И постепенно она перестала дрожать.

Приют на ночь они нашли у фермера, заломившего непомерную цену за право переночевать у него на сеновале над амбаром. Сейчас на дороге было не так людно. По слухам, войска Уильяма Льва проникли далеко в глубь английской терри­тории, и армия сделал рывок на восток от Честе­ра, чтобы перехватить их.

Идэйн, не привыкшая к столь длительной вер­ховой езде, очень устала. Тело ее так затекло, что она с трудом смогла идти, когда Асгард помог ей спешиться. Жена фермера, пожиравшая глазами прекрасный плащ Идэйн, предложила ей соломен­ный тюфяк у огня на кухне, но девушка отказа­лась: она была не против того, чтобы спать рядом с рыцарями, если среди них был Асгард. Люди короля были анжуйцами, как и большинство са­мых надежных и преданных слуг Генриха Плантагенета, и предпочитали держаться особняком. Идэйн знала только их имена – Жискар и Дени. После того как они отведали горячей стряпни хо­зяйки, состоявшей из похлебки, и закусили хлебом и сыром, все отправились на покой. Беловолосый оруженосец зарылся в солому на сеновале, свер­нулся клубочком и тотчас уснул.

Стемнело, дождь прекратился, но поднялся влажный и теплый ветер, в котором уже чувство­валось дыхание весны. Идэйн лежала, завернув­шись в плащ, прислушиваясь к шуму ветра в вет­вях деревьев. Недалеко от нее, между оруже­носцем и другими рыцарями, Асгард преклонил колена в вечерней молитве. Свет на чердаке был тусклым, потому что жена фермера не позволила им взять наверх свечу. В этом сумеречном свете Идэйн могла различить только белый плащ и тем­ный крест да бледный ореол волос Асгарда.

Он молился долго. Лежа на боку и глядя на него, Идэйн размышляла, о чем он мог так пла­менно и долго молиться, а также что за удоволь­ствие нашел в суровой монашеской жизни столь красивый мужчина.

Должно быть, удовлетворение. Да, это было самое подходящее слово. Уж, конечно, не счас­тье – в этом безупречном лице с тонкими чекан­ными чертами не было радости. Да она и не дума­ла, что монахи, даже такие воинственные, как он, созданы для радости.

Наконец Асгард закончил молиться, поднялся с колен и снял тяжелые доспехи. Старательно рас­правил латы и положил на солому рядом с мечом и поясом. Потом и сам лег на спину и завернулся в свой синий плащ.

– Сэр Асгард! – окликнула его Идэйн, прежде чем он закрыл глаза. Асгард тотчас по­вернулся к ней. Когда эти ярко-голубые глаза встретили ее взгляд, Идэйн опешила и замолчала.

Что она хотела ему сказать? – недоумевала Идэйн. Что хотела бы стать его другом? Она вспоминала все дни, проведенные рядом с ним, когда он лежал раненый, как меняла ему повязки и одежду, мыла его и приносила ему горшок для удовлетворения его естественных нужд. Могла ли она ему сказать, что, несмотря на безупречный образ рыцаря и тамплиера, она чувствовала, что он очень одинок?

Как и я, подумала Идэйн. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она возвращается в монастырь и будет теперь навсегда отрезана от мира. Ее жизнь так сильно изменилась. Король изгнал ее, потому что она воспользовалась магией, чтобы сказать ему о смерти сына. Но по-своему он был добр к ней. Даже в глубокой скорби он не назвал ее «ведьмой». И оставил ей жизнь.

Наконец Идэйн сказала:

– Я, думаю, здесь, в сене, есть мыши. Асгард поднял голову, опираясь на локоть и хмурясь.

– Благородная девица, я пойду к фермеру и попрошу у него кошку. Все фермеры держат ко­шек.

– Нет-нет, благодарю, все обойдется.

Ей следовало знать заранее, что он попытает­ся что-нибудь предпринять.

Разочарованная, Идэйн снова легла. Разговор с Асгардом ничего ей не дал. Ей нужен был Маг­нус. Где он сейчас?

Он обручен, с горечью твердила она. Идэйн представляла, как он проводит время, болтая и танцуя со своей невестой. Он говорил ей, что не пропускает рыцарских турниров и что он поэт. Возможно, он пишет стихи и читает их ей в саду замка или в другом укромном месте. Возможно, участвует в турнире, сражаясь с другими рыцаря­ми, чтобы показать ей свою удаль и воинскую доблесть.

Но и эти занятия не удержат его долго в сто­роне от войны на границе, думала она злорадно и сама стыдилась своих мыслей. Шотландские армии движутся на юг, и ему придется покинуть Честер вместе с армией своего отца. И двинуться на вос­ток. Все дальше и дальше от нее.

Идэйн отвернулась. Асгард все еще смотрел на нее, ожидая, когда она заговорит снова. Идэйн поворочалась на своей подстилке, потом поверну­лась к нему спиной. И закрыла лицо руками, что­бы скрыть слезы.

К северу от Уигана на дорогах было совсем пустынно, и им удалось остановиться на ночлег в гостинице, двухэтажном строеньице с общей ком­натой, предназначенной для благородных гостей, и другой – для лучников, вилланов и гуртовщи­ков. Асгард заплатил за дополнительные удобст­ва – несколько скамеек и одеял.

Наверху была еще общая комната для жен­щин, где стояли две широкие постели, одну из ко­торых Идэйн пришлось делить с женой мельника и двумя дамами, родственницами местного барона, направлявшимися в Лондон.

