Тем временем Оливия сидела на корточках у костра и глотала слюну, жадно глядя на куски мяса, нанизанные на палки над огнем. С мяса капал сок, падал на угли и издавал такой аромат, что в животе требовательно урчало. Однако приходилось ждать и терпеть.

Девушка слегка поежилась. Одежда высохла, но ссохлась от грязи и царапала кожу. Может, пока жарится мясо, отойти от костра, отыскать прозрачный ручеек, помыться и переодеться в чистое? Судя по всему, Сэмюэль был прав, когда говорил, что сегодня матросы вымотались, помышляют только об отдыхе и никто не станет к ней приставать.

Оливия посмотрела на мясо и решила, что у нее масса времени до того, как ужин будет готов. Надо бы, конечно, разыскать Сэмюэля и попросить его присмотреть за мясом, пока она переодевается. Не он ли совсем недавно обвинил ее в том, что от нее плохо пахнет! Однако возле палатки его не было видно. Шатается черт знает где!

Девушка подхватила узелок с чистой одеждой и отправилась на поиски ручья, часто оглядываясь. Ей совсем не хотелось, чтобы кто-то за ней увязался. Но все были заняты своими делами. Никто не обращал на Оливию внимания, и лагерь дышал покоем. Взошла луна, высветив серебром Миссури от берега до берега, и, глядя на мирно блестевшие воды реки, трудно было поверить, что днем они несутся бурным темным потоком.

В сотне-другой футов от лагеря Оливия набрела на чистый холодный ручей, бивший из расщелины в склоне известковой скалы, и принялась за дело. Конечно, полковник Шелби страшно разгневается, когда поймет, что она опять нарушила его приказ. Ну и наплевать. Пускай себе дуется и ярится. Да и нож под рукой, если придется обороняться.

Оливия сбросила рубаху, стоявшую колом от засохшей грязи, быстро вымылась по пояс и вытерлась куском полотна, которым запаслась заранее. Затем вымылась от пояса и ниже и переоделась в сухое. Замечательно. Вот только надоело рядиться в бесформенные брюки и домотканые рубахи. А когда-то ей это очень нравилось. В наряде жокея Вескотта она обретала свободу движений, бросала вызов чопорным дамам и чувствовала себя героиней, а позже могла превратиться из Олли в Оливию, носить шелковые платья, сверкать бриллиантами и покорять мужчин.

Сейчас приходилось признать, что существует только один мужчина, которого действительно хочется покорить, а он, подлец, делает вид, будто вообще ее не замечает. Правда, и она хороша — сама его отвергла и сбежала из Сент-Луиса. Но разве у нее был выбор? Сэмюэль разбил ее сердце, отнесясь к ней, как к портовой шлюхе, которую можно купить, а потом вышвырнуть вон.

Теперь еще это ужасное путешествие. Что их ждет впереди? Сэмюэль вроде бы упивается трудностями и опасностями, а она не приспособлена к такой жизни и чувствует себя отвратительно. Хотя в свое время она очень гордилась собой, когда сумела выстоять и выжить, оставшись одна после смерти родителей. «Нет, ни за что не отступлюсь, — решила Оливия. — Ведь было время, когда он меня страстно желал, значит, надо вернуть это чувство, заставить его желать меня снова… может, тогда он сделает мне предложение». Еще немного поразмыслив, добавила, чтобы не уронить собственное достоинство: «Это еще не значит, что я соглашусь стать его женой».

Оливия приободрилась. Чистая, в сухой одежде, она вернулась к костру в отличном расположении духа. Лигест, хозяин костра, звучно храпел, раскинувшись на подстилке и прижав к груди почти пустую бутылку с «мочой пантеры», как называли самогон матросы. Видимо, хозяин распорядился вознаградить команду за тяжкий труд, и теперь все были в стельку пьяны.

«Мужчины!» — презрительно скривилась Оливия, глядя на храпящего Лигеста, придвинулась к углям и в неверном свете стала искать палки с нанизанными на них кусками сочного мяса, но их нигде не было видно. «Неужели украли?» — ужаснулась Оливия и сразу увидела жалкие обугленные комочки. Она достала ножом угольки, тщательно изучила и поняла, что они с Сэмюэлем остались без ужина. «Как это могло произойти?» — жалобно всхлипнула девушка, и именно в этот момент к костру подошел Шелби. Почуяв запах горелого мяса, он угрюмо пнул угли носком сапога и сказал:

— Я же велел нарезать свежих ивовых веток, а вы просто наломали палок с сухого поваленного клена.

— Да какая разница? Ива, клен. Для меня все деревья одинаковые, — стала оправдываться Оливия.

— Ветки сухого дерева сгорают за полчаса, а зеленые держатся на огне гораздо дольше, — пояснил он. — Почему вы не достали мясо с углей ножом, когда оно упало в костер?

— Я на минуту отошла от костра, чтобы помыться и переодеться в сухое. Вы же сами говорили, что от меня воняет, — огрызнулась Оливия.

— Детей в подобных случаях оставляют без ужина, а вы ведете себя, как неразумный ребенок, — с укором сказал Сэмюэль.

— Правильно. Меня нужно морить голодом. Все остальное вы уже испробовали, — жалобно закричала девушка, и тут в ее животе громко забурчало.

