Она достаёт из сумочки телефон и кладёт поверх него на тумбочку визитку.

- Полина, - я хочу сказать ей так много, но у меня просто нет сил. - Спасибо!

- Не за что, Алекс Берг, - целует она меня в лоб, когда я снова откидываюсь на подушку. - Береги силы. Я ещё зайду.

Слышу, как за ней закрывается дверь. Сквозь приоткрытые веки вижу, как пришедшая следом медсестра возится с капельницей. Ещё чувствую, как по вене начинается струиться холодный раствор и тонкое одеяло укрывает меня до самого подбородка, а потом знакомое забытьё утягивает меня туда, где есть она... моя Вика.


2. Виктория



Поезд прибывает строго по расписанию.

Утро. Шумное, апрельское, неожиданно холодное. Зябко кутаюсь в курточку, громыхая чемоданом по привокзальной площади, как мешком с костями.

Ну, здравствуй, большой город!

Город чужой. Негостеприимный. Злой. Равнодушный. Не прощающий ошибок. Не любящий слабых. Не верящий слезам.

Город, которому я не нужна.

Город, в котором мне некуда даже пойти. Он выплюнул меня, как ставшую невкусной жвачку. Но я приехала не покорять столицу. Вернулась не для того, чтобы кому-то что-то доказывать. Я приехала ради того, кто мне дороже всех на свете.

Алекс. Не знаю, получится ли у нас начать всё сначала, нужна ли я ему ещё - столько времени прошло с того момента, когда он меня ещё искал. Но я попробую. Даже не беременность - та веская причина, что у меня теперь есть, - тому виной. А робкая надежда, что даже если он выкинул меня из своего сердца и постарался забыть, моей любви хватит на двоих.

Если я нужна ему - я буду рядом. Если получится - солнцем, а если нет - то просто тенью. Уж чего-чего, а упрямства мне не занимать.

На автобусной остановке полно народа. Суетятся, толкаются, опаздывают, дёргают детей, переставляют сумки, нервно смотрят на часы.

Отхожу со своим чемоданом в сторонку. Мне некуда торопиться. Мне негде даже остановиться в этом беспокойном городе. Благо, я знаю студенческое общежитие, в котором можно дёшево снять койку в гостинице для заочников. В его направлении и поеду. Мне бы вещи бросить, да чтобы ночью было где голову преклонить - большего и не надо.

Пропускаю первый набитый под завязку «аутобас». И когда на остановке становится свободнее, достаю телефон.

Открытый на букве «А» и зажатый в руке, он нагревается, а я всё не решаюсь позвонить.

Что я ему скажу? Как он ответит?

Волнуюсь так, что не могу вздохнуть. Но к чёрту сомнения! В конце концов, я просто попрошу о встрече. И всё. Делаю глубокий вздох полной грудью. Алекс. Пальцы предательски дрожат, но нажимаю на «вызов».

Стук собственного сердца заглушает длинные и такие долгие гудки.

«Возьми трубку! Ну, пожалуйста, возьми трубку!»

«Извините...» Гнусавый голос оператора рассыпает в прах мои надежды. Но я ещё не сдаюсь. Второй звонок, третий. Гудки идут, но он не отвечает. Сменил номер? Не слышит? Не хочет со мной говорить? Занят?

Мысли мелькают в голове, как в окнах домов - солнце, что взбирается всё выше по небосводу.

Нет. Тишина.

Услышать его голос и вот так просто с первой же попытки - не сильно ли я размечталась?

Что ж, ладно. Пусть. Дам ему время, особенно если он видел мой звонок.

Убираю в карман телефон. А вот и следующий автобус.

- Вика?!

Мужской голос звучит прямо у меня над головой, пока я наклоняюсь к своему чемодану. Да мало ли на этой остановке Вик.

- Беда!

А вот это уже серьёзная заявка на моё внимание. Разгибаюсь, но упираюсь взглядом только в грудь.

- Ну надо же! Беда, - чтобы увидеть, кто так рад меня видеть, приходится задирать голову повыше, потому что он нависает надо мной ещё и с бордюра.

- Кала... - сомневаюсь я. И Каланча - прозвище моего бывшего сокурсника и когда-то давно - лучшего друга - застревает на языке. - Калашников?!

- Вичка! - не дожидаясь разрешения, уже спрыгивает он и стискивает меня в объятиях такой силы, что у меня хрустят кости.

- Слава, прекрати, - задыхаюсь я, пытаясь вздохнуть. - Слава!

- Ви-и-ка! - ослабляет он свою бульдожью хватку, а потом, в порыве чувств обнимает снова. - Как же я рад тебя видеть!

К тому времени как он меня отпускает, я как раз провожаю глазами номер нужного автобуса, написанный на его заднем стекле.

- Второй автобус пропустила из-за тебя, - бью я его легонько в живот.

И автобус, конечно, жалко. Но это маленькая месть за то, что я всё же скучала по нему, когда на последнем курсе он нашёл себе девушку, и наша дружба завершилась. А потом мы закончили универ и совсем потерялись.

- О-о-ох, - кряхтит он, делано сгибаясь пополам и корчась. - А рука у тебя всё такая же тяжёлая, Матрёшка.