По мере приближения к монастырю Сен-Сюльпис они встречали все больше и больше лю­дей, слышавших о ней. Монахини словно обезуме­ли, когда Айво де Бриз так внезапно и бесцере­монно забрал ее из монастыря, поэтому новость эта быстро распространилась далеко за пределы их округи.

Жена мельника, направлявшаяся с мужем в Честер, сказала Идэйн, что слышала о девушке из монастыря, которую держали в замке Бистон, когда там гостил королевский двор, и о том, что она привлекла внимание самого короля. Но мель­ничиха и две почтенные дамы хотели узнать не столько об Идэйн, сколько о смерти молодого прин­ца Генри и о том, как король Англии принял это известие.

– Все изменилось, – заявила одна из дам, – с тех пор, как король заточил в темницу ее вели­чество королеву. Говорят, Элинор Аквитанская умела обуздать Генриха, но она горько просчита­лась. Если бы король разрешил мальчику править вместе с собой, как обещал, молодой Генрих ос­тался бы дома, в Англии, и прожил бы все эти годы мирно и счастливо, вместо того чтобы вое­вать в Нормандии против отца.

Другая почтенная дама нетерпеливо ждала, пока ее сестра закончит свою речь.

– Верно, – пискнула она, – то, что они го­ворят? Что молодого короля отравили?

Идэйн покачала головой. Она все еще не мог­ла об этом говорить. Мысль о собственном учас­тии в этой истории, о том, что она предсказала смерть принца, сковывала ее, что-то поднималось к горлу и начинало душить. Увидев выражение ее лица, тетки барона обменялись многозначитель­ными взглядами.

– А куда ты направляешься теперь? – по­желала знать одна из них. – Следуешь за нашим благословенным королем Генрихом? Говорят, что то, что во Франции его не любят, помешает ему поехать на похороны сына. Вместо этого он пойдет сражаться с шотландским королем. На мгновение Идэйн закрыла глаза. Как и все, обе дамы воображали, что она одна из фавориток короля. Сделав над собой усилие, Идэйн ответила:

– Я возвращаюсь в монастырь Сен-Сюльпис. Туда, где я прежде была воспитательницей в классах для девочек.

Все три женщины уставились на бархатное платье, в которое она была одета, и на ее оторо­ченный мехом плащ и не проронили ни слова. Но когда Идэйн выходила из комнаты, она услышала, как одна из них сказала:

– Красивая девушка, но ясно, что она ему не угодила. Я отдала бы целое пенни, чтобы узнать, почему король отослал ее от себя.

21

В меньшей и более тихой общей комнате мальчишка-поваренок обслуживал посетителей, обнося их тарелками с копченой сельдью, хлебом и сыром и подавая королевским рыцарям эль. Белоголового оруженосца, как и Асгарда, видно не было.

Идэйн хотела было присоединиться к Жиска­ру и Дени и поужинать в их обществе, но они бы­ли заняты разговором и не смотрели на нее, поэ­тому она прошла дальше. Отворив тяжелую дверь, Идэйн вышла в ночь.

Ветер стал холоднее, но в нем все еще ощущался запах влажной земли, травы и весны. Идэйн оста­новилась под дубами, росшими возле гостиницы, и смотрела, как пурпурные краски заката быстро тускнеют на горизонте и появляются над головой первые звезды. Прежде чем услышать, она почув­ствовала чье-то приближение.

– Не кричи! – сказал знакомый голос.

– Магнус! – выдохнула она. – Это ты!

Его голос, вернее, свистящий шепот, был со­всем близко от нее – в темноте она не могла его разглядеть. Его рука стремительно обвилась во­круг нее, другой рукой он отбросил с ее лица ка­пюшон.

– Я ждал хоть какой-нибудь искры света, чтобы увидеть твои волосы. – Его пальцы зары­лись в них, перебирая нежные золотые пряди. – Иисусе! Девушка, я искал тебя, как безумный, с того момента, как армия повернула на восток. Я надеялся, что тамплиер будет искать гостиницу. Два дня! Не могу поверить, что нашел тебя!

– Ты всегда меня находишь.

Идэйн скользнула под его влажный плащ, ее руки блуждали по его телу, натыкаясь на кольчу­гу. Она чувствовала запах мужского пота и лоша­дей.

На этот раз, напомнила себе Идэйн, ей не пришлось прибегать к зову, чтобы он пришел: в этом не было необходимости. Новость о его по­молвке положила всему конец. И все же Идэйн еще не решила, что сказать ему о причине своего возвращения в Сен-Сюльпис.

А он даже и не думал об этом. Он был Маг­нусом, возвышавшимся над ней, как башня – сильным, неукротимым, полным страсти и желаю­щим только того, что она могла ему дать. Он дер­жал ее лицо в своих холодных, слегка дрожащих ладонях и осыпал поцелуями ее нос, веки, губы, пока она не начала от них задыхаться.

– Бог мне судья, как ты прекрасна! – шеп­тал он. – Ах, Идэйн, ты мое сердце, моя душа, моя любовь. Как я мог отпустить тебя, не попро­щавшись? Как я мог не заняться с тобой любо­вью, чтобы запомнить на всю жизнь? Я бы умер тысячью смертей. И как ты могла покинуть Чес­тер, – сказал он, повышая голос, – оставив мне всего лишь слово, которое мне и передала эта толстая женщина, жена коменданта? Хотела, что­бы я знал, что тебя возвращают в монастырь? И ничего больше?