— Нет, далеко не все, — возразил он, отшвырнув сгоревшее мясо. — Если вы поторопитесь, возможно, удастся раздобыть немного жаркого у Быстрой Ноги, пока она еще не выкинула остатки. Принесите еду в палатку. — Сэмюэль повернулся и двинулся прочь.

— Я вам не рабыня, Сэмюэль, — крикнула ему вслед Оливия. — Можете сами себе принести жаркое.

Полковник развернулся и холодно сказал:

— В таком случае я буду спать один в моей палатке. Вы все поняли, надеюсь?

Девушка сцепила зубы и отправилась за едой.

Они поужинали у небольшого костерка, который Сэмюэль разложил недалеко от палатки. Время от времени Шелби ловил на себе испытующий взгляд девушки, когда та думала, будто он смотрит в другую сторону. «Наверное, беспокоится, — подумал полковник, — боится оказаться наедине со мной в маленькой палатке». Его это тоже несколько тревожило, но по иным причинам. Хотя временами девушка приводила его в такую ярость, что он готов был задушить ее собственными руками, она продолжала волновать его, как и прежде. Ночью достаточно будет руку протянуть, и… Нет, не годится. Он принял решение, и нужно его держаться.

«Прекрати!» — приказал себе Сэмюэль, бросил ложку в наполовину пустую жестяную миску и отодвинул ее в сторону.

— Ничего не могу понять, — пожаловался полковник. — Этой проклятой индианке удается приготовить прекрасную оленину таким образом, что на вкус — будто вонючая ворона!

— Я тоже этого не понимаю. У моего опекуна всегда были отличные повара! — Оливия не могла удержаться, чтобы не уязвить его, и стрела достигла цели, потому что Сэмюэль посмотрел на нее с нескрываемым возмущением.

— На Миссури люди учатся готовить себе сами… или остаются голодными.

— Или, если речь идет о мужчинах, они могут купить себе женщину, чтобы она готовила за них. — Оливия прикусила язык. Научится ли она когда-нибудь думать, а потом говорить? Девушка покраснела до корней волос, возблагодарив темноту, скрывшую ее смущение, и потихоньку отодвинула миску с едой, к которой почти не притронулась.

— За хорошую женщину в этих местах отдают несколько лошадей, а вы мне достались всего за одну кобылу. — Сэмюэль секунду помедлил и добавил: — Теперь понимаю, что мне следовало оставить кобылу. — Он повернулся и пошел к палатке.

Когда Сэмюэль наклонился, чтобы поднять полог, над его головой пролетела запущенная Оливией миска с жарким, залив одежду жирным соусом и осыпав кусками мяса и овощей. Полковник выпрямился, разразившись громкими проклятиями, и стряхнул с себя пахучее месиво, потом поднял руки, рывком стянул кожаную рубашку и бросил девушке, холодно приказав:

— Это должно быть постирано и готово к завтрашнему вечеру! — И скрылся в палатке.

Оливия бессильно опустилась на землю. У нее пересохло во рту, когда в слабом огне костра она увидела его обнаженный бронзовый торс. Из памяти не изгладилось воспоминание, какой могучей и твердой она ощущала его грудь, когда Сэмюэль сжимал ее в своих объятиях и страстно целовал. Она и сейчас будто чувствовала его мускулистые руки, обхватившие ее в воде и притиснувшие к его телу. На глаза навернулись горячие слезы, и в горле застрял комок, мешавший дышать.

«Я хочу по-прежнему быть желанной… а он меня отвергает… я не нужна ему даже как наложница», — всхлипнула Оливия. Нет, у них ничего не получается, вечные ссоры, и, что бы она ни говорила, что бы ни делала, Сэмюэль только еще больше раздражается. Ну почему все так неудачно складывается? Что происходит? Прежде Оливия никогда не страдала ни из-за одного мужчины, небрежно отвергала самых горячих поклонников, даже самых достойных, которые ухаживали за ней в Вашингтоне. А теперь… Что теперь? Возможно, ее нынешнее состояние объясняется тем, что она оказалась в полном одиночестве в забытом Богом месте среди банды грубых, грязных и опасных людей, брошенная на произвол судьбы своим опекуном, негодяем и предателем? Может быть, ее чувство к Сэмюэлю столь сильно, потому что он единственный, кто был готов оказать ей помощь? «Но я ему не нужна», — стучало в голове.

— Тогда и он мне не нужен, — прошептала Оливия, прекрасно осознавая, что лжет самой себе.

Сэмюэль ворочался в палатке с боку на бок, но не мог заснуть, несмотря на страшную усталость. Прошло довольно много времени, а Оливии все не было, в голову лезли непрошеные мысли, и на сердце было тревожно. Шелби уж было хотел встать и отправиться на поиски Оливии, но в этот момент она откинула полог палатки и вползла внутрь. Как только девушка наконец улеглась, полковник повернулся к ней спиной и моментально заснул.

Оливия лежала на спине, плотно прижав руки к бокам, незряче уставившись в чернильную темень. Палатка казалась крохотной, а спавший рядом мужчина громадным и будто заполнял все пространство. От него исходила враждебность, и девушке было трудно просто лежать рядом, но она боялась повернуться спиной, опасаясь случайно прикоснуться к нему в темноте или, хуже того, громко расплакаться. «Нет, так дальше не может продолжаться», — проносилось в голове.