- Да нет же! Всё было не так! - горло сжимает спазм. И чёртовы слёзы щипают глаза. - Всё было так сложно между нами. Эти обиды, недоверие. Но я ни за что бы его не бросила, если бы знала...

Я не позволила себе заплакать в больнице. Запретила рыдать, когда забрала Алекса домой. Но сейчас эти проклятые слёзы катятся сами.

- Я и представить не могла... - вытираю я глаза рукой.

- Знаю, знаю, - прижимает она меня к себе. И в аромате её духов, в нашем едином тяжёлом вздохе и теплоте ладони, гладящей меня по спине, чувствую то, чего в те трудные дни так не хватало Алексу - поддержку, дружеское плечо.

Ведь она сделала то же, что и я: не разрешила себе проявлять жалость. А она нашла его раньше. И слово «спасла» вдруг обретает для меня всю глубину той пропасти, в которую сползал Алекс. И только её хрупкая рука держала его на поверхности. Не давая захлебнуться болью, горечью поражения и жалостью к себе.

- Прости, я наверно, была не справедлива.

- Прости и ты, - мягко отстраняется она. - Я была такой сукой.

- Я бы убила за него, - улыбаюсь я.

- Не сомневаюсь, - вытирает она влажные глаза и тоже улыбается. - И он убьёт за тебя и не поморщится. Но если ты думаешь, что мне это нравится, то сильно ошибаешься.

- А если ты думаешь, что я просто так отступлю, то попробуй встать у меня на пути.

- Боевой поросёнок, - смеётся Полина.

Она берёт меня под локоть, но словно сомневается: в сгущающихся сумерках идти снова вглубь парка или уже на выход. Не сговариваясь, обе смотрим на часы.

- Поехали со мной, а? - предлагает она неожиданно - Мне нужно завезти Макса родителям, вот заодно и заедем.

- Я не поеду без Михаила.

- Так давай все вместе. А свою машину я заберу потом.

- Миша!

- Макс! - кричим мы почти одновременно.

И пока Михаил засовывает в багажник велосипед. И переносит детское кресло из их машины в нашу, успеваю отправить Алексу несколько сообщений. Большое пульсирующее сердце как раз прилетает от него в ответ, когда машина трогается.

- Как ты оказалась в этом парке в тот день? - спрашиваю я, пряча телефон.

- Алекс мне не поверил, да? - улыбается Полина. И первый раз её ямочки кажутся мне так похожи на морщинки на щеках Алекса, когда улыбается он.

- Абсолютно, - всё же злорадствую я.

- Никогда не умела врать. Клянусь, - прикладывает она к груди руку. - Ни единым словом ему не солгала.

- Вы же подружки с Анастасией Яновской? - не хочу особо распространяться при водителе, но Полина прекрасно понимает, о чём я. А Михаил, давно привыкший ни на что не реагировать и не прислушиваться, добавляет громкость радио.

- Я думала, что он пороется в сети и догадается раньше. Вспомнит, где меня видел.

- Ну и где же?

- Уж точно не у себя на коленях, - сообщает она шёпотом тихо-тихо. - Я в этих её забавах не участвовала. Хотя и знала про них.

- А девушка действительно была другая или та же самая?

Она с чувством пожимает плечами.

- Да кто ж его знает. Иногда другая, иногда нет. Это, знаешь, как русская рулетка. Тем и интересно. Настя с парнями знакомилась всегда в спортивном зале. Повиснет на каком-нибудь тренажёре или велотренажёр оседлает и высматривает. В тот день я тоже с ней была. Но я тогда жирнее была килограммов на восемь. Набрала после разрыва с первым мужем. Комплексовала страшно. В общем, подальше там от них жиры сбрасывала. Поздоровались мельком. Глаза долу, и сбежала. Даже толком Алекса и не рассмотрела.

- Что же изменилось сейчас? - поднимаю Максу с пола машинку, с которой он, похоже, не расстаётся.

- Многое, Вик.

- Ты похудела, - улыбаюсь я.

- Да, да, да, - смеётся она. - А ещё Алекс раньше был коротко стрижен, вот, примерно, как сейчас. А когда в прессе началась вся эта шумиха из-за «Айсбергов», волосы у него были намного длиннее. И если отец сейчас будет дома, ты поймёшь, почему в этот раз я так заинтересовалась Алексом Бергом.

- Дедушка Саша будет дома? - подключается любопытный Макс.

- Да, мой золотой. Наверно, будет дома. Дедушка. Тоже Саша.

- Никто Алекса так не зовёт.

- Я заметила. И Настя тогда рассказала. Но я вспомнила об этом позже. Он так болезненно реагирует из-за отца?

- Нет, из-за мамы. Он думает, что отец и не подозревает о его существовании.

- Думаю, так и есть. Для него это тоже будет такой удар, - тяжело вздыхает она. - Но будем решать вопросы по мере поступления.

- А ты уверена, что он его отец?

- Вик, я сделала ДНК-тест, когда Алекс был в больнице. Говорю же: там однозначно.

- Чёрт, - теперь у меня сдавило грудь. - Алекс будет в шоке. Даже не знаю, как ему и сказать. А чем занимается твой отец?

- Он директор Департамента градостроительной деятельности и архитектуры. А в тот год, когда он встретил маму Алекса, был руководителем Мостоотряда.

