Свинья резко вырвалась и снова ухитрилась удрать. Рыжеволосый рыцарь с ревом ринулся за ней, и в этот момент гигантская волна обрушилась на корабль.

Идэйн судорожно втянула воздух, когда серо-зеленая стена воды поставила судно почти верти­кально, позволив затем снова принять прежнее положение. Теперь все на корабле, что не было привязано, пришло в движение. В воздухе замелькали мотки веревок, канаты, ведра, а девушка ух­ватилась обеими руками за перегородку и вцепи­лась в нее изо всей силы.

Рыжеволосый рыцарь держался за одну из скамей для гребцов, чтобы его не смыло за борт. Свинья стрелой метнулась между ногами моряков и уткнулась в мешки с зерном.

Идэйн приподняла юбки. Свинья проскольз­нула под ними и забилась в щель между мешками. В это время на судно обрушилась другая волна.

С минуту девушка не могла вздохнуть. Когда вода схлынула, на дне корабля воды оказалось столько, что ноги Идэйн утопали в ней по щико­лотку. Огромного роста кормщик прокричал что-то, и в следующую секунду судно сделало пово­рот.

Идэйн почувствовала, как чья-то рука схвати­ла ее за запястье. Моряк с желтыми косами, про­питанными дегтем, сунул ей в руки кожаное ведро и показал, как вычерпывать воду.

Идэйн кивнула, давая понять, что поняла, по­том оглядела корабль, примериваясь, как бы лов­чее выплеснуть воду, что потом и сделала. Море между Ирландией и Британией устремляло свои воды в узкие шхеры Шотландии, как в шлюзы. Можно было разглядеть, как под водной поверх­ностью змеились течения.

Корабль лег на новый курс. Они старались теперь держаться поближе к берегу, усеянному скалами. Идэйн на мгновение перестала вычерпы­вать воду и застыла, опустив руку в ледяное море. Она ощутила силу стремительного течения, но Предвидение говорило ей, что опасаться нечего, потому что деревянные борта корабля достаточно прочны. Грузовое судно не могло так просто зато­нуть даже в такую штормовую погоду. Кроме то­го, теперь они находились в более спокойных во­дах.

Но было еще что-то, беспокоившее Идэйн.

На корме кормщик всей тяжестью своего ог­ромного тела нажимал на рулевое весло. Требова­лась вся сила этого гиганта, чтобы удержать судно и не дать ему сбиться с курса. Кормщик был ве­ликаном и, судя по льняным волосам и бороде, норвежцем.

Теперь свет казался Идэйн ярко-зеленым и каким-то неестественным и жутким.

Идэйн посмотрела вниз, и вдруг палуба, где стоял кормщик, стала прозрачной, словно стекло, и в воде под корпусом судна оказалось полно пес­чаных банок.

Идэйн облизала губы. Это было точно так же, как ей только что привиделось обнаженное тело рыжеволосого рыцаря. Но теперь она видела сквозь деревянную обшивку корабля, словно она стала прозрачной. От страшного предчувствия по коже Идэйн побежали мурашки.

Теперь она не видела деревянную палубу под ногами кормщика-норвежца, а узрела под килем корабля нечто серо-зеленое, которое явно было подводным рифом. В серой воде мелькнула стайка серебристой сельди, а потом перед взором Идэйн возникло песчаное, поросшее морской травой дно недалеко от берега.

Корабль скользил вперед, подхваченный тече­нием; команда сейчас не гребла, а отдыхала, сидя на веслах. Сквозь облака пробился косой луч со­лнца и осветил море. На высоких утесах гнезди­лись птицы – от их пронзительных криков дро­жал воздух.

Молодой рыцарь сидел на краю скамьи для гребцов и мрачно созерцал мешки, среди которых исчезла свинья. Он медленно поднял на Идэйн свои золотистые глаза. И она ощутила этот вне­запный взгляд, как удар. Может быть, сейчас он впервые задумался, почему вернулся за ней? И не нашел ответа?

Идэйн видела, как лицо его омрачилось еще больше. Видела его изумление. Да, так что же за­ставило его вернуться?

Она видела, как он открыл было рот, чтобы заговорить, но в этот момент темные облака раз­двинулись, и луч солнца осветил воду между скал. Пальцы и затылок Идэйн похолодели от ужаса, потому что она увидела сквозь доски палубы как через стекло, то, что было скрытым в глубине моря.

И тут она поняла причину своего ужаса.

Идэйн вскочила. Рыцарь смотрел на нее – ее внезапное движение было для него полной не­ожиданностью. Он был слишком изумлен, чтобы остановить ее, и только повернул голову, в то вре­мя как она метнулась туда, где стоял кормщик.

Светловолосый гигант-норвежец нажимал на рулевое весло. Он не ожидал, что Идэйн появится так внезапно и всей своей тяжестью навалится на рулевое весло, выбив его у него из рук.

Огромное рулевое весло болталось теперь из стороны в сторону и чуть было не отшвырнуло Идэйн за борт. Она вцепилась в него обеими ру­ками, чувствуя, что ноги ее оторвались от палубы. И не удержалась от крика.

Моряки вокруг тоже закричали. Огромный кормщик перегнулся через борт и схватил весло, прежде чем оно выскочило из уключины. Он по­тянул его к себе, а вместе с ним и Идэйн как раз в тот момент, когда прибежал рыжеволосый ры­царь.

