Он поклонился, сохраняя королевскую осанку.

— Всегда к вашим услугам, мои дорогие леди, — ответил он. — Возможно, мы сможем присоединиться к вам в Америке. Возможно, мы даже сумеем возродить идею постановки бессмертного господина Шекспира. — Очевидно, мистер Трифон забыл о слоне.

Запах жаркого начал наполнять комнату. Прошло всего пять дней, с тех пор как оно «попало» в котел, и, конечно, все могло быть хуже, но тем не менее запах был весьма ощутимым.

— Но что, если он шарлатан? — язвительно спросила миссис Фортуна (хотя, конечно, она не могла не заметить, на какой дорогой бумаге было написано письмо).

— Шарлатан?! — возмутился мистер Трифон. — Мистер Силас П. Свифт не может быть шарлатаном. Он один из самых известных антрепренеров Америки. Неужели вы этого не знаете? Он знаком с Эдмундом Кином. Разве вам это не ведомо?

Если бы не запах жаркого, Корделия, которая все еще держала письмо в руках, подумала бы, что потеряла рассудок.

По дороге на Пикок-стрит они с Рилли только недоуменно переглядывались, не в силах говорить. Столь неожиданный поворот событий сбил их с толку. Корделия постоянно опускала руку в карман, чтобы убедиться, что письмо Силаса П. Свифта на месте. Они все время спотыкались на неровном покрытии моста, когда переходили через реку. А затем, уже дойдя до стоянки экипажей на Элефант и Касл, начали смеяться. Женщины смеялись так сильно, что слезы текли из глаз. Им просто повезло не встретиться с констеблем, который наверняка арестовал бы их, приняв за подвыпивших уличных женщин.


В тот вечер они собрались все вместе, и миссис Спунс по ошибке перевернула свой ночной горшок. Они снова и снова перечитывали письмо и грезили об Америке. Америка вместо работного дома на Винегар-Ярде. Регина внезапно вспомнила о своем жившем в Нью-Йорке младшем брате, говоря о нем неизменно: «мальчик Алфи». Гвенлиам, на бледных щеках которой проступил румянец, только и делала, что повторяла: «Америка? Новая страна?» Рилли сидела рядом с миссис Спунс, спрашивая ее, хотела бы она отправиться через океан на корабле. Старая леди улыбалась, как всегда, но, если бы она понимала хоть что-нибудь, разве отказалась бы от Америки? Ее тоже страшила бы перспектива оказаться в работном доме. Они без устали повторяли: «Двадцать фунтов в неделю!», у них не было и мысли о том, чтобы отказаться от предложения. Они точно знали, что поедут в новую страну, поедут все вместе, всем домом: разве не потому они выдержали все страшные испытания, что рассчитывали друг на друга? Они теперь были готовы или умереть, или доплыть вместе. Они должны восстановить свой высокий статус. Веру в их профессионализм им внушил месье Роланд, но выступления в цирке его не обрадуют, однако, с другой стороны, как еще они могли подтвердить свою репутацию?

На минуту в комнате установилась тишина, ибо никто из них не знал, как сообщить эту весть месье Роланду. Именно месье Роланд, который никогда не повышал голоса, всегда кричал о том, что гипноз — это особая философия, это практика, которая помогает исцелять людей, и применять ее для развлечения — значит нарушать правила. Но они поедут в Америку. Ценой утраты дружбы с человеком, который больше всех на свете помог им.

— Мы должны рассказать ему о наших планах, — наконец вымолвила Рилли.

Оставив Регину, которая вещала о победе добра над злом (миссис Спунс, как всегда, слушала ее с восторгом и улыбалась), Корделия, Рилли и Гвенлиам надели свои шляпки, накидки и перчатки и медленно пошли в сторону Кливер-стрит. Их возбуждение быстро сменилось тягостным чувством при мысли о предстоящем разговоре. Корделия держала в руках письмо, а Рилли — утюжок, поскольку они не забывали о том, что их путь лежит через печально известные Элефант и Касл.

Женщины очень удивились (Корделия вдруг ощутила, как ее лицо вспыхнуло, а сердце начало часто биться), когда увидели, что их приход прервал беседу месье Роланда с инспектором Риверсом. Джентльмены сразу же оценили ситуацию: они заметили волнение и тревогу на лицах женщин, так же как и их нервное возбуждение. Корделия, не в силах вымолвить ни слова, молча протянула письмо месье Роланду. Он взял свечу, поднес письмо к глазам и погрузился в чтение. Все следили за выражением его лица, но оно оставалось бесстрастным. Дочитав до конца, он молча вручил письмо инспектору Риверсу, а сам отошел к окну и остался там, глядя в темноту. Они видели его благородную прямую спину, его тень на стене у окна. Корделия в который раз восхитилась этим человеком, который столько сделал для нее. Она поняла, как сильно любит его, как много он для нее значит. «Он не сможет принять такое предложение, — сказала себе Корделия, — ему чужда идея развлекать людей в цирке с помощью гипноза, и я не могу даже представить себе, что мы поссоримся с ним из-за этого, но мы должны уехать». Рилли, глядя на него, лишь подумала: «Я так люблю месье Роланда, и я ужасно буду скучать по нему». По ее щеке вдруг скатилась слеза. Она смущенно смахнула ее.

