Верховный судья положил локти на стол и по­глядел на Асгарда.

– Монастырь Сен-Сюльпис далеко от Анг­лии. Где-то на берегах реки Риббл, верно?

– Да, во владениях, принадлежащих графу Честеру, – ответил Асгард. – Но в этих погра­ничных землях редко бывает ясно, кому из коро­лей – английскому Генриху или шотландскому Уильяму – нужно повиноваться.

Асгард подозревал, что фитц Гэмлину уже из­вестно обо всем, что он только что сказал, поэто­му добавил:

– Монахини монастыря Сен-Сюльпис пла­тят ежегодную подать нашему благословенному королю Генриху.

Верховный судья поднял бровь:

– Но и нашему королю Уильяму тоже. Асгард отхлебнул маленький глоток вина. Вне всякого сомнения, эти проклятые бабы со своим монастырем, расположенным на границе двух ко­ролевств, из осмотрительности считали разумным платить подать обоим монархам.

– Но ведь святые сестры обратились за по­мощью к английскому королю, – напомнил он своему собеседнику. – Ситуация весьма щекот­ливая, особенно если речь идет о возможной «свя­тости». Все христиане откликнутся на несчастье, постигшее одну из невинных жертв, одну из тех, кто принадлежит церкви.

– Я не слышал, чтобы эту девицу называли святой, – возразил верховный судья. – Пожа­луй, правильнее было бы назвать ее ведьмой.

Прежде чем Асгард успел перебить его, фитц Гэмлин продолжил:

– Как бы там ни было, я не считаю ее столь уж бесценным сокровищем. Особенно для короля Генриха – ведь он так далеко! А, кстати, куда сейчас перебрался английский двор? В Винчес­тер?

Асгард подавил поднимавшееся в нем раздра­жение. Ему надо было бы позаботиться получить полномочие свободно передвигаться по земле шотландцев в качестве специального эмиссара ко­роля Генриха. Он должен был бы подумать об этом еще в Лондоне.

– Да, – ответил он. – Король всегда про­водит это время года в Винчестере.

Они сидели напротив друг друга в узкой ка­менной комнатке. Асгард совершенно не знал, по­чему король Англии так желает заполучить ка­кую-то никому не известную послушницу из такого же никому не известного монастыря, расположен­ного в богом забытой глуши, на границе между Англией и Шотландией, близ побережья. В Лон­доне не сочли нужным объяснить ему это. Теперь Асгард подумал, что ему нужно узнать об этом деле побольше. Много больше.

– Я здесь, – заявил он, – потому, что мой сюзерен благословенный король Генрих считает, что его вассал де Бриз находится в Шотландии. Де Бриз – отъявленный негодяй. Он сбежал от гнева своего сеньора графа Честера, и я ищу его именно здесь, потому что есть причина думать, что он, возможно, привез сюда… э-э… святую по­слушницу.

Фитц Гэмлин скептически посмотрел на Асгарда.

– Де ля Герш, если кто-то похитил послуш­ницу из монастыря, принадлежащего нашей святой матери церкви, то это уже дело самой церкви, не так ли?

Асгард сунул руку в карман своего плаща.

– Да, милорд, и поэтому я везу с собой пись­мо от высочайшего прелата Англии архиепископа Кентерберийского, в котором он просит короля Уильяма оказать мне в этом деле всяческое содей­ствие. – И он протянул фитц Гэмлину пакет из овечьей кожи, перевязанный шнурком и запеча­танный красным воском. Верховный судья Шот­ландии взял его и положил на стол.

– И в обмен на него, – сказал он, – вы хотите получить разрешение короля свободно разъ­езжать по Шотландии в поисках вассала графа Честера?

Несколько долгих мгновений они всматрива­лись друг в друга. Асгард знал, что надо с чего-то начать. И, конечно, он нуждался в охранной гра­моте короля Уильяма. Но в голосе фитц Гэмлина было нечто такое, убедившее его в том, что куда бы ни направился де Бриз со своей юной святой, король Уильям Лев Шотландский не собирается передать их королю Англии Генриху Второму. Вероятно, потому, что Уильям Лев хотел бы сам взглянуть на нее.

Верховный судья и наместник шотландского короля поднял кувшин с вином:

– Наполнить вашу чашу?

Асгард де ля Герш долго смотрел на своего гостеприимного хозяина. Он рассчитывал полу­чить право передвигаться по Шотландии в поис­ках этой девицы, и намерение его было твердым.

Но теперь все казалось не таким уж простым, как несколько недель назад в Лондоне.

Асгард кивнул и подставил свою чашу.


Лодка с двумя гребцами была спущена на во­ду, чтобы снять корабль с мели. Но неспокойное море мешало им, и поэтому, несмотря на все ста­рания сильных и опытных моряков, им это не уда­лось.

Следуя указаниям кормщика, они вернулись на корабль, вооружились железным якорем и бро­сили его в более глубоком месте, а потом ждали, пока команда, приложив все свои усилия, пыта­лась с помощью лебедки снять корабль с мели.

Кормщик-норвежец, отвечавший за оба суд­на, включая и другой корабль, с которым они должны были встретиться в бухте, все еще жаж­дал выбросить Идэйн за борт. Магнус приказал девушке вернуться на корму и занять свое место на мешках с зерном и приставил одного из своих вооруженных людей стеречь ее.

