить и промочить горло, и прошлой ночью просто свалилась от усталости, закуталась в одеяло и замерла на сырой земле, вслушиваясь в звуки ночи. Со стороны воды слышались всплески, чмоканье и хрюканье, а из леса доносилось зловещее уханье совы, вой и рычание.

Было непривычно и боязно, но усталость взяла свое, и Оливия довольно быстро заснула, крепко сжимая в руке нож; разбудил ее яркий луч солнца, упавший на лицо. Девушка с трудом прожевала сухарь с куском вяленого мяса, запила водой и двинулась в путь. К полудню она обнаружила, что берега реки все больше сдвигаются и вскоре она вообще превратится в жалкий ручеек. Итак, Оливия потеряла свой главный ориентир.

Предположив, что река впадает в Миссури под прямым углом, Оливия решила перебраться на другой берег, повернуть строго на юго-восток и выйти к Миссури. Маршрут опасный и трудный, но иного не дано. В противном случае не хватит еды до первого поселения белых. Девушка сняла сапоги и медленно вошла в холодный стремительный поток, осторожно прощупывая ногами дно, чтобы не угодить в омут, но опасения оказались напрасными. В самом глубоком месте вода была ей до пояса, и Оливия благополучно выбралась на противоположный берег.

Стуча зубами, она вскарабкалась по крутому склону и подыскала уютное местечко среди камней на опушке сосновой рощи, присела на камень, нагретый солнцем, и незаметно задремала.

Оливия проснулась от какого-то странного сопения и ворчания. Солнце стояло в зените, Оливия протерла глаза и приподнялась, чтобы сориентироваться и определить источник странных звуков, и увидела невдалеке пару потешных лохматых созданий, задорно наскакивавших друг на друга и временами, сцепившись в клубок, катавшихся по земле.

«Какая прелесть!» — Оливия не была уверена, что это за существа, но зверюшки были милые и мохнатые, похожие на толстых щенков. Девушка подошла ближе, опустилась на колени и попыталась приманить малышей, обрадовавшись возможности прижать к груди что-то живое, теплое и мохнатое.

— Ко мне, ко мне, ну же, идите сюда, — позвала Оливия. Зверюшки прекратили возню и уставились на нее темными бусинками глаз, в которых светились настороженность и любопытство. Девушка сделала к ним шаг, но они тут же отступили. Тогда она вспомнила о вяленом мясе, вернулась, достала кусок и протянула его своим новым знакомым. Они повели носами и стали медленно приближаться, но в тот момент, когда девушка уже почти достигла цели и зверюшки были готовы взять еду из ее руки, мирную тишину солнечного дня разорвал жуткий рев. От реки в сторону Оливии мчалась громадная бурая медведица.

«Так это медвежата! — осенило Оливию. — Боже мой!» В памяти всплыли страшные истории о жестокости и кровожадности медведиц. Девушка метнулась вверх по камням, споткнулась о свою поклажу и едва не упала. Сапоги остались греться на камне, так что по лесу придется бежать босиком. Оливия слышала топот медведицы и звала на помощь, хотя помощи ждать было неоткуда. Она уже будто чувствовала, как ее настигает зловонное дыхание огромного зверя, но боялась оглянуться. Еще секунда, и ее разорвут на мелкие куски, и никто никогда не узнает, где и как погибла Оливия Сент-Этьен.

— Мама! Папа! Сэмюэль! Помогите! — кричала девушка. Она жадно хватала ртом воздух, глаза застилал градом катившийся пот, брюки цеплялись за колючие кусты. Бежать дальше бесмысленно. Оливия остановилась у спуска с холма, выхватила нож и сжала его в руке. Нет, она не позволит себя сожрать и будет сражаться до конца! Неужели конец? Девушка повернулась лицом к медведице, шепча молитву. Зверь встал на дыбы. Оливия приготовилась встретить смерть и вдруг услышала громкий мужской голос:

— Эй, мисс, не обижайте медведицу.

Девушка оглянулась и увидела гиганта с пылающим факелом в руке. Он заслонил своим телом сжавшуюся в комок девушку и заорал на медведицу:

— Эй, ты, успокойся! Иди к детям! Нечего людей пугать!

Незнакомец был не менее шести с половиной футов ростом, и его голова и лицо так заросли густыми седоватыми волосами, что он и сам порядком смахивал на медведя. На нем была одежда из мягкой оленьей кожи, украшенная по краям бахромой и бусами, и он мог похвалиться целым арсеналом разнообразного оружия, включая кривой охотничий нож устрашающих размеров. С шеи свисали пороховой рожок и мешочек с дробью, а в правой руке он сжимал длинноствольное ружье.

— Стреляйте! Ради Бога стреляйте! — закричала Оливия, с ужасом глядя, как медведица отмахивается лапами от трескучего огня.