Инспектор Риверс прочел письмо, и в комнате по-прежнему было тихо, настолько важным был переживаемый момент. Он сложил письмо и стал ждать, что скажет месье Роланд. Инспектор Риверс помнил, как часто он полагался на мнение этого человека, когда был занят расследованием дела Корделии и Рилли. Сейчас они ждали от него благословения, а не разрешения. Что бы ни сказал этот уважаемый старик, их решение останется неизменным.

Наконец месье Роланд повернулся к собравшимся. Они увидели его мудрые старые глаза, а он увидел, с каким волнением смотрели на него родные ему люди.

— Конечно, у вас нет выбора.

Он услышал, как они вздохнули с облегчением, не веря в свою удачу. А Рилли не удержалась и запищала от восторга.

— И конечно, вы отправитесь все вместе.

Он не задавался вопросом, возьмут ли они с собой в дорогу стареньких леди, потому что в данной ситуации путешествие по океану грозило меньшими опасностями, чем одинокая жизнь в большом городе.

— Однако…

Он замолчал. Месье Роланд был очень начитанным человеком, гораздо более информированным, чем они. Он знал, что многие люди отправлялись в Америку, лелея в душе грандиозные планы, а возвращались с разбитыми надеждами. Он взглянул на женщин и увидел, каким оживлением горят их глаза.

— Это может оказаться гораздо сложнее, чем вы себе представляете. Америка — более дикая страна, чем Англия.

— Неужели вы думаете, что мы не справимся с трудностями и дикостью после всего, что довелось пережить здесь? — спросила его Корделия, и глаза ее сияли.

— Я знаю, что вы очень сильные, — мрачно ответил месье Роланд. — Но я знаю и то, что, несмотря на ожидающие вас трудности, вы должны уехать. И… — Он замер на мгновение. — В конце концов, у этой затеи может быть счастливый исход. Этот театр развлечений может стать для вас фундаментом, вы получите возможность обосноваться в Америке. Цирки приходят и уходят. Я уверен, что вы добьетесь успеха, хотя и благодаря печальной славе, но со временем вас начнут воспринимать серьезно. Вас обоих, Корделия. Вас и Гвенлиам. Это, возможно, в какой-то степени шанс, счастливая возможность…

— Конечно, это шанс! — воскликнула Корделия.

— Потому что я уверен: в цирке выступают гораздо менее щепетильные любители чудес и трюков, чем вы.

И вдруг Гвенлиам направилась к окну, к старому джентльмену, который подарил ей надежду.

— Вы должны поехать с нами, — сказала она.

— Нет, моя дорогая, — отказался он, но улыбка осветила его лицо. — Здесь моя работа.

— Нет, — твердо возразила она.

Все удивленно взглянули на нее.

— Вы наш учитель. Вы были учителем тети Хестер. — И затем Гвенлиам произнесла в высшей степени странную фразу: — Я шла с тетей Хестер и держала ее за руку.

Может, она говорила о далеких днях, проведенных в Уэльсе, а может, имела в виду тот дар, который унаследовала от Хестер. Старик молчал, а потом коротко кивнул.

— Вы всегда относились к работе со всей серьезностью. И только ваше присутствие способно помочь нам обосноваться в Америке. Я знаю, вы не любите этого слова, но мы ваши ученики и последователи. Именно вы знали самого доктора Месмера. Именно вы можете помочь нам принести наше искусство на новый континент.

— Моя дорогая, я уже стар.

— Нет, — повторила она. — Наша работа слишком серьезная. Гипнотизм станет важной частью искусства управления чужим сознанием. Вы сами об этом говорили. Конечно, нам предстоит работать в цирке, и, возможно, мы приобретем еще более скандальную славу. Я понимаю это. Но мы способны помочь людям и будем исцелять их, если вы отправитесь с нами. Здесь для нас все двери закрыты. Америка новая страна, как говорит мистер Силас П. Свифт, там все по-другому. Вы утверждаете, что у нас есть талант. Но с вами мы сумеем не только развлекать людей, но и лечить их. Наша помощь нужна в больницах. Люди полюбят нас, примут с уважением. Кому какое дело, если мы выступаем для удовольствия публики!

На ее щеках выступил румянец.

— Время не ждет! Это не Англия, а Америка!

Инспектор Риверс, подавшись вперед, с большим интересом слушал пламенную речь. Он был потрясен красноречием этой необыкновенной девочки. Но остальные три человека, месье Роланд, Рилли и Корделия, увидели что-то еще.

Гвенлиам, конечно, обладала гораздо более ярким и выразительным взглядом, чем тетя Хестер. Гвенлиам, конечно, была настоящей леди, в отличие от тети Хестер, рожденной в трущобах. Но в это мгновение они видели лишь Хестер, все ту же Хестер, серьезную и рассудительную; Хестер, которая, прихрамывая, упрямо шла по улицам Лондона, пряча в кармане накидки утюжок, — шла, чтобы научиться своему необычному ремеслу.

Глава тридцать первая

Впервые с того времени, как она узнала об убийстве отца, впервые с того времени, когда она ощутила, что ее жизнь, словно спираль, закручивается все туже, грозя выстрелить новыми неприятностями, Гвенлиам крепко уснула в ту ночь, когда они вернулись на Пикок-стрит. Регина играла в карты, а миссис Спунс, как всегда, разбрасывала их. Девушка легла на большую кровать в задней комнатке, укуталась в одеяло, и легкий румянец проступил на ее бледных щеках. В передней комнате Регина заснула прямо в кресле: она тихо похрапывала.