- А ты всё такой же балбес, - отмахиваюсь я от этого двухметрового блондина. Да, мы дружили и отлично ладили. Но эта его нарочитая любвеобильность, всегда меня бесила. Правда, хоть он и цеплялся к каждой юбке - меня это не касалось. Меня он опекал как старший брат. И это не обсуждалось.

- Неужели мы так долго обнимались, - оборачивается он, - что пропустили два автобуса? Слушай, а зачем нам вообще общественный транспорт? Куда бы ты ни ехала, я тебя подвезу.

И в этот раз, выпятив грудь, он по-хозяйски обнимает меня за плечи.

- Блин, Слава, ты уберёшь от меня свои руки? - сбрасываю я его накачанную ручищу. - Ни с кем меня не перепутал? И, конечно, никуда я с тобой не поеду.

- Ой, ой, ой, - корчит он свою смазливую рожу и подхватывает чемодан. - Не ссы. Поехали. Вот видишь, - показывает он мне через плечо безымянный палец, как «фак». - Я женат, между прочим.

- Сюда смотри, - догоняю я его и сую под нос свою окольцованную руку. - Я, между прочим, тоже замужем. И вообще, когда я тебя боялась, Калашников?

Я едва поспеваю за его широким спортивным пружинистым шагом.

Ох уж мне эти качки! Хотя Каланча раньше и баскетболом увлекался, и футболом, и бегом. И вообще толком не учился, только по разным соревнованиям ездил. Потому что при любом сборе всегда кричал «Я!» - и делал шаг вперёд.

- И кто же у нас польстился на эти кости? - закидывает он мой чемодан прямо в салон какой-то спортивной машинки такого ядовито-оранжевого цвета, что режет глаза, и такой маленькой для его исполинской фигуры, что я с трудом представляю, как он туда втиснется.

- А кто же у нас не побоялся прибрать к рукам такое похотливое чучело, как ты? Неужели Лана? Или Ляна? Прости, так и не запомнила её дурацкое имя.

И для него, конечно, не новость моё пренебрежение. Но мне правда было одиноко, когда его «настоящая любовь» из ревности стала устраивать истерики. И ради неё он перестал со мной общаться.

- Садись, хитрая рожа, - открывает он дверь, которая задирается передо мной вверх расправленным крылом. - Никогда нормально не ответит. Вечно всё вопросом на вопрос.

Показываю ему язык и прячусь в салоне.

- Куда едем? - качает он головой, устраиваясь за рулём. - На твою Алеутскую?

- Нет, в нашу общагу.

Его удивлённо взметнувшиеся вверх брови говорят красноречивее слов.

- Твой муж - студент? Малолетку, что ли, захомутала? - косится он, пока я отрицательно качаю головой. - Заочно учится?

И здесь у меня такой соблазн кивнуть, но я этого не делаю. Каланчу всё равно не обманешь, он всегда словно видел меня насквозь.

- Так, - недовольно поджимает он губы. И я хватаюсь за ручку, чтобы не влететь головой в боковое стекло - такой он закладывает вираж. - Ну рассказывай, Матрёшка, во что ты вляпалась.

- Господи, Слава, - запоздало тяну я за ремень безопасности. - Я уже и забыла, как же опасно ты водишь. И вообще давай поаккуратнее, я девушка беременная.

Пристёгиваюсь я вовремя. В этот раз он тормозит так, что, если бы не ремень, приборная панель оставила бы приличную шишку на моём лбу.

- Калашников, чёрт побери! Высади меня, я лучше на автобусе доеду.

- Спокойно мать, - подмигивает он. - Вернее, будущая мать. Доставлю в лучшем виде, - и, расправив плечи, словно он приготовился к приятному времяпровождению, добавляет: - Давай рассказывай! И пока всё не расскажешь, так и будем кататься по городу, имей в виду.

Ну вот и как с ним спорить, с этим обормотом?

Выкладываю всё, как на исповеди.

- И ты продала квартиру, чтобы заплатить за операцию? - хмурится он.

- И отдала ему долг, который считала своим, - киваю.

- Как это похоже на тебя, Вик, - он вздыхает сокрушённо, с глубоким знанием моего характера. Искренне. - Вспылить. Наделать глупостей. Пожертвовать всем, чтобы позаботиться о тех, кто тебе дорог. И цена не имеет значения. Значит, ты теперь замужем за Бергом?

- А может, уже и нет. Может, документы о разводе дожидаются меня в почтовом ящике, я просто ещё не знаю об этом.

Вытаскиваю из кармана телефон. Нет, он не сел, просто молчалив, как и прежде.

- Не отвечает?

- Гудки проходят, - чутко прислушиваюсь, словно могу услышать, что происходит там на другом конце. - Но трубку он не берёт.

- Звони в офис, на работу, домой. Где он там ещё у тебя может быть? Я за всей этой вознёй с «Айсбергами» не следил, но в новостях порой натыкался. Видел только воочию, как ближайший к моему дому клуб горел.

- Бесполезно, - откидываюсь я на спинку сиденья, когда ни один номер «Гладиатора», указанный на сайте, так и не отозвался.

- Поехали, значит, лично его навестим, - разворачивает он машину быстрее, чем я успеваю возразить.

- Нет! Нет! Слава, нет! - только его жёсткая рука, преградившая путь, не позволяет мне вцепиться за руль, и тогда я впечатываю пальцы в его железное предплечье. - Я никуда с тобой не поеду! Ты не представляешь, какой он ревнивый!