Судно в этот момент налетело на песчаную отмель, и все трое от сильного толчка упали на ко­лени. Моряки попадали со своих скамей. Живот­ные пронзительно завизжали, когда корабль дер­нулся и засел килем в песке. Графское судно прочно сидело на мели. Наступило краткое мгно­вение тишины, нарушаемой только хлопаньем ко­жаного паруса. Судно, засевшее на песчаной косе, покачивалось под ветром, но с места не двигалось.

Кормщик потянулся к Идэйн и, выкрикивая норвежские проклятия, схватил ее. Он хотел под­нять ее и бросить за борт, но рыжеволосый ры­царь в тот же миг вырвал девушку из его рук и поставил ее на ноги.

– Клянусь Тором[1], ты видел, что она сдела­ла? – Кормщик снова бросился к Идэйн. – Эта девка посадила нас на мель! Она сумасшедшая, у нее мозги набекрень! Она сделала это нарочно!

Рыцарь крепко держал Идэйн.

Норвежец опять рванулся к девушке.

– Выбрось ее за борт! – скрежеща зубами, прорычал он.

3

Огромная, больше похожая на гору скала, на которой возвышался Эдинбург­ский замок, была вся изрезана дорогами и походи­ла на головку шотландского сыра, искромсанную ножом.

С незапамятных времен, когда водились еще великаны и чудовища, и вплоть до совсем недав­него времени саксов, здесь был каменный форт, служивший во время войны также убежищем для жителей города, располагавшегося внизу. И пото­му в двадцатый год правления короля Генриха Второго эта гранитная гора была изрезана дорога­ми и тропами, а вдоль дорог располагались хижи­ны и селения, прилавки купцов и лавчонки мелких торговцев, постоялые дворы и таверны, а для всех тех, кто не мог устроиться получше по причине пустого кошелька, ставили грубо изготовленные шатры, которые всегда бывали битком набиты по­стояльцами, и несколько медяков, которые требо­валось заплатить за ночлег, едва позволяли втис­нуться в эти «хоромы» и переночевать под кры­шей.

Нынешний король шотландцев Уильям Лев, брат покойного короля Малкольма Отважного, частенько квартировал в форте на вершине скалы, а посему с рассвета и до полуночи вверх-вниз, вниз-вверх тянулась непрерывная вереница путни­ков, пеших и конных. Высокий мужчина в белом плаще рыцаря ордена тамплиеров[2], направлявший­ся в замок, ехал на гнедом жеребце и вел в поводу великолепную вороную лошадку наполовину араб­ских кровей.

Через некоторое время нескончаемый поток путников вынудил тамплиера потесниться к обо­чине. Впрочем, и там тоже была давка. По обочи­не ехали в форт солдаты-норманны под командой рыцаря в чине капитана, за ними следовала группа монахов, а позади них шла молодая девушка в лохмотьях, с веревкой на шее. И ее хозяин тянул девушку за эту веревку. По обе стороны дороги спиной к придорожной канаве на корточках воссе­дали горцы.

Такое возможно только в Шотландии, сказал себе Асгард де ля Герш под впечатлением этой сцены. Эдинбургский замок, по-видимому, отли­чался особым убожеством и грязью, а также тол­пами горцев, глазевших по сторонам. Когда гне­дой жеребец Асгарда ступал опасно близко к сидевшим у дороги горцам, рискуя наступить на них, те даже не шевелились, только поднимали глаза на тамплиера, и на лицах у них ничего не отражалось.

Конечно, трудно было разглядеть выражение их заросших лиц, подумал де ля Герш. Судя по всему, шотландские горцы никогда не брились. Их бесформенные шапки едва прикрывали нечеса­ные космы, падавшие на еще более густые заросли на лицах. Хотя здесь, на горе, земля была покры­та снегом, они в большинстве своем были босы, отчего подошвы их покрытых густой грязью ног стали твердыми, как рог. Все до единого они по ирландско-шотландской моде носили ярко-желтые рубахи, доходившие до колен, а поверх этих рубах плащи из меха или оленьих шкур. По сравнению с ними, думал Асгард, даже самые дикие язычники, с которыми ему приходилось сражаться в Святой Земле, выглядели вполне цивилизованными.

Но при более внимательном взгляде можно было заметить, что шотландцы украшали себя удивительными драгоценностями. Старинные зо­лотые ожерелья в форме обруча украшали немы­тые шеи, серебряные и золотые браслеты со встав­ками из янтаря и других драгоценных камней красовались на волосатых руках и даже щиколотках. Руки, покрытые боевыми шрамами, были унизаны золотыми и серебряными перстнями, сверкавшими яркой эмалью.

Асгарду говорили в Лондоне, что по одежде невозможно отличить шотландского вождя от его соплеменников. Но там и тут можно было видеть высокие головные уборы, украшенные вызолочен­ными оленьими рогами или несколькими орлины­ми перьями с застежкой из драгоценных камней, и это было отличительным знаком вождя.

Шотландцы бестрепетно выдерживали холодный и властный взгляд тамплиера. Они разгляды­вали Асгарда, рыцаря-крестоносца, ехавшего в блестящем стальном шлеме, с мечом и щитом, притороченными к седлу, в белом плаще с боль­шими красными крестами на груди и спине, какие носили Бедные Рыцари Святого Храма Соломонова. Судя по тону шотландцев, они говорили о нем, Асгарде де ля Герше.