У кормщика были все основания злиться. Магнусу и самому до сих пор не было ясно, что произошло. Даже когда он пытался представить то, что было раньше, то есть тот момент, когда он вернулся, чтобы забрать девушку с собой, он не мог понять, почему сделал это. Почему не оставил ее на берегу, как собирался? Все, что он по­мнил, – это то, что будто некий голос начал на­шептывать ему на ухо, причем голос столь убеди­тельный, что он не смог ему воспротивиться, как не смог бы перестать дышать.

В тот момент казалось совершенно естествен­ным вернуться и забрать девушку. Словно у нее были все права на то, чтобы ее увезли со всем, что было собрано у вассалов графа. А теперь, когда Магнус думал об этом, глядя на нее, кутающуюся в промокший плащ и пытающуюся унять дрожь, все это, казалось, не имело никакого смысла.

Но еще более сбивало его с толку то, что она бросилась к рулевому веслу и намеренно посадила корабль на мель.

После того как норвежец Олаф сумел спра­виться с веслом, он бросился на девушку, схватил ее за руки и начал трясти и тряс до тех пор, пока с нее не свалился капюшон и ее золотые волосы не рассыпались по спине и казались похожими на шелк, трепещущий под порывами ветра.

– Почему ты это сделала? – рычал корм­щик. – Скажи, почему ты посадила корабль на мель, или я утоплю тебя!

Чтобы показать, что это не пустая угроза, он поднял девушку и держал ее над головой. Но единственным ее ответом были отчаянные крики.

И Магнусу показалось, что даже в эту мину­ту, когда девушка извивалась над головой корм­щика, понимая, что он может осуществить свою угрозу, она явно и сама не могла объяснить, поче­му сделала это.

Это и заставило Магнуса шагнуть вперед и вырвать ее из рук рассвирепевшего кормщика. Он крикнул одному из своих солдат, чтобы тот отвел ее на прежнее место на корме.

– Она не чокнутая! Она знает, что сделала! – продолжал бесноваться кормщик. – Дай я выброшу ее за борт! Или ты пожалеешь, что оста­вил ее в живых!

Но Магнус не мог заставить себя позволить убить эту девушку. Теперь, когда моряки пыта­лись лебедкой снять корабль с мели, и его корпус дрожал от прилагаемых ими усилий, и он начал наконец продвигаться по песчаной косе, Магнус подошел к поручням и уставился в море. Возмож­но, кормщик прав, и они пожалеют о том, что не избавились от этой безумной девицы, какой бы прекрасной она ни была. Раны Господни! Должно быть, и для де Бриза она не была подарком!

То, что они сели на мель, очень их задержало. Теперь Магнус уже не был уверен, что они смогут до темноты добраться до бухты возле Уигана, где их ждал второй графский корабль. От мысли, что еще одну ночь придется провести на берегу, Маг­нус застонал.

Теперь уже было совершенно ясно, что его похвальба была пустым сотрясением воздуха, и он не мог вернуться после сбора подати так быстро, как обещал. Магнус поморщился, представив, как будут потешаться над ним анжуйцы, когда он вер­нется в Честер ко двору графа не только позже назначенного срока, но и притащит на буксире эту странную девицу.

И как, черт возьми, думал Магнус, в то время как ветер снова наполнял парус их судна, как он объяснит все графу? Сейчас оставалось только на­деяться, что ему удастся решить эту задачу не ху­же других. Как только они доберутся до лагеря, пообещал себе Магнус, он уйдет в свой шатер и оставшуюся часть вечера посвятит подсчетам со­бранной подати и проверит, насколько верны циф­ры и все ли заплачено.

Слушая мычание и блеяние за загородкой, он вспомнил и еще кое-что. Скот следовало как-то накормить. Во время этой адской поездки он уже узнал, что животные без пищи и воды будут так реветь всю ночь, что разбудят всех демонов пре­исподней и никому не дадут уснуть. Все то время, что его судно плыло вдоль побережья, Магнус по­глядывал на небо. Погода становилась все ху­же – надвигалась буря.

Магнус крепко вцепился в поручни. Они уже подходили к бухте, где скрывался второй корабль с уже собранной податью. Господи Иисусе! Как же ему хотелось поскорее разделаться с этой не­навистной обязанностью и снова оказаться при дворе графа Честера! Его сюзерен был молодым, слава Богу, еще неженатым, и, пока король Ген­рих враждовал со своими мятежными сыновьями, граф у себя дома содержал веселый, шумный и скандально известный своими свободными нрава­ми двор. Молодые рыцари со всей Англии, Фран­ции собирались к Честеру на турниры, ночные пи­рушки, пользуясь при этом случаем найти себе невест с хорошим приданым.

А девицы, напротив, богатых женихов, поду­мал Магнус. Этой осенью в Честере целые стаи прекрасных дам, охочих до замужества, делали ему недвусмысленные авансы. Еще бы! Он был старшим сыном и наследником знаменитого графа де Морлэ и потому весьма завидным женихом. Но Магнус избегал даже говорить со свахами. Когда придет его время жениться, об этом поза­ботятся его родители. И в первую очередь, конеч­но, мать. Собственно говоря, графиня Эммелина уже упоминала о том, что присмотрела ему невес­ту – младшую дочь графа Винчестерского, бога­тую наследницу больших земельных угодий в за­падной Англии и, по слухам, очень хорошенькую девушку тринадцати лет. Хотя Магнус слышал, что отец предпочел бы найти ему жену на конти­ненте, возможно, даже одну из молодых прин­цесс, родственниц королевы Элинор, из Аквита­нии или Кастилии.