- Строили мост в том городке, где вырос Алекс?

- Да, так и есть. А что касается встречи с Алексом. В общем, я прочитала всё, что смогла на него найти. И мы стали гулять с Максом в этом парке. Я всё думала, наберусь смелости и подойду, Алекс первое время часто туда приезжал, в "Айсберг". Правда, потом у меня появилась ещё одна причина бывать там, но об этом потом. А в тот день я слышала его разговор по телефону, когда он договаривался о встрече в подворотне. Видела, как он пришёл. Но что именно произойдёт я и представить себе не могла. Иначе ни за что не потащила бы туда Макса.

- Я рад, что Алекс поправился, - снова вставляет своё веское слово Макс.

- А уж я-то как рада, - треплю его по русой голове.

И у меня ещё столько вопросов, только мы приехали.

- Привет, дед! - выпрыгивает Макс из машины первый, едва его отстёгивают из кресла.

- Ну, здравствуй, Максим, - протягивает ему руку дед.

Теперь я точно знаю, как будет выглядеть мой Алекс в преклонном возрасте. И эта прядь, что падает статному широкоплечему мужчине на глаза, и одно точное движение, которым он её убирает. Я словно переношусь во времени лет на двадцать пять вперёд, глядя на него.

- Виктория, - так же строго и по-деловому, как Макс, протягиваю я руку.

- Александр, - представляется этот мужчина, так невыносимо похожий на моего мужа. Горячо, энергично пожимает мне руку. - И можно без отчества.

37. Алекс



- Ты же знал, да, что она твоя сестра? - она уклоняется от поцелуя, сидя у меня на коленях.

- Догадывался, - выдыхаю я в её доверчиво обнажённую шею. Скольжу по ней губами вниз, до ямочки у плеча. А руками вверх по её бархатной коже, до груди. Заставляю её привычно вздрогнуть и прижаться сильнее к горячей плоти, что не хочет сейчас никаких вопросов. Хочет сладенького. Хочет её узкой глубины. И влажности. И усталого блаженства.

- И промолчал? - негодует Вика и снова отклоняется от моих изнемогающих без её поцелуя губ.

- Девочка моя, если я буду рассказывать тебе всё, что у меня на уме, тебе будет со мной неинтересно.

- Я же чуть все волосы ей не выдрала, - убирает она руки с моей шеи, наказывая меня.

- Об этом я тоже догадывался, - улыбаюсь.

Михаил для того и был к ней приставлен, чтобы не упустить ни слова. Но о том, что разговор выйдет у них таким эмоциональным, а проще говоря, что они сцепятся, как две дикие кошки, честно, не ожидал. Им же вроде нечего уже делить. К тому же, одна с ребёнком, вторая - беременная. Могли бы поговорить спокойно, как леди. Но как две истинные женщины они оказались непредсказуемы.

Жду, что же моя необузданная придумает дальше. Явно она не отдастся сегодня без боя. А значит ночь будет жаркой. А значит в копилку наших безумных бессонниц упадёт ещё одна золотая монета. Обожаю, когда она злится.

- Я ни секунды не сомневался в твоей победе, иначе ни за что бы тебя не отпустил.

- Сволочь, - скручивает она мои соски.

А-а-а! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Хватаюсь я руками за кровать. Ах, вот как? Хочешь жёстко? Ну иди сюда, коварная!

Разворачиваю её спиной и припечатываю к простыне между лопаток. Ну, как припечатываю: прижимаю нежно, как нашкодившего котёнка. И она шипит и вырывается, подставляя мне свою упругую попку. Подхватываю её снизу. Скольжу рукой по кругленькому животу. «Держись, малыш! Обещаю, твоей маме понравится!» И не жду, когда она попросит. Она и так уже выгибается под моими пальцами так, что я едва дышу от нетерпения.

- А так?

Моему локомотиву не нужно разрешение для входа в этот тоннель. И хоть это и тупик, но это самый сладкий тупик на свете.

- Сволочная сволочь, - стонет моя жена и подаётся сама. - Ненавижу твою скрытность.

- Да, моя девочка! - Неужели я ещё могу говорить? «Ненавижу» у неё всегда выходит круче, чем «люблю». И она отдаётся всей своей ненавистью с такой страстью, что я уже не слышу, что там она ещё ненавидит, я уже закатываю глаза и чувствую только одно: как ходит в ней мой кожаный поршень, а она выжимает последние судороги, сжимая его волшебными спазмами.

- Боже, беременность - это такое счастье, - прижимаюсь к её влажной спине. - Хочу, чтобы ты вечно ходила беременная.

- Дурак, - смеётся она. - Подожди, когда это будет полноценных девять месяцев. Посмотрю, что ты тогда запоёшь.

- Я буду звать тебя дирижабликом. И приносить в зубах вкусности. Потому что ходить тебе будет трудно. И ты всё время будешь хотеть есть.

- Кто тебе наговорил таких глупостей? - смеётся она, уткнувшись лицом в постель. - Скажи лучше, как ты хочешь отметить свой день рождения.

- О, боже! - она не видит, но я морщусь так, словно укусил лимон. - Не напоминай. Ненавижу свой день рождения. Но раз уж ты спросила, - веду губами по выпирающим позвонкам. - Давай проведём его в постели, пока ты не превратилась в дирижаблик.